Heлe Нойхаус - Белоснежка должна умереть
Она замолчала, с отвращением покачала головой. Боденштайн внимательно слушал. Ее версия случившегося совпадала с тем, что рассказал сам Терлинден, — если не считать одной, решающей детали…
— Он аж позеленел от злости, когда я вошла в комнату и закричала на него. Девчонка убежала. Клаудиус стоял передо мной со спущенными штанами, красный как рак… Отпираться было глупо. И тут вдруг входит Ларс. Я никогда не забуду выражение его лица… Ну, сами понимаете, с того дня мое присутствие в этом доме было, мягко выражаясь, нежелательно. У Кристины никогда не хватало духу пойти против мужа. Она даже не поверила мне, когда я ей сразу, по горячим следам, позвонила и рассказала о том, что увидела. Она заявила, что я просто завидую ей и потому все это выдумала… Сегодня мы увиделись с ней в первый раз с того дня. Через четырнадцать лет… И честно вам скажу: долго я здесь не задержусь.
Она тяжело вздохнула.
— Я все время пыталась как-то оправдать сестру, — продолжала она после паузы. — Может быть, чтобы заглушить собственные угрызения совести… В глубине души я ведь всегда боялась, что у них что-нибудь случится, но такого я, конечно, никак не ожидала…
— А теперь?
Хайди Брюкнер поняла, что имеет в виду Боденштайн.
— Сегодня утром я окончательно убедилась, что родство еще не дает права покрывать чужие грехи. Моя сестра во всем полагается на эту Даниэлу, как и раньше. Так что мне здесь делать нечего…
— Я смотрю, вы не очень-то жалуете фрау Лаутербах? — спросил Боденштайн.
— Да. Я и раньше чувствовала, что с ней что-то не так. Эта преувеличенная забота о всех и вся… И то, как она нянчится со своим мужем — как с сыном! — тоже показалось мне странным. Прямо какая-то патология!
Хайди Брюкнер убрала с лица прядь волос, которая назойливо лезла ей в глаза. Боденштайн заметил у нее на пальце обручальное кольцо. На какую-то долю секунды он почувствовал разочарование и удивился этому абсурдному чувству. Он совершенно не знал эту женщину и после окончания следствия, скорее всего, никогда ее больше не увидит.
— С тех пор как я увидела эти горы медикаментов, она мне еще больше не нравится, — продолжала Хайди Брюкнер. — У меня нет медицинского образования, но я подробно изучила болезнь Тиса. Так что меня эта Даниэла Лаутербах не проведет.
— А сегодня утром вы ее видели?
— Да. Она заглядывала на пару минут узнать, как себя чувствует Кристина.
— А когда вы приехали?
— Вчера вечером, примерно в половине десятого. Я сразу же выехала, как только Кристина мне позвонила и рассказала, что произошло. Мне из Шоттена всего час езды.
— То есть фрау доктор Лаутербах не провела здесь всю ночь? — удивился Боденштайн.
— Нет. Она приехала в полвосьмого, выпила с Кристиной кофе и уехала. А что?
Она пытливо посмотрела на Боденштайна своими зелеными глазами, но тот не ответил на ее вопрос.
Множество разрозненных фактов вдруг как-то сами по себе сложились в его голове в некую более или менее законченную картину. Даниэла Лаутербах солгала ему. И, судя по всему, не в первый раз.
— Вот мой номер телефона. — Он дал ей свою визитную карточку. — И спасибо вам за вашу откровенность. Вы мне очень помогли.
— Рада, что смогла быть вам полезной.
Хайди Брюкнер кивнула и протянула ему руку. Ее пожатие было твердым и теплым. Боденштайн помедлил с секунду.
— Ах да, если у меня вдруг появятся еще какие-нибудь вопросы — как мне с вами связаться?
По ее серьезному лицу скользнула едва заметная улыбка. Она достала из портмоне свою визитную карточку и дала ее Боденштайну.
— Долго я здесь не пробуду, — сказала она, — как только мой зять вернется домой, он сразу же вышвырнет меня отсюда.
* * *После завтрака они несколько часов бродили по глубокому снегу, наслаждаясь роскошной панорамой Бернских Альп. Потом погода вдруг внезапно изменилась, как это часто бывает в горах. Ослепительно голубое небо в течение нескольких минут затянулось тучами, повалил густой снег. Рука в руке они вернулись к хижине, сбросили промокшую до нитки одежду и совершенно голыми вскарабкались на антресоли. Тепло из камина, поднимаясь наверх, скапливалось под крышей. Они лежали в кровати, тесно прижавшись друг к другу, а снаружи завывал ветер, тряс ставни на окнах. Тобиас убрал прядь волос с ее лица и закрыл глаза, когда она принялась ласкать языком его тело, дразня и возбуждая. Его бросило в жар, мышцы напряглись, как струны. Он со стоном потянул ее на себя, увидел прямо перед собой ее искаженное страстью лицо. Она двигалась все быстрее, все сильнее раскаляемая вожделением. Капли ее пота падали ему на грудь. Мощная, хмельная волна счастья накрыла его с головой. Ему даже показалось, что стены и пол закачались.
