Джоэл Роуз - Самая черная птица
Кольт на короткое время замер в раздумье.
— Ясно, — сказал он, едва заметно кивнув. — Я понимаю ваш замысел и знаю, как следует поступить, сэр.
По прибытии в Олбани По обнаружил, что по городу ходят нелицеприятные слухи касательно его самого и брачных планов миссис Осгуд. Поговаривали также, что беспутный поэт с самого приезда снова начал пить.
В качестве условия свадебного соглашения Эдгар обещал Фанни перестать пить. В конечном счете, поддавшись на уговоры друзей, утверждавших, будто ее влияние на будущего мужа окажется равным нулю, невеста передумала и решила отказаться от брака. Писатель был вызван в фамильный особняк Осгудов напыщенным письмом.
Он стоял в гостиной и смотрел на Фрэнсис, находившуюся на другом конце комнаты, а потом подошел к ней и начал упрашивать пообещать, что текущая их встреча не станет последней. Поэт упал на колени, умоляя невесту передумать.
— Скажите, что любите меня! — восклицал он.
Поэтесса была утомлена и готова разразиться истерикой или лишиться чувств. К губам она прижимала пропитанный эфиром платок.
— Я люблю вас, — пробормотала женщина, после чего По грубо схватил мистер Осгуд, все это время прятавшийся на заднем крыльце и ждавший сигнала.
Муж Фанни спровадил возмутителя спокойствия на вокзал, воспользовавшись помощью нескольких крепкого сложения молодцев. Там Эдгара усадили в поезд, направлявшийся на юг.
Вернувшись в Нью-Йорк после произошедшего, бедняга снова впал в состояние нервного возбуждения. К концу дня он явился к Ольге, находясь на грани припадка. Дверь открыл Старина Хейс. Он впустил поэта в дом, но объявил, что не позволит ему остаться или поддерживать отношения с дочерью. Гость рухнул на пол.
Несколько дней, несмотря на возражения отца, настаивавшего на том, чтобы отправить несчастного в Северную благотворительную больницу, По оставался в кабинете Ольги. Он бредил, спал по двенадцать часов в день — и все равно находился на грани истощения. Девушка не на шутку обеспокоилась и снова вызвала доктора Фрэнсиса. Тот осмотрел поэта и констатировал, что сердце его бьется неравномерно. Заметив, что сон больного больше напоминает кому, врач предупредил: если писатель не откажется от всяческих излишеств и горячительных напитков, конец наступит очень скоро.
Эдгар не внял уговорам друзей, хотя и не отрицал, что смерть неминуема. Он снова взял руку дочери констебля; Хейс наблюдал за происходящим, сохраняя вынужденное молчание.
— Если только верная, нежная и чистая любовь женщины не спасет меня.
Неподалеку от дома сыщика стояла церковь. Однажды Ольга и ее пациент сидели на заднем дворе, возле ухоженного сада, где девушка любила пить чай.
По пожаловался, что ему заказали стихотворение, а вдохновения нет. Собеседница принесла бумагу, стальное перо и чернила. Некоторое время они сидели молча, а потом зазвонили церковные колокола. Для болезненно чувствительных нервов писателя этот звон оказался настоящим потрясением. Он резко отодвинул бумагу и заявил:
— Эти звуки раздражают. У меня нет сил. Не могу писать. Тема ускользает.
Тогда Ольга, рассердившись, написала:
Колокольчики, маленькие серебряные колокольчики.
Эдгар понял, что она имеет в виду, снова придвинул к себе бумагу и, взяв перо, написал целый станс, но после глаза бедняги закатились и он впал в прострацию.
Девушка во второй раз отобрала у поэта перо и написала:
Тяжелые железные колокола.
Взмахнув длинными, почти женскими ресницами, По забрал у нее чернила и перо, закончил стих и добавил еще два станса:
Звон, звон, звон, звон, звон, звон, звон,
звон, звон, звон…
После ужина Ольга отвела поэта наверх, уложила на перьевой матрац в своей комнате, и он погрузился в очень глубокий сон. Дыхание больного было тяжелым.
Дочь констебля спустилась на первый этаж. Отец встретил ее с кислым выражением лица.
— Что? — спросила она, но Хейс лишь заметил, что следует пригласить доктора Фрэнсиса.
Приехав, врач сел рядом с пациентом и стал под пристальным взглядом Ольги проводить осмотр.
— У него слабый и очень неравномерный пульс.
После, на кухне внизу, друг семьи тихонько беседовал с Хейсом и его дочерью.
— Болезнь сердца, бедняга долго не протянет.
