Тэа Тауэнтцин - Любовь моя последняя
— Что вы от меня хотите? Я ничего не понимаю, — возмущенно говорил Харальд фон Фройдберг.
— Речь идет об убийстве Гвидо Ахенваля. Когда вы о нем узнали?
— Только что, когда зашел в магазин за Эттой Ахенваль, как мы вчера и договаривались. Там я и узнал, что произошло, и почему она отсутствует…
— Не похоже, что вы удивлены, господин Фройдберг.
— Я не успел ничего понять. Ваш комиссар Борхард сразу же потребовал следовать за ним. Предполагаю, он меня там ждал.
— Вы уж нас простите, но нам нужно было с вами срочно поговорить. Где вы остановились в Мюнхене?
— На частной квартире, у одного из моих коллег. Хайни Цирш, улица Франца Йозефа, 26 б, шестой этаж, слева.
— Вы были знакомы с Ахенвалем?
— Знакомством это не назовешь, видел его один или два раза.
— Где?
— В моей квартире в Зальцбурге. Его привела одна из подруг моей жены.
— Рут Хинрих?
— Да, именно она.
— О чем вы хотели поговорить с Эттой Ахенваль, господин Фройдберг? Почему звонили ей из Зальцбурга и просили о встрече?
— Из-за некоторых писем, которые я нашел у моей жены.
— Письма от Ахенваля? Вы поняли из них, что у него с вашей женой были некие отношения?
— Не совсем так, и именно поэтому я и приехал в Мюнхен. Чтобы выяснить все до конца. Я хотел серьезно поговорить с Ахенвалем и позвонил в магазин. Но к телефону подошла его жена и сказала, что сама хотела бы поговорить со мной.
— Что ей от вас нужно было?
— Не знаю.
— А если пофантазировать?
— Предпочитаю только факты. И верю только в то, что вижу…
— Прекрасно, вы хотите фактов… — Фрайтаг выдвинул средний ящик стола и вытащил оттуда фотографию. — Вы знаете эту даму?
Фройдберг наклонился и внезапно застыл, обескураженно глядя на снимок.
— Моя жена. Как у вас оказалась эта фотография?
— Мы нашли ее в ателье Осси Шмерля.
— Кто такой Осси Шмерль?
— Вы никогда не слышали этого имени?
— Нет, не могу припомнить. Кто он?
— Друг Ахенваля.
— А как фотография моей жены попала в его ателье? Он хотел ее рисовать?
— Осси Шмерль живет не рисованием, — пояснил Фрайтаг, — он живет за счет Гвидо Ахенваля. Тот содержал его ателье. Но только потому, что это было нужно ему самому.
— А какое отношение ко всему этому имеет моя жена?
— Мы предполагаем, что она встречалась с Ахенвалем в ателье Шмерля.
— Только на том основании, что там валялась ее фотография?
— Не только поэтому. Мы нашли несессер из крокодиловой кожи, ценный экземпляр с шлифованными стеклами и позолоченными замками. Вам известна эта вещь?
— Никогда ее не видел!
— Так я и думал. Речь идет о подарке Ахенваля. Между прочим, фотография не валялась, а была вставлена в серебряную рамку. Это должно что-то значить, или вы не согласны, господин Фройдберг?
Фройдберг не ответил. Он бросил фотографию на стол, встал и подошел к окну.
Задумчиво глядя на его одинокую фигуру у окна, Фрайтаг продолжал:
— Когда вы вернулись из своей последней поездки в Конго, господин Фройдберг?
— Три дня назад.
Три дня… Фрайтаг тут же подумал о тридцати свежих розах, стоявших в ателье Осси Шмерля в напольной вазе. Последнее рандеву могло состояться не раньше, чем три дня назад. Скорее даже позже, судя по состоянию цветов.
— Еще один вопрос, господин Фройдберг. Где вы были сегодня ночью в половине третьего?
— Сегодня ночью? А что?
— Ахенваль был убит в половине третьего. Вот что.
— Я был в квартире Хайнца Цирша. С семи часов вчерашнего вечера до половины девятого сегодняшнего утра. Господин Цирш может подтвердить.
— Но ведь вы могли незаметно покинуть квартиру и вернуться. А он мог этого не увидеть. Это возможно?
Фройдберг отошел от окна и, выпрямившись, встал у письменного стола.
— Я не убивал Ахенваля, господин комиссар. Уже просто потому, что этим ничего бы не изменил. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.
— Сколько вы еще пробудете в Мюнхене? — спросил Фрайтаг.
— Точно не могу сказать. — Фройдберг поклонился и быстро направился к дверям.
А Фрайтаг снял телефонную трубку и попросил соединить его с доктором Вуншманом, руководителем технической службы.
— Алло, доктор, что нового в деле Ахенваля?
— Есть кое-что.
— Меня интересует чемодан из крокодиловой кожи. Нам нужны отпечатки пальцев… Или парочка волос на расческе… Как с этим?
