Алексей Сухаренко - Вырванное сердце
«Скольким трупам она уже перемерила температуру остывающего тела? Зачем это нормальной женщине? И будет ли нормальная женщина при этом сохранять полное спокойствие? При этом никакой гримасы брезгливости. Ноль эмоций. Обычная женщина при одном виде трупа в обморок падает. А эта… Словно её красота из холодного твёрдого камня… Светка же была как лучик солнца. Тёплая, живая. Боялась всего ползущего и летающего: пауков, комаров, жуков, кузнечиков. Да что там, от одного вида таракана дрожала, как слониха из сказки Чуковского. Мне её всегда хотелось спасать, оберегать, защищать. Что я и делал. Хотя характер у неё был ещё тот…»
Мысли Грачёва вошли в обычное рабочее русло, и он наконец-то вспомнил о своих служебных обязанностях. Первое, что бросилось в глаза оперативнику, это обилие ссадин и гематом на разбитом лице покойника. Было видно, что висельник был избит не так давно и телесные повреждения достаточно большой тяжести. Его мысли тут же подтвердила Петровна, заявив, что у трупа, судя по обильному кровоизлиянию на теле, наверняка сломаны ребра и, возможно, есть повреждения внутренних органов. На вопрос, что могло послужить причиной смерти, она предположила, что одними побоями такое не причинить.
– Очень похоже на то, что он был сбит машиной. – Словно ушат холодной воды пролился на голову Егора голос врача-эксперта. – Видно, что по времени нанесения побои на лице предшествовали травме на теле.
– А когда мог быть совершен на него наезд? – Услышав слова Петровны, оживился Степаныч, засунув в голубятню свой красный нос.
– Травма свежая, утренняя, – уточнила женщина, взглянув на побледневшего Грачёва. – Что с тобой, тебе плохо?
«Япона мать, неужто это я его утром сшиб? Так и есть. От моего дома до гаражей, если напрямки, через железную дорогу… совсем ничего. Мог доползти».
— Нормально всё. Просто воротит от запаха птичьего помёта, – ответил он на пристальный взгляд женщины.
– Как пить дать сбили, вон на пуговице у его куртки автомобильная краска осталась, – вставил своё слово носатый «Анискин».
«Какого цвета краска на пуговице?»
– Красного цвета автомобиль был, – словно подслушал Егоровы мысли Степаныч.
«Так. Давай разруливай быстрее, пока только ты знаешь, в чём дело», – сверкнула в голове Грачёва тревожная мысль.
Он стал осторожно и ненавязчиво убеждать своих коллег, что они ошибаются и что алкаш свел счёты с жизнью из-за своего беспробудного пьянства и побоев. Он напомнил им про банду скинхедов, которые второй год орудовали в их районе, нападая не только на приезжих с темным цветом кожи, но и на бомжей. И тут раздался лай собаки. Словно напоминание. Петровна увидела, как на лице оперативника заходили желваки, а кожа и вовсе стала серой, под цвет облупившейся краски в голубятне. Еще не видя собаки, Егор уже узнал её характерный низкий лай с повизгиванием.
«Вот сучка трёхногая, сюда приковыляла меня облаивать. И чего она ко мне пристала?»
Степаныч высунулся из голубятни наружу и стал отгонять её прочь от лестницы, швыряя подобранные обломки хлама. Но собака не уходила. Она словно знала, что внутри голубятни скрывается преступник. Грачёв почувствовал, что начинает паниковать, словно собака могла показать на него его коллегам.
«Бред. Это всего лишь животное. Брехливое животное. Она не сможет меня ни в чём уличить. Но почему Петровна смотрит на меня так подозрительно? Она что-то заподозрила? Краска? Она знает цвет моей машины и сможет увидеть помятое крыло с содранной краской… Эта псина вызывает меня наружу. А ведь это она виновата, что я сбил этого бедолагу. Тварь!»
— Не уходит. – В голубятне показался участковый. – Может, этот висельник собаку подкармливал, а теперь она лает и скулит по хозяину? Есть же такая поговорка, что собака воет к покойнику.
Теряя контроль над собой, Грачёв достал пистолет и, чуть не сбив участкового, рванулся вон из голубятни. Степаныч, пытаясь сохранить равновесие, засеменил ногами и ненароком ударил приблудного уличного голубя, который вертелся под ногами. От сизаря полетели перья, а он сам, словно футбольный мяч, выпорхнул вслед за оперативником в открытую дверь.
– Не надо, капитан! – попытался остановить оперативника Степаныч, догадавшись о его намерениях.
«Неужто будет стрелять в собаку или только в воздух?! Он что, с катушек съехал?» – отреагировал мозг Петровны.
