Фридрих Незнанский - Ловушка для Черного Рейдера
Невдомек было Евгению Макаровичу Маркину, что в эти часы оказался уже запущенным бездушный маховик очень крупных неприятностей, которые молодой и упрямый лейтенант милиции своими же стараниями обрушил на собственную голову. И головы тех немногих, близких ему людей, которые его окружали…
Через пятнадцать минут езды, на очередной остановке, в автобус вошли двое — один был в милицейской форме с погонами майора, а второй — в гражданской одежде. Милиционер сразу прошел в дальний конец салона, а штатский, оставшись возле водительского места, громко провозгласил:
— Граждане, просим вас соблюдать спокойствие. Из Карагинской колонии общего режима совершил побег осужденный за грабеж. Идет проверка с целью выявления его возможных соучастников. Мы просим вас приготовить свои документы, которые имеются в наличии. Водитель, подождите немного, это недолго.
Немногие пассажира стали вынимать свои документы — паспорта, пенсионные и прочие удостоверения. Проверка шла быстро, двое оперативников, так надо было понимать, коротко взглядывали в раскрытые документы, кивали и шли дальше. Возле Нины, доставшей свой паспорт, штатский остановился. Он взял паспорт в руки, одну страничку даже посмотрел на свет, перелистал и спросил:
— Дом номер, какой у вас? Почему-то нечетко…
— Девятнадцатый, — спокойно ответила Нина, ни о чем не подозревая.
— Да? — усомнился штатский. — Майор, подойдите, нате-ка, взгляните.
— В паспортном столе, вероятно, исправление сделано. Надо проверить. — сказал милиционер, направляясь к выходу из автобуса.
— Гражданочка, будьте любезны, давайте пройдем к дежурной машине, — он кивнул себе за спину. — Проверка займет несколько минут, и вы свободны. Если у вас все в порядке.
И, хотя тон его голоса был любезен, Нина насторожилась. Какие еще исправления?! Не было никаких исправлений! Да с ними и паспорта не выдают — это же всем известно! Но штатский настойчиво подталкивал ее под локоть к выходу, говоря:
— Да не беспокойтесь вы, а задерживать автобус не годится. Сейчас проверим и сами довезем вас прямо к вашему дому. И с удовольствием извинимся за задержку.
Он улыбнулся, и Нина пошла к выходу. У обочины стояла черная «Волга» с синей «мигалкой», и милиционер, открыв заднюю дверь, забрался в салон. А штатский, поддерживая Нину под локоть, подталкивал ее к машине. Нина совсем уже беспомощно оглянулась на стоящий автобус, надеясь, что недоразумение быстро разрешится, и она успеет сесть в него. Но водитель не стал ждать, тронулся и быстро уехал. И вдруг она сообразила, что эти двое только того и ждали, чтоб автобус уехал, и теперь они… Она дернулась, попыталась вырвать локоть из цепких и сильных пальцев, но жесткая рука, закинутая сзади, обхватила ее горло и немного сжала, перехватив дыхание, а широкая ладонь запечатала ей рот и нос. Теряя сознание, девушка успела услышать и с ужасом осознать смысл произнесенной насмешливой фразы:
— А бабец-то попался подходящий, ты — как?..
Очнулась она от холода. Нина не сразу поняла, где находится. Лежала она почти полностью обнаженная на жестком матрасе. Точнее, на обычном матрасе, положенном на доски, а те, в свою очередь, на кровати с железными спинками, и рука ее возле головы были прицеплена к спинке наручником. Стояла кровать в пустом побеленном помещении с тусклой лампочкой под потолком. Кроме кровати, никакой другой мебели здесь не было. Одежда девушки висела, небрежно кинутая, на противоположной спинке, и дотянуться до нее было невозможно…
Сильно болело запястье, натертое кольцом наручника. Но еще больше болел живот и прямо-таки саднило, жгло в низу живота. Выплыла из памяти фраза по поводу «бабца», и Нина, будто снова окунувшись в кошмар, поняла вдруг, что ее изнасиловали, пока она находилась в бессознательном состоянии. И этим, наверное, дело не кончится. Она попыталась вспомнить лица тех, кто ее выводил из автобуса, но не могла сосредоточиться хотя бы на одном из них. Все словно тонуло в тумане. Свободной рукой она стала ощупывать тело, приподняла с трудом голову и обнаружила на себе лишь разорванную на груди блузку и лифчик, сдвинутый на горло. Не было никаких сил думать еще о чем-то, очень мерзли ноги, и тошнило так, будто она отравилась, а теперь боялась, что, если начнется рвота, ее вообще вывернет наизнанку. С большими усилиями, перевернувшись на бок, девушка подтянула коленки к животу и начала растирать икры и ступни, пытаясь согреть их. Она не понимала, почему ей так холодно, ведь лето на дворе… кажется. Она уже и в этом теперь не была уверена. И потому, не видя для себя никакого спасения, тихо заплакала…
Загремел засов в двери, она открылась, и вошел тот штатский, который выводил ее из автобуса. Ненавистная, мерзкая, круглая морда его расплылась в ухмылке.
