Магдален Нэб - Привкус горечи
Тема была исчерпана, а капитан все не возвращался, и инспектор снова задумался о том, какие бытовые проблемы могут быть у богатого человека. Он оглядывался по сторонам, подыскивая новую тему для разговора и стараясь не смотреть при этом на мольберт. Инспектор был уверен: заговори он о находящейся на нем картине, обязательно ляпнет что-нибудь не то. Она казалась ему очень неумелой, но, возможно, потому, что он привык к полотнам палаццо Питти и не понимал современного искусства. Инспектор переключил свое внимание на сад — вполне безопасная тема. Белые и бледно-розовые соцветия герани свисали из терракотовых вазонов. На вьющихся розах, плети которых цеплялись за стены и нижние ветки других деревьев, все еще красовались несколько белых цветков. Низкая живая изгородь, прямо-таки геометрически аккуратная, окружала кустарники и беспорядочно растущие блеклые, мелкие, невыразительные цветы.
— У вас прекрасно ухоженный сад.
В отношении живых изгородей это было правдой, а вот все остальное отнюдь не казалось ухоженным, особенно потому, что из каждого укромного уголка, из каждой щели в стене, из-под гравия, покрывавшего тропинки, пробивалась растительность. Ему требуется целая армия садовников... Не следует говорить это вслух.
— Сад действительно прекрасно ухожен, а что касается именно этой его части, у меня есть все причины быть благодарным моим садовникам, потому как сам я не занимался ею много лет. Каждое утро я просыпаюсь с мыслями о садах. Я люблю хотя бы час провести с садовниками. Но этот уголок... Они любят его и ухаживают за ним, и ничего здесь не изменили, только лишь вынесли одну или две статуи, которые необходимо было отреставрировать. Я знаю, они делают это не для меня, но я все равно им благодарен.
Инспектор ничего не понял из услышанного, но принялся лихорадочно соображать, какое бы еще сделать замечание о саде, поскольку, очевидно, именно на нем сосредоточивались повседневные интересы хозяина.
Спрятавшись за спасительным прикрытием темных очков, инспектор оглядывался в поисках источника вдохновения. С удивлением он заметил «старую знакомую», которая вполне могла бы послужить его цели. Чуть поодаль слева была расположена статуя девушки, наливающей воду бесконечной струйкой из каменного кувшина в бассейн у своих ног.
— Разве это не копия статуи из садов Боболи?
Сэр Кристофер проследил за взглядом инспектора и улыбнулся.
— Нет-нет, это не она, но ваша память вас не подводит. В садах Боболи находится копия этой, эпохи Ренессанса. А это римская статуя второго века нашей эры.
Черт побери! Ну, он сделал все, что мог. Капитан не имел права оставлять его в таком затруднительном положении, и, даже если им придется целый час сидеть в тишине, слушая стрекотание сверчков, он не собирается снова выставлять себя дураком.
— Должно быть, вы хорошо знаете сады Боболи, инспектор, раз так быстро заметили статую.
— Достаточно хорошо, да. Мой кабинет расположен в левом крыле палаццо Питти. А подведомственный мне участок это, не вдаваясь в детали, левый берег Арно, включая этот холм.
— Значит, я тоже ваш подопечный. Приятно слышать. Ну и как — числится ли моя маленькая команда в благонадежных? Последнее время я так редко спускаюсь в город, что совсем не в курсе событий. Много ли серьезных преступлений вам приходится расследовать? Отсюда Флоренция всегда выглядит сонным царством.
Это было правдой. Ни шум машин, ни выхлопные газы не достигали виллы. Переулки, заполненные скутерами, обшарпанные ставни, проститутки, совершающие обход в парке, улицы, засоренные собачьим дерьмом, кусками пиццы в засаленных бумажках, банками от кока-колы и шприцами — ничего этого не было видно под покровом безмятежных, желтоватых от смога облаков, кое-где пронзаемых куполами и шпилями.
— Серьезные преступления? Бывает, но большую часть времени мне приходится... — Инспектор понимал, что сэр Кристофер хочет, чтобы он чувствовал себя свободно и, удивляясь тому, что они поменялись ролями, в душе благодарил его. — Скажу вам честно, мой самый главный враг, это жара и все, что связано с лишним весом...
Может, не следовало этого говорить? Все же его собеседник был...
— И наверняка, как все мы, вы планируете в скором времени похудеть. — Сэр Кристофер улыбнулся. — Триумф надежды над действительностью.
Их разговор перебил тихий всплеск, и перед ними по водной глади бассейна разошлись круги.
