Анатолий Безуглов - Прокурор
— Еще минуточку, прошу вас, — взмолилась Баринова, и Боржанский сел. — Я вот думала… Понимаете, меня мучает, с чего начать? — торопливо стала объяснять Флора. — Экспериментальный цех, по-моему, — это творческий центр всей фабрики… Представляете, в кадре — руки. Они держат заготовку, и постепенно на глазах телезрителя рождается сувенир… А?
— Я бы не хотел, чтобы вы показывали это, — ответил главный художник недовольно.
— Почему? — искренне удивилась Флора.
— Видите ли, Флора Юрьевна, творчество — это, согласитесь, тайна. Лично я никогда никому не показываю свои работы до полного завершения… Есть, правда, и другая сторона вопроса. Чисто производственная. Боржанский провел чубуком трубки по несуществующим усам. — Нам будет неприятно, если на другой фабрике используют наш образец. Не забывайте, на каждый сувенир есть авторское право.
— Конечно, конечно, просто я не подумала, — стушевалась Баринова.
— Да и телевидению зачем лишние хлопоты? — снова поднялся главный художник. — Будут писать, спрашивать, где купить. А может, то, что вы заснимете, не пойдет в серию. Мы ведь в этом цеху ищем, экспериментируем…
Они вместе двинулись по дорожке. Флора, не выключая магнитофон, старалась держать микрофон поближе к собеседнику.
— Ну а просто рассказать о людях, которые трудятся в СЭЦ? — задала она вопрос.
— Это пожалуйста! — сделал великодушный жест Боржанский.
— У вас там работает Тарас Зозуля…
— Интересно, откуда такая информация? — чуть усмехнулся Герман Васильевич.
— Журналисты тоже имеют свои профессиональные тайны…
Боржанский сунул трубку в рот и, пока шли до СЭЦ, думал о чем-то своем. А точнее: его очень настораживало поведение корреспондентки, ее активность, въедливость. Кто она? И зачем, с какой целью прибыла сюда?
Специальный экспериментальный цех находился в здании, которое стояло в стороне от других строений фабрики. Его скрывали деревья и кусты китайской розы. На плотно закрытых окнах — железные решетки.
«Словно нарочно скрывают от посторонних глаз, — подумала Флора. Представляю, какая там духота…»
К ее удивлению, в помещении было прохладно: воздух кондиционировался. И приятным сюрпризом звучала музыка. Старое томное танго «Брызги шампанского».
Конторка Анегина размещалась сразу у входной двери. Он сидел за столом и беседовал с крепышом с литыми мускулами и сплющенным носом, какие бывают у боксеров.
При виде Боржанского и Бариновой начальник цеха вскочил с места. Поздоровался с девушкой.
— Евгений Иванович, товарищ с телевидения хочет побеседовать с тобой и познакомиться с Зозулей, — сказал Боржанский.
— Будет сделано, — коротко, по-военному ответил Анегин.
Главный художник молча вышел. Парень с могучими бицепсами тоже исчез.
— Садитесь, Флора Юрьевна, — предложил начальник цеха, но, увидев, что Баринова включила магнитофон и подставила к нему микрофон, растерялся. — Говорить я… э-э… не мастак. Посидите… Сейчас…
И выскочил из конторки. Хлопнула входная дверь.
«Ну и перепугался лихой казак», — подумала Баринова, оглядываясь.
Через стеклянную стенку она увидела весь цех — небольшие, отгороженные до плеч человека ячейки. Отсюда, из конторки, которая располагалась выше остального помещения, были видны люди, склонившиеся над столами, верстаками, швейными машинами, станочками. В основном здесь работали девушки. Молоденькие, симпатичные, как на подбор.
Начальник цеха отсутствовал недолго. Снова хлопнула входная дверь, и Анегин появился в своем наблюдательном пункте, как назвала про себя конторку Баринова. Она поняла: Анегин советовался о чем-то с Боржанским.
— Пойдемте к Тарасу, — сказал он, косясь на магнитофон.
Зозуле было лет тридцать. Волосы на голове черные, а в контраст им рыжие, словно покрашенные хной, усы. Работал он в пиджаке.
— Получается, Иваныч! — весело встретил их Зозуля в своей ячейке, заваленной проволокой, веревками, деревянными чурбачками и разным инструментом.
— Тут к тебе с телевидения, — сказал Анегин.
— Добре, — стрельнул в девушку мастер черными глазками, которые как-то неестественно блестели. — Зозуля. Тарас.
— Баринова, — представилась Флора и спросила, видя в его руках приспособление, напоминающее скакалку, только с тремя шнурками, а на них деревянные ролики: — Что это у вас?
