Наталья Александрова - Алиби для красавицы
– Ну, твоя бабуля – божий одуванчик, конечно, подтвердит, но ей верить-то не очень можно. Она проспать, да и забыть могла все на свете. Головы-то у старух не больно соображают.
Я хотел ответить, что голова у моей бабули соображает лучше, чем у этого козла, но промолчал.
– Позвонить дайте! – попросил я. – Она волнуется, что меня нет.
– Обойдешься! – отмахнулся он и вышел, заперев дверь снаружи на ключ.
Я огляделся с тоской. Комната находилась на первом этаже, но на окнах стояли решетки. Да и куда я побегу? Чтобы они меня сразу же обратно привезли? Да еще уверятся: раз побежал, значит, виноват. Я прислушался: за стенкой раздавались голоса.
Потолки в комнате были невысокие – метра два с половиной, в углу под потолком находилось вентиляционное отверстие, под которым стоял шкаф для бумаг, такой же обшарпанный, как и столы. Я подошел к шкафу. Наверху лежал толстый слой пыли и валялись две пустые бутылки из-под водки. Я влез на шкаф так аккуратно, что бутылки даже не качнулись, и приник ухом к решетке.
– Ерунда все это, дохлый номер, – рассудительно произнес левый мент, он сразу же произвел на меня более серьезное впечатление. – Пустышку мы, Виктор, тянем. Ну что ты ему предъявишь? Нет же у нас на него ничего.
– А чего он тогда у Громовой идиотом прикидывался?
– Мало ли кто где идиотом прикидывается! У нас половина народа прикидывается, а другой половине и прикидываться не надо – и так всем ясно, что идиоты. К тому же, возможно, бабка ограбленная путает, и девушка вообще не та была. Нужно было ей нищую старуху грабить! А тогда этот козел малорослый вообще получается – ни пришей, ни пристегни! Отдали бы его Громовой, уже давно бы дома были. А ты – расколем, расколем! Чистосердечного признания от него добьемся!
– А чего он тогда психует? – запальчиво возражал правый. – Чего дергается? Печенкой чую – нечиста у него совесть. Вот слушай, – судя по голосу, он оживился, – в тот же день в том районе магазин ограбили. Может, он про магазин что-то знает, а, Володя?
Я чуть со шкафа не свалился. Еще и магазин на мою голову! Ну у них и методы!
– Ну, ты, Витя, даешь! – фыркнул левый мент Володя. – Этак ты на него все дела повесишь. Там еще накануне вечером изнасилование было, и колеса у одного чудика сняли.
– Да ладно, все равно мы ничего не теряем, ну, посидит в камере до утра, завтра мы его прямо к Громовой, пусть она своими психологическими методами с ним разбирается. Ты пойми: ребята, что на труп выезжали, что говорят? Убийство нетипичное. Ножом в подъезде, девка одета как картинка, в ушах серьги с бриллиантами – оставили, шубу не сняли. Сумочку даже не забрали, а в ней, между прочим, деньги были. Ведь могли хоть догола раздеть, никого в подъезде не было, и валялась она там не меньше сорока минут, пока кто-то из соседей не прошел. Я еще раз на этого недомерка посильнее нажму, авось повезет.
Я кубарем скатился со шкафа, потому что послышался стук отодвигаемого стула.
– Ну что, Андриаша, надумал признаваться? – Правый мент выглядел посвежевшим и отдохнувшим: дернули они там, что ли?
– Позвонить дайте, – снова попросил я.
– Кому это ты звонить надумал? Уж не адвокату ли? – издевался мент.
– Говорят тебе, у бабки сердце больное! – Я тоже повысил голос. – Она будет волноваться, если я к сроку не вернусь.
– Ничего твоей бабке не сделается, – отмахнулся он.
«Сделается, еще как сделается, – с тоской думал я. – До утра эти сволочи меня здесь продержат, бабуля к полночи от волнения заболеет, а к утру точно может и концы отдать… тьфу, чтобы не сглазить… А дома никого нет, помощь оказать некому, даже «Скорую» никто не вызовет».
– Давай так договоримся, – снова завел мент, – ты сейчас пишешь что знаешь, а ведь я вижу, что ты дергаешься, значит, что-то знаешь, а я потом даю тебе позвонить бабуле там или дедуле… куда хочешь. Подойдет такой вариант?
Как видно, он вник в рассуждения левого мента и понял, что я не полный идиот и признаться в убийстве девушки заставить меня будет нельзя. Тем не менее, чтобы выйти скорее из этого свинарника, а не ночевать в камере, я готов уже был рассказать им про «Ауди» и про директора фирмы «Поллукс». Но тут я еще раз взглянул на правого мента и понял, что, если я скажу ему хоть что-то, он обрадуется и тогда вообще меня замордует вопросами и не то что выпустить, а даже позвонить все равно не даст. Это только в сериале менты хорошие. А пожалеть больную старуху, которая уж точно ни им, ни государству ничего плохого не сделала, – это они не могут…
– Пока не дашь телефон, никакого разговора не получится, – твердо сказал я. – Больше никаких вариантов не предлагай.