Собака, увидев Егора, моментально замолчала и вперила в него свой взгляд. Словно продолжала незавершенное накануне дело.
«Смотришь, всё смотришь мне в глаза, сука. Не насмотрелась ещё? Ну на, получай».
Оперативник, не целясь, нажал на спусковой курок. Собака молча, неуклюже скакнула на своих трёх лапах, оставаясь на месте и не сводя с мужчины своего взгляда. Разъярённый её поведением, Егор тщательно прицелился и выстрелил снова. На этот раз он попал, и собака, отчаянно заскулив, опрокинулась на бок, но затем опять поднялась, зализывая хлынувшую из плеча кровь. Вскинула ошарашенную морду на стрелка.
«Ну вот и всё. Ни я, ни ты больше не будем мучиться. Сейчас я тебя добью, и все наладится».
Он навёл мушку точно между двумя слезящимися собачьими глазами и как можно плавнее нажал спусковой крючок. Удар по руке. Рука, подкинутая вверх, посылает промах в хмурое осеннее небо.
– Прекрати! Что тебе эта собака сделала? – Глаза Петровны, полные слёз. – Я думала о тебе… Что мы… А ты…
На Грачёва осуждающе и с полным непониманием смотрели его коллеги по работе. Егор оглянулся на пса, но собаки уже простыл и след. Только Бабай испуганно выглядывает из автомобиля. Он не удивился.
«Все как сегодня утром. Собака опять победила меня. До последнего смотрела мне в глаза сквозь прицел. А баба, как всегда, вмешалась не вовремя, сука! Дать бы тебе в «табло» сейчас, по-настоящему, как мужику!»
— Спасибо, Петровна, что руку отвела, не знаю, что нашло. Видимо, нервы шалят, – поблагодарил он женщину, постаравшись придать лицу подобающее выражение.
Вскоре в гаражи приехала труповозка. Голубятню закрыли на замок, а тело висельника упрятали в мешок и увезли в судебный морг на вскрытие. Побитый городской голубь, оставшийся снаружи голубятни, вспорхнул вслед уехавшим людям и, неуверенно, словно подбитый самолёт, попытался «встать на крыло». Ему удалось пролететь несколько десятков метров, и он сел на ветку дерева, переводя дыхание и набираясь сил для последующего перелёта.
Назад до отделения полиции ехали молча. Словно бойцы, возвращающиеся в тыл, осмысливая на обратном пути, что недавно произошло на передовой. Только перед отделением Степаныч поинтересовался у Петровны, что докладывать начальству. Криминальный труп или нет. Однако услышал формальный во всех отношениях ответ: «Вскрытие покажет…»
* * *Царькова продолжала со страхом вглядываться под кровать, откуда всё явственней слышались кряхтящие звуки. Боль в сердце не отпускала, то усиливаясь, то немного ослабевая. Знакомо скрипнули пружины. Из-под покрывала показалась волосатая мужская нога в стоптанном ботинке и задранной выше икр брючине. Она узнала эти ботинки с налезающими на них вечно спущенными носками. От сердца немного отлегло.
«Андрюшкина нога. И как он под кроватью оказался? А мать его бегает, ищет. Хорошо, что здесь не нашла, под кроватью. За вихры бы вытащила оттуда.
«…ля, что за говно?.. Гроб?! Нет… Слава богу, вроде дышу. У-е-ё. О что это я головой бьюсь тогда? Бутылка катилась, я слышал звук. А… вот полоска света. Надо ногой пошерудить… Блин, точно звук бутылки слышал. Пустой. Полная так не катится. У неё более приятный звук, глухой, благородный. А у этой никакущий был. И кто орёт все время как потерпевший?!»
Следом за первой ногой появилась вторая, без ботинка, а затем вылез и обладатель ног – сын Митрофановны, Андрей. Выбравшись из-под кровати, он уселся на пятую точку, опершись спиной на свое недавнее укрытие. Крутя взлохмаченной головой по сторонам, он явно пытался сообразить, в каком он месте.
– Помоги, сердце, сейчас помру! – раздался громкий женский голос. Наконец его взгляд поймал лежащую женщину, и голова замерла, словно поломанный флюгер. Постепенно в его взгляде стала проявляться какая-то осмысленность, и наконец углы его рта разъехались в противоположном направлении.
«Вот кто меня опохмелит – эта старая олимпийская мумия. А чего она орёт как оглашенная? Блин, от этих воплей голова сейчас лопнет».
Он попытался встать, но давление в черепной коробке резко скакнуло и отдалось резкой, пульсирующей болью в висках.
«Во как стреляет, надо ползком, пока не «подстрелило». – Мужчина встал на колени и, словно остерегаясь меткого «выстрела снайпера», стал пересекать пространство комнаты.