— Пришла в себя? Что ж ты такая слабенькая оказалась? А на вид — так очень даже вполне, и ножки, и задок, и прочее. Большое удовольствие доставила нам, голубушка… Что, замерзла маленько? Это мы поправим, на-ка! — он поднял откуда-то сбоку сложенное одеяло, развернул его и накинул сверху. Присел на край кровати. — Ну, ты еще не поняла, почему попала сюда?
Нина подавленно молчала.
— Не желаешь разговаривать? Как хочешь, — равнодушно сказал он. — А я думал, ты — умная девочка. Сама сообразишь. Нет, я могу, конечно, объяснить… отдельные детали. Но по существу дела ты сама должна догадаться. И на мою подсказку тоже Можешь рассчитывать, поняла? Вот и хорошо, согрейся. Скоро утро, приду попозже, и тогда поговорим с тобой основательнее. Отдыхай пока, времени у тебя много…
Он рассмеялся, поднялся и ушел, а Нина, наплакавшись и немного согревшись под жестким и колючим одеялом, сильно вонявшим бензином, провалилась в сон, словно в черную пропасть…
Ночь была или утро, она не знала. Разбудил, точнее, «выдернул» из беспокойного бреда, лязг железа. Пришел давешний в штатском. Лицо его было таким же мерзким, и в глаза ему было противно смотреть. Нина отвернула лицо. Но он сел рядом, ухватил одной рукой за подбородок, и резко, до боли, крутанул к себе.
— Не нравится? — он противно засмеялся. — А чего тебе не нравится? То ли еще будет, погоди. Словом, я пришел сказать тебе, гражданочка Крюкова, что ты влипла в отвратительную историю. Такую, что и рассказать кому — стыдно. Да и опасно. Смертельно опасно, девочка. Значит, слушай меня… Из той ситуации, в которой ты находишься, есть два разумных выхода. Нет, не так, разумный — только один. А второй… это уже не выход, а суровая перспектива. Я разговариваю с тобой фактически официально, имею такое право, понимаешь?
Нина молчала, с ненавистью глядя на него. Он усмехнулся:
— Зря, не поможет. А когда я спрашиваю, отвечай, а то больно будет. — Он погладил ее рукой по животу и добавил: — Гораздо больней, понимаешь?.. Ну?! — рявкнул он, впиваясь ногтями в ее живот. Нина взвизгнула и машинально кивнула. — Не слышу, тварь! — заорал он.
— Ясно, — прошептала она.
— То-то. А теперь о деле, раз тебе все ясно. Следствием будет установлено, что двадцатого числа, точное время ты сама назовешь, ты была изнасилована лейтенантом дорожно-патрульной службы Маркиным, после чего завезена им же в неустановленное тобой место, где он тебя оставил запертой под замком. Появится нужда, и тебе покажут, в каком помещении ты находилась три, или сколько нам потребуется, дней, чтоб органы милиции могли «отыскать» тебя и освободить. И это ясно?
— Ясно, — одними губами произнесла она, чувствуя новую волну ужаса, который накатывался на нее.
— Молодец, умница, будешь особо отмечена за свое послушание. Знаешь, чем? — он загоготал. — Покажу… Ты ведь уже пришла в себя и поняла, что имеешь дело с настоящими мужчинами, а не с мальчишками, которые толком и пистон-то поставить девчонке не умеют. Им бы только силушку свою необузданную потешить, да? А об удовольствии женщины они ведь и не думают. Молодец, правильно понимаешь…
Он замолчал и стал с интересом рассматривать ее, даже подмигнул и сказал:
— А ты, между прочим, ничего, правда мне понравилась. Будешь послушной, и для тебя все хорошо закончится, поняла?.. Ну?! — прикрикнул он, и Нина снова кивнула.
— Пойдем дальше… Все, о чем я тебе сказал, ты изложишь на бумаге, которая называется показаниями пострадавшей от насильственных действий гражданина Маркина. Как он тебя насиловал, ну, в смысле, каким способом, или, может, несколькими, — он осклабился и довольно хохотнул, — это ты, девочка, уже придумаешь и подробно опишешь сама. А если тебе будет неловко, мы вместе с тобой найдем подходящие выражения. Тебе ж ведь не впервой, я это сразу понял, как только взял твои симпатичные ножки в руки. Нет, я серьезно говорю, ты мне пришлась по душе. И приятелю моему тоже. Может, ему даже больше, чем мне, потому что он еще хотел с тобой поиграться, а я пожалел тебя, пусть отдохнет немного, говорю, успеем еще насладиться, ха! Ну, что скажешь? Как мы-то тебе, понравились? Или от счастья все перепутала?
