Светлана Борминская - Дама из Амстердама
— Всегда, — упрямо повторил Иосиф и покраснел.
— Нет, — помотала головой Танечка.
— Но ты же всё время разговаривала с ним через губу!.. — сын Иосиф презрительно фыркнул.
— Почему? — удивилась Танечка. — Он мне давно по сердцу…
— Ты всю жизнь называла его подкаблучником, — тоном разбуженного ежа выпалил сын.
— Что-о?! Он женат? — У Танечки упало сердце.
— Уже нет, его Анни умерла, пока ты путешествовала и теряла сумки с вещами! — отрезал сын.
— Правда? — ещё не обрадовалась Татьяна Андреевна, хотя вздох облегчения выдал её.
— Какие у вас отношения? Я должен знать, — строго спросил Клаус-Иосиф и снял зеркальные очки.
— Пикантные, — опустила голову Танечка, разглядывая персидский ковёр под ногами.
— Ты сошла с ума! — сказал её сын. И хлопнул дверью кухни. — Я больше не буду тебе жарить рыбу — готовь сама! — донеслось оттуда.
«Почему он злится?» — подумала Танечка и сняла с гвоздя фартук.
— Я знал, что встречу тебя, — сказал господин Ольсен, когда оглянулся, уходя.
О-ХО-ХО!..— У меня умерла жена, — сказал он назавтра, заглянув ей под шляпу весёлыми глазами.
— Вы её не любили? — спросила Танечка и осеклась.
— Любил, — засмеялся он и объяснил: — Она долго болела, и для неё это облегчение. А сколько вам лет?
— Я ещё молодая! — подумав, сказала Танечка. — У меня ещё кружится голова! — похвасталась она.
— От любви? — с надеждой спросил он.
— Ну, не совсем, — весело сказала Танечка. — «Но это не важно», — про себя подумала она.
И то!
— На могиле Анни ангелы поют, пойдём — послушаем, — предложил голландец.
— Пойдём, — согласилась Танечка, хотя идти на чужое кладбище, даже с ангелами, ей совсем не улыбалось; но господин Ольсен всё смотрел на неё и смотрел.
И так они познакомились ещё ближе. Сами знаете, сперва — увлекательное турне по кладбищу, потом — прогулка в магистрат.
А что?..
— Я охотник и пастух, а всю жизнь работаю в банке, — пробираясь сквозь памятники говорил Кирстен Татьяне Андреевне.
— А соловьи? — вспомнила про соловьёв Татьяна.
— Это для радости — на соловьях много не заработаешь, — пожал плечами Кирстен.
— А почему — охотник и пастух?..
— Не знаю, мне иной раз хочется поохотиться, — засмеялся господин Ольсен.
— И побыть ковбоем?.. — Танечка уже не удивлялась.
— Да, — кивнул он.
— Я знал, что встречу тебя, — сказал он снова.
— Знал, что встречу!
— Я знал.
«Когда же он меня поцелует? — думала Танечка уже четвёртый день. Ей так хотелось почувствовать твёрдость губ господина Ольсена на своих. — А в уме ли я?» — спросила она себя чуть погодя. А потом сказала себе тихо-тихо:
— Не ругай себя. — И повторила. — Не ругай себя! Это — твоё счастье.
— Я полна новых идей! — смачно заявила Танечка в конце их недельного знакомства, и Кирстен захохотал. — Пойдём?.. — начал он.
— Пойдём! — подхватила она.
В том ресторане, где когда-то праздновали его свадьбу, они просидели целую ночь, заказав стерлядь и красное французское вино.
— Я не фру Грюнгрум, — сказала Танечка Кирстену Ольсену, когда им принесли десерт.
— Я понял — фру Грюнгрум ещё та стервоза! — шумно фыркнул господин Ольсен.
— Я — Танечка, — робко сказала Танечка.
— Я понял… Танечка моя, — господин Ольсен пересел и положил свою голову Татьяне Андреевне на плечо. — Я думал, что отпорхал своё, и тут появилась ты, Танечка…
— Ну что ты. — Она потрогала его нос, и господин Ольсен закрыл глаза. Мужчины никогда не показывают своих слёз, считал господин Ольсен. Хотя, что такого в мужских слезах?
Они вышли из ресторана и оказались в самой гуще оживлённого гейского парада. Наряженные трансвеститы шли праздничными шеренгами…
— Мы с тобой в этой толпе самые нормальные, — ограждая Татьяну Андреевну двумя руками, косился на раскрашенных мускулистых мужчин господин Ольсен.
— А мне они нравятся, — разглядывая людей, призналась Танечка.
— Ты что?! — господин Ольсен ревниво нахмурился.
И через день Танечка переехала к нему. Не насовсем, но всё же.
КРУГИ ПО ВОДЕЮрий Тимофеевич Гущин звонил по номеру, который дала ему Вайолет Грюнгрум, но — день шёл за днём, а откликом ему были лишь мелодичные гудки из Амстердама…
Настоящая Вайолет ждала из посольства указаний и подтверждения своей личности, чтобы уехать из России.
