Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы
Пришла Элиза. С цветами, тортом и огромной упаковкой подгузников. Она сразу же прекратила споры родителей, уверив их, что ребенок должен кричать, ему так полагается делать по статусу младенца. Маленького запеленали и отнесли в кроватку в спальню родителей, где он орал в одиночестве еще минут двадцать, потом обессилел и заснул.
— Обожаю брюнетов, — заметила Элиза, рассматривая спящего младенца.
Мама Валя посмотрела своими голубыми глазами в голубые глаза мужа. Папа Валя протянул руку, не глядя, нащупал рядом с собой желтоволосую головку дочери и погладил ее.
Коровушка
Маму Муму позвали на третий день. У ребеночка после приема разведенной смеси начался запор.
Маруся посмотрела на кричащего младенца издалека, взяла со стола чашку и ткнула Валентине, не глядя:
— Цедись.
— Как это — цедись? — запаниковал папа Валя. — Нам каждая капля молока дорога, а ты ей суешь нестерильную посудину.
— Цедись, — потребовала Маруся, игнорируя папу Валю и расстегивая шерстяную кофту.
Грудь мамы Муму выглядела устрашающе. Когда была снята стягивающая повязка и открылись промокшие чашечки бюстгальтера, Маруся застонала. На ее щеках цвели красные пятна, пересохшие губы потрескались.
— Да ты больна! — закричала Валентина, бросаясь к кроватке с ребенком и закрывая ее собой.
— Цедись! — крикнула Маруся таким голосом, что Валентина тут же села и распахнула на груди халат.
Папе Вале приказано было удалиться, а на Леру никто не обращал внимания. Она смотрела в странном оцепенении, как в чашку бьют тугие тонкие струйки, потом капают капли.
— Вот, — протянула чашку Валентина.
Маруся взболтала содержимое, рассмотрела его и протянула чашку Лере.
— Вылей, — просто сказала она.
Молоко голубело в белой емкости. Лера отнесла чашку в кухню. Постояла у раковины, понюхала мамино молоко. Потом высунула язык и осторожно лизнула его.
Когда она вернулась в спальню родителей, Маруся кормила ребеночка своей грудью. Тот глотал с утробным громким звуком, и Лера даже испугалась, что он захлебнется. Когда младенчик отвернулся, молоко из соска все капало и капало на его щеку. Но он не реагировал. Он крепко спал.
— Теперь мне тоже нужно сцедиться, — сказала Маруся, передав уснувшего ребенка Валентине.
Лера подала ей чашку, но Маруся только покачала головой.
— Принеси литровую кружку, в которой я сегодня варила яйца, — попросила Валентина.
Пока Лера смотрела, как мама Муму сцеживает вторую грудь, она вдруг поняла, что совершенно беззащитна. Это у нее случилось из-за осознания, что у женщин есть могущество, которое невозможно постичь. И из-за того, что она не причисляла пока еще себя к женщинам. Как же тяжело и страшно быть ребенком!
Маруся перестала сцеживаться, облегченно вздохнула.
— Вылить? — кивнула Лера на кружку, сглатывая вдруг накатившую тошноту.
— Нет, погоди. Я не ем ничего второй день и почти не пью, чтобы молоко не прибывало так сильно. Оттого и в холодильнике совсем пусто.
— Ты будешь это пить? — прошептала Лера.
— Очень смешно, — кивнула мама Муму. — Отнесем это Артисту. Говорю же — в холодильнике пусто. Он на собачьих консервах долго не протянет. Маленький еще.
За столом клевала носом Валентина.
Папа Валя уснул в гостиной у включенного телевизора. Маруся оглядела их и вздохнула:
— И наступило всеобщее счастье…
Дернувшись, мама Валя подперла щеку ладонью и мечтательно прошептала:
— Неужели все будет так же спокойно и хорошо, как с Леркой?…
На лестнице Лера спросила:
— Им со мной было спокойно и хорошо?
— Все познается в сравнении, — заметила Маруся. — Ты покричала неделю, а когда стала недоедать, пришла я и накормила тебя. После каждой еды ты засыпала беспробудно, еле расталкивали к следующему кормлению. Поев, опять засыпала. Ты совсем не плакала, пока не пошла ножками и не стала набивать синяки.
— Мама Муму, а можно к тебе? — спросила Лера. Ей очень хотелось посмотреть на ребеночка Маруси.
— Нельзя, — категорично ответила Маруся. — Приходи дня через три. У меня жар спадет, и я расскажу о своем ребеночке.
Вечером в приоткрытую дверь своей квартиры Маруся передала поводок Артиста, и Лера пошла его выгуливать. Неделю до этого Артист жил у Капустиных, пока не начали мыть квартиру к приходу мамы Вали с ребенком.