— Помогаем толстым, — он оглядел ее изящную стройную фигурку, — стать такими, як вы. — И ни с того ни с сего рассмеялся.
— Это для самомассажа, — пояснил начальник цеха и показал, как нужно пользоваться: словно трешь спину полотенцем после купания. — Ясно?
— Вполне, — кивнула девушка.
Ее внимание привлек странный предмет, торчащий из-за лацкана пиджака Зозули, — как будто кончик полиэтиленовой трубочки для коктейля. С этого бока пиджак был чуть оттопырен.
Заметив взгляд Бариновой, Тарас спрятал трубочку поглубже и, сильно покачнувшись, сказал Анегину:
— Я думаю, главный будет доволен. Бачишь? — провел он пальцем по роликам, в которых были пропилены углубления, отчего они походили на зубчатые колесики.
— Смотри-ка! — хмыкнул довольный начальник цеха. — Просто и сердито. — Он повернулся к Бариновой: — Понимаете, раньше мы делали ролики гладкими, без зубчиков. Эффект, конечно, не тот.
— Да, теперь массаж в несколько раз интенсивнее, — закончил за него Зозуля и громко икнул, обдав слушателей винным духом. — Принимаешь, чи ни?
— Порядок, — похлопал его по плечу Анегин. — Давай в том же духе! А мы не будем мешать. Пойдемте, Флора Юрьевна, побеседуем еще…
Он деликатно выпроводил Баринову и повел к себе, несколько смущенный.
«А мастер-то под мухой, — констатировала Баринова. — Ладно, поговорю с ним в следующий раз».
— Хорошо у вас, все время музыка, — сказала она, когда «Брызги шампанского» сменила песенка Крокодила Гены из мультфильма о Чебурашке и его друзьях.
— Помогает работать, — с удовольствием подхватил начальник цеха, все еще шокированный состоянием Зозули. — Больше всего нравится мастерам вот эта песенка да еще «Подмосковные вечера». Все время крутим. Врачи пишут, музыка — лучшее средство от переутомления…
Но поговорить им не дали. Анегина вызвали к директору.
Флора весь день провела на фабрике, ходила по цехам, знакомилась с людьми. А вечером в доме отдыха, у себя в коттедже, прослушала магнитофонную запись разговоров, состоявшихся днем, прочла заметки, занявшие добрую половину блокнота. Не все люди откровенничали, некоторые смущались, некоторые чего-то боялись. Но были и такие, кто говорил с журналисткой охотно и откровенно, высказывая кое-какие вещи, которые постороннему узнать сразу невозможно.
Например, тот самый Зозуля редко бывает трезв. Он все время «заправляется» через полиэтиленовую трубочку из грелки, которую носит в кармане пиджака.
Вспомнив, с какой неохотой главный художник фабрики и Анегин говорили об экспериментальном цехе (а вернее, все скрывали), Флора сделала приписку в блокноте: «Не слишком ли ретиво оберегается от чужих глаз то, что создается в СЭЦ? Может быть, дело не только в „творческих секретах“?»
* * *Почти каждый вечер Гранская и Шебеко садились в «Волгу» и ехали за город. Кирилл Демьянович наотрез отказался скрываться в кемпинге и жил на квартире Инги Казимировны. Да и прятаться было бесполезно: в городе и так знали об их отношениях. А соседи считали их законными мужем и женой.
Их излюбленным местом был чистый торжественный сосновый бор километрах в двадцати от Зорянска. Сюда приезжали не только они, красивый уголок привлекал и других туристов. Местное лесничество, чтобы уберечь лес от стихийного разгула отдыхающих, организовало тут разного рода удобства: врытые в землю столики и скамьи, специальные ямки для кострищ, шалаши. Это было удобно и лесникам, и туристам: мусор складывался в специально отрытую траншею, огонь разводился там, где положено, не вытаптывалась растительность в других местах.
— Сделано удобство на копейку, а сбережены тысячи, — одобрительно говорил Шебеко. — А главное, человек чувствует заботу, доверие. Потому здесь и не безобразничают…
Они любили сиживать допоздна у костра, болтать обо всем, что придет в голову. Кирилл признавался, что давно так не отдыхал. Их несостоявшийся совместный отпуск у моря в какой-то степени компенсировался этими поездками.
Как-то Кирилл позвонил Гранской на службу и торжественным голосом сказал, чтобы она не задерживалась ни на минуту. У них, мол, сегодня замечательный день, который они должны отметить в лесу.
Кирилл поджидал ее за углом (подъезжать прямо к прокуратуре она ему все-таки запретила).
— Какой такой замечательный день? — спросила Гранская, усаживаясь в машину.