Тут он вскочил, с грохотом опрокинул стул и заорал. Долго обзывал меня всякими словами и рассказывал, что он уже позаботится подсадить меня в такую камеру, чтобы до утра мне некогда было скучать, мной будут заниматься, и так далее и тому подобное. Я смотрел на него снизу вверх и думал, что вот прямо сейчас могу сломать ему руку или ногу, а может, и вообще убить А что, руки у меня не связаны, в любой момент могу вскочить. А ведь этот козел знает, что я владею карате, что же он так подставляется? От безнаказанности, понял я. Он знает, что он может сделать со мной что угодно, а потом скажет, что я сам упал десять раз и ударился. А я если только подниму руку, то сидеть мне ой сколько за нападение на нашу славную полицию. Вот так-то. А может, он просто не верит, что я что-то могу – подумаешь, дипломы бабка показывала, внешность-то у меня обманчива. Соблазн был велик, но я удержался. Но поклялся себе, что если, не дай бог, с бабулей за сегодняшнюю ночь что-то случится, то этого мента я найду и сделаю так, что он не то что в полиции, а нигде больше работать не сможет по причине инвалидности. Будет всю оставшуюся жизнь ездить в инвалидном кресле и вспоминать боевые полицейские будни.
В комнату заглянул левый мент. Как видно, ему тоже все надоело.
– Виктор, кончай эту бодягу! Этого в камеру до утра, и пойдем, поздно уже.
В камере пытался ко мне привязаться какой-то хмырь, привлеченный моим малым ростом – вот, мол, какого к нам привели маленького да скромного. Я его быстро успокоил, а остальным хотелось спать, так что они не стали связываться.
Было душно, воняло потом и дерьмом, но главное – меня грызла тревога за бабулю, поэтому спать, естественно, я не мог.
Вот интересно, думал я, кругом сплошной криминал. Людей убивают, грабят и обворовывают на каждом шагу. Кого ни спроси, оказывается, что либо этой зимой вскрыли дачу и забрали все, что хозяин не смог вывезти в город, либо залезли в квартиру и унесли телевизор и компьютер, либо свистнули кошелек в автобусе, либо дали по голове в собственном подъезде и опять-таки ограбили. Воруют вещи из машин и сами машины. Воруют портфели у школьников и одежду. В нашей парадной с осени обнесли три квартиры. Потерпевшие не всегда обращаются в полицию, но все же таких очень и очень много. Полиция всегда приезжает, и даже достаточно оперативно. Они работают, опрашивают свидетелей и делают все, что положено в таких случаях, не отступая от инструкции. И все, дальше – конечная станция, поезд стоит на месте. Потому что никто из моих соседей, друзей и знакомых ни разу еще не рассказал, что ему, допустим, вернули украденные вещи. Или хотя бы нашли преступников и вызывали его, к примеру, для опознания. Хорошие вести распространяются быстро, если бы случилось такое замечательное событие, весь город бы о нем знал! А что у них в полиции отчетность всегда в порядке и процент раскрываемости высокий, так их методы я сегодня наблюдал, так сказать, изнутри.
Часы отобрали, но я прикинул, что времени было около часу ночи – так, по ощущениям. И вот, залязгали двери, по коридору протопали шаги, дверь камеры отворилась, и на пороге возник заспанный дежурный.
– Журавлев! Выходи! – гаркнул он. – И барахло свое забирай!
Как будто у меня что-то было кроме того, что на мне. Мы прошли по коридору, потом в маленькой комнатке мне выдали бумажник и часы и велели расписаться в получении. Я недоумевал: неужели отпускают? Почему тогда такая срочность? Это посадить человека у нас в любое время могут хоть днем, хоть ночью. А вот чтобы отпускали срочно посреди ночи – такое только в кино бывает.
Недоумение мое полностью рассеялось, когда я увидел человека, ожидающего меня на улице. Это был мамочкин муж собственной персоной. Вот этого мне только не хватало! Однако я сделал над собой усилие и пробормотал без особой радости:
– Здрасте!
Он не ответил, только зыркнул в мою сторону и кивнул на машину. Я сел на переднее сиденье, он тоже втиснулся, так что автомобиль покачнулся: комплекция у моего несостоявшегося отчима весьма плотная.
– Доигрался? – буркнул он. – Доволен теперь?
Мне его тон сразу не понравился, но, по правде сказать, другого я и не ждал.
– Как бабушка? – Я решил сменить тему.
Он посмотрел оторопело – как видно, и понятия не имел, как там бабушка, подозреваю, что он вообще забыл о ее существовании. То есть в принципе он знал, что у его жены где-то там есть мать и сын, но не придавал этому значения. Меня-то как раз такое положение очень устраивало, но бабуля иногда начинала сокрушаться, что редко видит свою дочь.