Потом они какое-то время лежали неподвижно, медленно приходя в себя, обессилевшие и счастливые. Тобиас взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы долгим, нежным поцелуем.
— Это было потрясающе… — тихо произнес он.
— Да… И так будет всегда… — ответила она хриплым шепотом. — Только ты и я…
Надя коснулась губами его плеча, улыбнулась и еще теснее прижалась к нему. Натянув одеяло повыше, он блаженно закрыл глаза. Да, пусть так будет всегда. Его мышцы расслабились, он почувствовал, как его клонит в сон. И вдруг он увидел перед собой лицо Амели. Этот образ обрушился на него, как удар. Сонливость мгновенно прошла. Как он мог спокойно валяться здесь, когда она, возможно, где-то отчаянно борется за жизнь?
— Ты чего? — сонно пробормотала Надя.
Лежа в постели с одной женщиной, конечно, не стоило говорить о другой, но ведь Надя тоже беспокоилась за Амели!
— Я вдруг вспомнил про Амели, — честно признался он. — Где она может быть?.. Если она вообще еще жива!
Реакция Нади его потрясла. Она на секунду замерла в его объятиях, потом вдруг резко выпрямилась и с силой оттолкнула его от себя. Ее красивое лицо исказилось от ярости.
— Ты что, совсем охренел?! — крикнула она вне себя. — Сначала ты меня трахаешь, а потом болтаешь о других бабах?.. Тебе что, меня одной недостаточно?
Она с неожиданной для него силой принялась молотить кулаками в его грудь. Тобиас слабо защищался, изумленно глядя на нее.
— Какая же ты скотина!.. — кричала Надя, из глаз которой уже ручьем лились слезы. — Ты всегда думал о других бабах! Сколько раз мне приходилось выслушивать твою хвастливую болтовню о каких-то телках — как ты там с ними говорил или что ты там с ними делал! Тебе никогда не приходило в голову, что мне это может быть обидно? А сейчас ты лежишь со мной в постели и несешь какую-то чушь об этой… об этой маленькой сучке!..
* * *Плотный, влажный туман поредел, а в Таунусе и вовсе рассеялся. Когда за Гласхюттеном они выехали из леса, их встретило яркое солнце. Боденштайну даже пришлось опустить солнцезащитный щиток.
— Лаутербах скоро объявится, — сказал он Пии. — Он ведь политик, и репутация для него — всё. Его жена уже наверняка позвонила ему.
— Хотелось бы надеяться… — Пия не разделяла оптимизма своего шефа. — Клаудиус Терлинден, во всяком случае, пока побудет под наблюдением.
С тех пор как Йорг Рихтер признался, что Лаура была еще жива, когда он со своими друзьями бросал ее в топливный бак, телефоны между К-2, прокуратурой и судом ни на минуту не умолкали. Она молила о пощаде, плакала и кричала, пока они не закрыли люк тяжелой крышкой… Было ясно, что по делу Лауры Вагнер будет назначено повторное расследование, в результате которого Тобиаса Сарториуса неизбежно оправдают. Если он объявится. Пока что о нем не было никаких сведений.
Боденштайн повернул влево и проехал через деревушку Крёфтель в Хефтрих. Перед самым въездом в Хефтрих находилась ферма, которую десять лет назад приобрели родители Штефани Шнеебергер. Большой рекламный щит указывал на магазин биопродуктов собственного производства. Боденштайн остановил машину на идеально чистом дворе. Они вышли из машины и осмотрелись. От трезвой функциональности одного из бывших репатриантских хозяйств, которые росли в шестидесятые годы как грибы, здесь почти ничего не осталось. Что-то было перестроено, что-то построено заново. Под новым крытым крыльцом главного корпуса, в котором находился магазин, покупателей ждали осенние композиции из цветов. Крыши построек были почти исключительно из фотовольтаических панелей. Две кошки нежились на ступеньках лестницы, наслаждаясь редкими солнечными лучами. Магазин был закрыт на обед, в доме тоже никто не ответил на звонок. Боденштайн и Пия вошли в светлый хлев, где в просторных загонах посреди сена стояли или лежали коровы с телятами и с довольным видом пережевывали свою жвачку. Какое отрадное зрелище в сравнении с обычными формами содержания скота, в узких стойлах на решетчатых настилах! На заднем дворе две восьми — или девятилетние девочки чистили лошадь, снисходительно принимавшую их ласковую заботу.