Через час Лера позвонила, и рука Маруси забрала поводок. Упирающийся Артист был силой затащен в квартиру.
Зеркало
Ровно через три дня Лера после утреннего выгула Артиста просунула ногу в закрывающуюся дверь.
— Ладно, заходи, — распахнула дверь Маруся.
Лера обошла ее квартиру — такая же планировка, как у них дома. Заглянула на всякий случай и на балкон.
— Его нет, — сказала она, сбросив сандалии и устраиваясь в кресле с ногами.
Маруся села в кресле напротив, захватив спицы и клубок шерсти.
— Знаешь, кто такой тролль? — спросила она.
— Нет.
— О господи, — покачала головой Маруся. — А кто такая Баба Яга, леший и кикимора?
— Нет. Перестань заговаривать мне зубы. Ты обещала рассказать, где твой ребеночек.
— Твои родители ненормальные. Что они тебе читают на ночь? — спросила мама Муму.
— Детскую энциклопедию.
— Тролли — это маленькие человечки, которые живут под землей или в корнях деревьев. Похожие на чертенят. Можешь представить себе чертика?
— Нет.
— Ну ладно… — задумалась Маруся и перестала набирать петли. — В прошлом году мы с тобой смотрели ночью фильм. Твои родители уехали отдохнуть, а бабушку срочно вызвали на какие-то съемки.
— «Иствикские ведьмы», — кивнула Лера.
— Нет. Это было в те же выходные, вспомни. Три новеллы. Одна из них о девочке и коте. К девочке ночью приходил маленький человечек в шапочке с бубенцами и пил ее дыхание. А родители думали, что зло исходит от кота.
— Похожий на крошечного клоуна?
— Точно. Это и есть тролль.
— Ну и что? — нетерпеливо заерзала Лера, потом улеглась, свесив ноги через подлокотник кресла.
— Обычно тролли бывают злые. Я не слышала о добрых троллях. И вот однажды один злой тролль сделал страшное зеркало.
— Как же, интересно, он его сделал? Где он взял серебро? Гальваника — вещь сложная!
— Что? — нахмурилась Маруся.
— Мне папа читал, как делают зеркала. Стекло покрывают серебряным напылением.
— Короче, у него все было — и серебро, и гальваника! — повысила голос Маруся. — Не сбивай меня несущественными мелочами!
— Да уж! — хмыкнула Лера.
— В этом зеркале все доброе и прекрасное уменьшалось до минимума, а все плохое в человеке, все злое выпирало в устрашающих размерах.
— Как это? — заинтересовалась Лера. — Как в кривых зеркалах?
— Вроде того, только в кривом зеркале у тебя просто искажаются части тела, а у тролля было зеркало, в котором искажается душа. Все плохие поступки выпирают, а сам человек за ними становится безликим и незаметным. А так как у всех людей есть что-то плохое…
— У меня нет, — перебила Лера.
— Так не бывает.
— Бывает, — настаивала девочка.
— Ладно, — задумалась Маруся. — Если я сейчас тебе докажу, что и у тебя бывает в душе что-то не совсем хорошее, ты дашь мне досказать? Не будешь перебивать?
— А причина, по которой мама водила меня к психиатру, считается?
— Нет, — покачала головой Маруся. — Конечно, нет. Интим — вещь неприкосновенная.
— Ну, тогда ладно.
— Ты сделала кое-что не совсем хорошее, когда рассказала маме о том, что услышала в роддоме. Когда я схватила кресло и… короче, когда я чуть не прибила твоего папу креслом.
— Ничего я не говорила маме! — возмутилась Лера.
— А кому ты это говорила?
— Только бабушке, — честно ответила девочка.
Маруся закрыла глаза.
— Ну и что? — взвилась Лера. — Она же мне рассказала, как развивается человеческий зародыш, и про аборт. И я сказала…
— Ты права, — перебила Маруся, — совершенно права, когда не понимаешь плохого в своих поступках. Ты еще слишком мала для этого.
Они замолчали, настороженно подстерегая взгляды друг друга.
— Что там было дальше с зеркалом? — первой нарушила молчание Лера.
— Оно разбилось на миллионы мелких осколков, и даже больше, чем на миллионы.
— На триллионы?
— Да. И даже больше.
— На биллионы?…
— На такое количество, которое трудно определить. Оно разбилось на мельчайшие кусочки, величиной не больше песчинки.
— Почему оно разбилось? — спросила Лера.
— Потому что злой тролль поднял его над землей, зеркало не выдержало отраженного в нем зла и разлетелось на кусочки. Но не исчезло. Его крошечные осколки летают везде. Если попадут в глаз к человеку, то все.