— Послезавтра, — сказали ей в посольстве.
У Юрия Тимофеевича голова шла кругом от ирреальности происходящего.
— Хоть бы с ней ничего не случилось! — твердил он всю последнюю неделю, в душе надеясь, что Татьяну Андреевну отправят в Москву, когда настоящая Виолетта вернётся домой. Отправят с осторожностью и уважением — как безобидную чудачку, а не как старую мошенницу!
43 МАРТАВ квартире зазвонил телефон! Он услышал его ещё на лестнице.
Гущин успел — он схватил трубку! Звонили из Амстердама, с того самого номера, который так и не ответил ему ни разу.
— Танечка!.. Ты жива?
— Да, — подумав, сказала Танечка.
— Когда вернёшься?
— 43 марта, — снова подумав, ответил Танечкиным голосом голос из трубки.
— Что-О-О?.. Где ты теперь, Танечка?
— В Амстердаме, Юрочка.
— Зачем ты поехала туда и не звонишь?.. — крикнул Юрий Тимофеевич.
— Просто так, — еле слышно сказал голос издалека.
……………………………………………………………………………………………………
— Дважды два — сколько будет, Татьяна Андреевна? — всё-таки спросил Юра.
— Отстань, Юрик! — засмеялась из телефона Танечка.
— А в алфавите сколько букв? — не унимался Гущин.
— Я забыла, Юрик.
Юра постоял, слушая звонкие гудки из далёкого города.
— Только не плачь, — сказал он себе и успокоился.
АВАРИИ НЕ ПРОИЗОШЛООни столкнулись внизу.
— На ней мой кардиган! — удивлённо сказала дама, но Танечка уже легко ступала по асфальту и шла к блестящей машине Кирстена.
Рядом с водителем сидел Клаус-Иосиф, он провожал мать в свадебное путешествие.
Белоснежные лайнеры из десятка стран садились и взлетали, пока они прощались.
Он подпрыгнул и поцеловал мать в шляпу.
— Мама, после Москвы ты стала выше? — произнёс он свою коронную фразу.
— Я подросла, — вздохнула Танечка.
— Ма, — сказал он. — Мам, он заглядывает тебе в глаза, ма! Ты заметила, он любит тебя?
— Да, — согласилась Танечка.
— Я всегда мечтал, чтобы Пенелопа заглянула мне в глаза, — вслух подумал Клаус-Иосиф. — Ты вернёшься, если у вас не сложится?
Танечка промолчала.
— Обещай, что ты вернёшься и… я ни слова не скажу тебе!
Танечка покраснела, ей не хотелось думать о всякой ерунде.
Объявили посадку, Клаус-Иосиф вытер слёзы — свои и мамины, и они простились. Каково же было его удивление, когда, вернувшись домой он… увидел родную мать!
ФРУ-ФРУВернулась мать Иосифа, но мало кто это по-настоящему понял, настолько Татьяна Андреевна удачно заполняла её место. Удивились только, чего это она снова стала не похожа на саму себя — вчера была приветливая, а сегодня — заносчивая, как и с месяц назад, до своего отъезда в Москву.
— Фру Грюнгрум после потери документов сильно изменилась!.. Ей даже пришлось пожить в ночлежке, — судачили соседи, когда настоящая Вайолет по приезде не выдержала и рассказала про кое-какие свои мытарства в Москве.
— Что ж она морочила нам головы целый месяц? Меняла наряды и крутила любовь с вдовцом Ольсеном?..
— Хорошо, что меня всё-таки узнали в посольстве, ведь по документам я уже улетела в Голландию! — говорила Вайолет Клаусу-Иосифу… на что тот — снимал и надевал очки… снимал и надевал… снимал и надевал!
Потом ему даже пришлось посетить доктора.
— У вас синдром сенильной фрустрации, — наконец поставил диагноз психоаналитик. — Не курите с недельку!..
Клаус-Иосиф немного обиделся на мать: почему она так и не разжевала ему, что же произошло между ней и господином Ольсеном? Ведь он сам посадил их в самолёт и видел, как убирали трап…
А с другой стороны — он этого и ожидал в душе.
На его же вопрос: «Что там у вас с ним?..» — настоящая Вайолет покраснела до корней волос:
— Чтобы я-а-а… С этим подкаблучником?! Что ты такое городишь?.. Иди, рыбу жарь!
Клаус-Иосиф надел фартук и пошёл жарить. Ему было смешно! Мать снова повторяла, как заведённая с утра и до ночи:
— Продли наш род!.. Продли его, чёрт тебя подери!..
— Продлю, мам! — за ужином твёрдо пообещал Клаус-Иосиф и позвонил рыжей Пенелопе. Потом скинул ей сообщение на электронный адрес. И наконец побрился и пошёл сам, купив большой веник розовых тюльпанов и метёлку голубых гвоздик.