Два дня спустя, в саду позади дома, По пытался покончить с собой, приняв значительное количество опиума. Однако наркотик, хоть и превышал безопасную дозу более чем в тридцать раз, не оказал смертельного действия. Констебль влил поэту в глотку горчичную микстуру, того стошнило, и жизнь его была спасена.
— Мне пришлось пережить ужасные вещи, — сказал писатель детективу.
Рассудок несчастного помутился, и в состоянии шока, дрожащей рукой — Хейс стоял за спиной, положив свои крепкие руки у него на плечах, — писатель кое-как изловчился написать Мадди, скрыв от нее истинную причину своего недомогания:
Моя дорогая матушка! Я был так болен — холерой, спазмами или чем-то в этом роде, — что сейчас с трудом держу в руке перо.
Однако Эдгар обнадежил тетушку, сообщив ей — опять же по настоянию главного констебля — о своем намерении сменить обстановку и отправиться в путешествие. Получив приглашение от журнала «Сазерн литерари мессенджер», поэт отправился в штат Виргиния. Возможно, дни его сочтены, но писатель должен еще раз увидеть город, где прошло его детство.
Он ехал в поезде на юг, в состоянии не то умопомрачения, не то паранойи. Бедняге казалось, что его преследуют, однако, сколько он ни оборачивался, никому не было дела до усталого путника.
Приехав в Ричмонд, По поспешил в гостиницу и отправил тетушке в Фордхем второе письмо:
Дорогая Мадди, я прибыл сюда с двумя долларами в кармане; один из них посылаю тебе. Боже, я боюсь загадывать, увидимся ли мы снова.
Несмотря на слабое здоровье, Эдгар навестил друзей юности — поэтическая фигура, всегда в черном, с застывшим на лице выражением глубокой, непроницаемой задумчивости.
Согласно графику, составленному для него редактором «Мессенджер» мистером Уайтом, поэт должен был прочесть три лекции о сущности и состоянии современной американской поэзии. Однако, заглянув в свой чемодан, он с прискорбием обнаружил, что записи и конспекты пропали. И не только они: не было также рукописи Джона Кольта, которую писатель всегда для надежности носил с собой.
По сначала запаниковал, вспомнив о видениях, преследовавших его в поезде, но потом обнаружил, что записи забились в ботинок, а рукопись попросту лежит под нижним бельем.
На следующий день, когда критик шел по Бруод-стрит, его окликнул знакомый голос:
— Мистер Эдди!
Поэт обернулся, и губы его расплылись в широкой улыбке. Это был товарищ детства, верный слуга семьи Аллан, Дэбни Дэндридж, чьи истории о привидениях так восхищали Эдгара, когда он был ребенком.
Бывший приятель обнял и расцеловал писателя так, словно перед ним стоял много лет назад утраченный родной сын.
— Я теперь принадлежу мисс Мире, — поведал он. — Она купила меня после того, как умер старый хозяин.
Стояло теплое воскресенье. Потерянная любовь счастливой юности, Сара Эльмира Ройстер, теперь стала вдовой миссис Шелтон. Ее муж был старше на двадцать шесть лет и умер несколько лет назад от сердечного аневризма, оставив двух взрослых детей и довольно значительное состояние.
Пятнадцатилетняя девочка превратилась в красивую женщину средних лет, с горделивой осанкой и весьма набожную. Узнав, что ее спрашивает какой-то джентльмен, достойная леди сразу же спустилась вниз из своих комнат. Увидев ее, По поднялся и воскликнул:
— О, Мира, это вы?
Моя дорогая миссис Клемм!
Несомненно, вы очень удивитесь, получив письмо от той, кого никогда прежде не видели. Хотя у меня такое чувство, что пишу женщине, которую давно знаю и искренне люблю, ибо она, как никто, этого достойна… Мистер По очень настаивал на том, чтобы я написала вам по случаю нашей помолвки, и это поручение доставляет мне большое удовольствие. Я готова полюбить вас и искренне надеюсь, что души наши окажутся родственными.
Со своей стороны постараюсь сделать все, чтобы это осуществилось.
Искренне ваша, миссис А. Барретт Шелтон (мисс Сара Эльмира Ройстер).Вдова и поэт быстро нашли общий язык. Казалось, он наконец-то утолит свою жажду. Будучи впечатлительным и пылким молодым человеком, в период расцвета их любви По уехал учиться в Университет Томаса Джефферсона. В ту пору никто не подозревал, что против влюбленных был устроен заговор, и только теперь, во время оживленной беседы Мира и По осознали, как все было на самом деле.