— Все есть. Только немного потерпите, Фрайтаг. Но вас кое-что еще должно заинтересовать.
— Что именно?
— Туфли Ахенваля. Лестницы в его доме покрыты коврами, и квартира на третьем этаже. Ахенваль никак не мог принести на своей обуви столько грязи, если бы пользовался лестницей. Большая часть грязи осталась бы на коврах. А на его подошвах тонны грязи, извести и цементного раствора. Где он так извозился? Он мог попасть в квартиру единственным путем, а именно через…
— Стройку? — тут же перебил его Фрайтаг. — Вы полагаете, что сегодня ночью Ахенваль забрался на свой балкон через строительные леса соседней стройки?
— Другого варианта нет.
— Есть следы?
— Парочка превосходных. Это отпечатки туфель Ахенваля, они очень хорошо видны на балконе. Он шел на цыпочках. Сначала через раздвижную дверь в комнату, потом вдруг резко развернулся и пошел в переднюю. Там и разыгралась последняя битва.
— А следов убийцы нет?
— Странно, но нет. Только следы Ахенваля. Если убийца проник с балкона, значит, там он и снял свою обувь. По-другому быть никак не могло.
— Почему же, черт возьми, Ахенваль лез в свою квартиру через балкон?
— Это ваша задача, дорогой Фрайтаг. Может быть, он думал, что застанет врасплох свою жену? А может, просто потерял ключ… Я считаю, что вы сумеете разгрызть этот твердый орешек…
Тут появился ухмыляющийся Дундалек, размахивавший листком бумаги.
— Наш Осси был-таки на стройке, господин комиссар. Его видела Рената Брюль. Судя по ее описанию, это мог быть только Осси Шмерль.
— Что? Еще один на стройке? Господи всевышний, сегодня там было прямо как на главпочтамте. — Фрайтаг взял листок у Дундалека и внимательно прочитал показания Ренаты Брюль. — Она видела его без пятнадцати два, если это правда. Как раз то время, когда Этта ушла из дома и направилась в отель.
— Да… перед этим она говорила по телефону с Романом Кайзером. Потом сразу ушла, и Шмерль знал, что путь свободен. Теперь ясно, что Осси Шмерль…
— Прикончил курицу, несущую золотые яйца? — ухмыльнулся Фрайтаг. — Лично я очень сомневаюсь.
— Но ведь он был на стройке!
— Да, но когда? Без пятнадцати два.
— Вы полагаете, что потом он ушел в «Бонбоньерку»? Зачем же он вообще туда забирался?
— Вот в этом мы и должны разобраться. Тогда, пожалуй, станет ясно, зачем понадобилось Ахенвалю в половине третьего тайком пробираться тем же путем в свою квартиру.
— Ахенвалю? Он тоже был на стройке?
— И, может быть, еще один… Но об этом поговорим по дороге. Вперед, Дундалек, поскакали.
— Куда?
— Сначала в «Бонбоньерку», а потом в отель «Принц Адальберт». Насколько я знаю, она все еще там.
Окно в комнате Этты было открыто. Она сидела, скорчившись, накинув на плечи пальто из верблюжьей шерсти, и ждала, что вот-вот постучат в дверь.
Через десять минут… сказала Лора Фройдберг.
Зачем она на это согласилась? Она не хотела видеть эту женщину, не хотела слышать ее голоса, не хотела, чтобы ей напоминали обо всем, что пришлось из-за нее пережить.
«Я непременно должна поговорить с вами, госпожа Ахенваль… Я только что приехала в Мюнхен… Нет, не по телефону, это исключено… Я должна рассказать вам то, что вы, наконец, должны знать… Умоляю вас, всего лишь четверть часа. Это важно для вас… И для меня — от этого зависит моя жизнь… Жизнь моего мужа…»
Этта не смогла ей отказать.
А теперь идет время, но Лора Фройдберг все не появляется.
Вдруг Этту пронзила неожиданная догадка — вероятно, Лора фон Фройдберг пропустила мимо ушей название отеля и предположила, что Этта сейчас дома, а в магазине ей дали номер отеля. Наверное, она уже стоит перед дверью ее квартиры и ждет.
Этта быстро надела пальто и вышла из номера.
Но у дома ее никто не ждал, улица была пуста. Значит, Лора фон Фройдберг не дождалась ее. Этта вошла в квартиру и закрыла за собой дверь.
Ее встретила могильная тишина. Темнота… и запах… Духи, которыми она никогда не пользовалась, но иногда чувствовала от Гвидо.
Она включила свет, слыша свое собственное дыхание и стук сердца. Откуда этот чужой запах? Что-то заставило ее открыть балконную дверь…
На том самом месте, где сегодня лежал Гвидо, лежала чья-то скорченная фигура. И смертельная рана такая же. Рядом — тот же ржавый железный крюк.