— Лягушки проснулись на ужин. Я люблю этот фонтан еще с тех пор, как был маленьким мальчиком, и мне не разрешали подходить к нему без няни. Однажды няня сказала мне, что эльфы и феи рождаются из бутонов водяных лилий, и, если мне повезет увидеть, как открывается бутон, я обязательно увижу внутри его крохотное зевающее существо, которое сразу улетит. Я тогда не понимал, что это одна из многих уловок, чтобы удержать меня от беготни. Понимаете, у меня был ревматизм, а он разрушает сердечные клапаны. Так или иначе, после ее рассказа я часами сидел у воды, и до сих пор водяные лилии имеют надо мной какую-то волшебную власть. Жаль, что фонтан так медленно плещется, но лилиям нужна по краям стоячая вода.
— А комары вас не беспокоят?
— О нет. Здесь их едят лягушки, как вы видите, а вон те маленькие рыбки едят личинок. Это был сад моей матери. Вы знаете, у каждого большого сада есть хотя бы один секретный уголок. Здесь два таких места, но именно это было ее любимым. Архитектурные детали и скульптуры были здесь изначально, она лишь подбирала цветы.
По мнению инспектора, выбор ее был не слишком разнообразным. Благоухание было удивительным, но инспектор любил в садах изобилие красок, а здесь цветы, которым удалось выжить под палящим июльским солнцем, были белыми или настолько бледными, что тоже казались белыми. Он различил аромат лаванды и вскоре с удивлением обнаружил, что белой была даже она.
— Очень красиво, — вежливо сказал он. — По-видимому, ей нравился белый цвет.
— Ах да, понимаю, отсутствие ярких красок кажется вам странным. Вы умеете обращать внимание на детали, не так ли? Я бы хотел показать вам этот сад таким, каким его следует видеть. Она называла его Ночной сад. Лишь в сумерках он обретает свой истинный облик. Моя мать устраивала званые обеды вон там, на террасе, это было где-то в пятидесятые годы. Там в центре скрытый «вход», видите? Гости входили с той стороны и шли или от основного подъезда под аркой из глицинии, или из маленькой гостиной моей матери по дорожке, обсаженной вьющимися розами. Я знаю, вы шли напрямик через огород. В задней части сада, туда дальше налево, есть еще один проход, который вы не видели, он ведет к кухням. Гости рассаживались за столами, расставленными в форме подковы, чтобы видеть друг друга. На небе появлялась луна и освещала всю площадку, а эти кипарисы по сторонам балюстрады обрамляли вид ночной Флоренции. Теперь вы понимаете, почему она выбрала именно эти цветы?
— Они видны в темноте?
— Да, а кроме того, тут есть цветы, которые излучают аромат только в сумерках и ночью.
— Должно быть, ваша мама обладала удивительным воображением.
— Она была необыкновенной женщиной. Ее звали Роза, и она была, без сомнения, самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел. Вы думаете, я так говорю потому, что она моя мать, но, когда вы зайдете в дом, взгляните на ее портрет в большой гостиной. Там также висит портрет моего отца... Признаться, последнее время я почти каждый день думаю, что всем нам предопределено судьбой разочаровать либо мать, либо отца. — Сэр Кристофер замолчал, его бледное лицо, которое оживилось, пока он говорил о садах, снова стало безжизненным.
Инспектор, вспомнив слезы радости в глазах своих родителей, когда они впервые увидели его в форме, счел за лучшее промолчать. Он ждал, слушая стрекотание сверчков, кваканье лягушек, журчание воды. Он вглядывался в водяные лилии, будто ждал, что одна из них откроется, пытаясь представить, как проходит детство в подобном месте. Единственное, что роднило их детские годы, — это палящее солнце и запах апельсинов и лимонов.
— Инспектор, ваши родители живы?
— Нет-нет. Моя мать умерла около шести лет назад, а мой отец задолго до этого.
Сэр Кристофер вздохнул, кивнув головой:
— Мы все понимаем, только когда уже слишком поздно, не так ли? Понимаем, как нам следовало разговаривать друг с другом, просить прощения, пытаться понять друг друга, все уладить, пока еще не поздно. На самом деле, это достаточно просто, но мы не осознаем, насколько это необходимо. Мой отец поссорился со своими родителями и запретил о них говорить. Помню, когда я впервые приехал с ним в Англию, я пытался расспросить его о его доме, детстве. Единственное, что он мне ответил: «Моя жизнь началась, когда я встретил твою мать». По-видимому, каким-то образом он их разочаровал, так же, как я его... Я так и не смог стать тем, кем он хотел меня видеть: английская школа, спортивный клуб, охота с собаками.
