Леонид Федоров - Злой Сатурн
Человек обернулся, и Зяблов увидел, как у того удивленно раскрылись глаза.
— Вам кого, гражданин?
Зяблов молча оглядел незнакомца. Нет, для попа слишком молод. Да и бороденка какая-то завалящая. Попы бороды холят, а у этого видимость одна. Волосы хотя и длинные, а торчат, как вороньи перья. Неужто фарцовщик? Похож! Вон и штаны на нем модные — сплошь пуговицы да молнии. А хотя, черт его разберет! Зяблов даже повеселел и нахально спросил, чтоб подразнить парня:
— Подштанники в стирку берете?
Длинноволосый обозлился. Швырнул на стол подпилок.
— Ослеп, что ли? Здесь мастерская, а не прачечная! И вообще — закрой дверь с той стороны — обеденный перерыв!
Он подхватил стоящий у стены чемодан и, наступая Зяблову на пятки, выпихнул его из подвала. Закрыл дверь на ключ и помахал рукой.
— Адью, папаша! А подштанники в другом месте смени!
Ухмыльнувшись, он зашагал в сторону. И тут Зяблов, взглянув на чемодан, удивился. Чемоданишко-то знакомый. Вот этим самым углом ему сегодня Пантелей в ухо дал, и масляное пятно на крышке он сразу узнал.
— Постой-ка! — остановил он парня. — Ты у кого этот чемодан увел?
Парень удивился:
— Ты, случайно, не от психов сбежал?
— Нет, обожди, потолкуем!
— Отстань, болван!
— В чем дело, гражданин? — раздался у них за спиной строгий голос. Зяблов обернулся и почувствовал, как подскочило у него сердце и покатилось куда-то вниз. Он узнал гнавшегося за ним постового. А тот, не выдавая радости, вежливо откозырял и повторил свой вопрос.
Зяблов торопливо, сбиваясь, рассказал про чемодан, про свою уверенность, что его украли у земляка, приехавшего сегодня с ним, Зябловым, в одном поезде.
Постовой выслушал объяснение. Попросил у обоих документы. Внимательно просмотрел и предложил:
— Пройдемте, граждане!
Зяблов, проклиная себя в душе, послушно поплелся. Возмущенный парень последовал за ним.
В отделении, куда были доставлены задержанные, пожилой капитан внимательно выслушал рапорт постового. Ознакомился с документами.
— Что в чемодане? — задал он вопрос длинноволосому.
— Дядя гостинцы привез — копченое мясо.
— Мясо? Ну что ж, разберемся. А вы пока подождите в соседней комнате, — обратился он к Зяблову.
Долго томился Зяблов в пустой комнате. Уничтожил десяток папирос и клял себя, что впутался в это дело.
Наконец капитан вызвал его. Зяблов подробно рассказал, как утром двинули ему в ухо чемоданом, от чего он его и запомнил, и как помог земляку донести его до автобуса.
— А в чемодане действительно было мясо, лосиное.
— Вот елки-палки! Выходит, я маху дал, зря парня обвинил.
— Тут другое дело вскрывается. Мясо коптили совсем недавно, а охота на лосей с января запрещена. Выходит, земляк ваш — браконьер. Составили мы акт. Отошлем по месту жительства этого доброго дядюшки, пусть там разберутся.
— Ай да Ботало! — покрутил головой Зяблов. — А я еще ему подмог чемодан тащить.
Капитан с сочувствием посмотрел на его покалеченное лицо.
— Где это вас так зацепило?
— На фронте! — сам не ожидая, брякнул Зяблов и даже каблуками щелкнул.
Капитан удивленно посмотрел на него, протянул документы и сухо произнес:
— Можете идти. В следующий раз улицу переходите в положенном месте.
Зяблов не поверил, что легко отделался.
— Товарищ начальник, мы люди лесные, темные. В тайге не боялся, а в городе чуть башку не отвертел, того и гляди, машина задавит.
— Ладно, идите, — улыбнулся на этот раз капитан.
К началу совещания Зяблов опоздал. В перерыв пришлось идти к главному лесничему объясняться. А тот отвел его к начальнику управления, у которого как раз сидел Иван Алексеевич.
При виде Зяблова Иван Алексеевич нахмурился, покачал головой, всем своим видом давая понять, что подвел Василий Иванович своего лесничего, не оправдал доверия. И от этого сделалось Зяблову совсем нехорошо, хоть провались сквозь землю. Пытаясь оправдаться, волнуясь, рассказал, что с ним приключилось. Начальник слушал и с трудом сдерживал смех. Рискнув наконец взглянуть на Ивана Алексеевича, Зяблов увидел, что и у него глаза смеются. Он приободрился и даже сознался, что приврал капитану, сказав, что был фронтовиком. «Видно, шрам на морде подходящим ему показался!»
— Из милиции мне звонили, интересовались вами. Просили передать вам благодарность… Вот только капитана обманули напрасно!
Зяблов густо покраснел, затоптался.
— Василий Иванович! — попросил его Левашов. — Ты пока подожди меня в приемной. Я скоро освобожусь. Вместе пойдем в гостиницу.
Когда они остались одни, Иван Алексеевич продолжил разговор, прерванный приходом Зяблова.
— Ты мне скажи, Николай Владимирович, до каких пор Нагорное лесничество в пасынках будет числиться?
— Откуда ты это взял? Тебе «Заслуженного лесовода» присвоили, орденом наградили. Все лесники значки отличников имеют. Сегодня вот приказ подписан на твоего крестника, — Зяблов тоже значок получит.
— Вот это хорошо! — обрадовался Иван Алексеевич.
Начальник улыбнулся.
— И что ты так бьешься за него? Зимой с начальником кадров расшумелся, тот даже заявление в партком на тебя настрочил.
— Хочется вернуть ему вкус к жизни… Слушай, — неожиданно рассердился Иван Алексеевич, — что ты вокруг да около крутишь? Разговор шел о лесничестве, а ты все в сторону сворачиваешь. Почему у меня до сих пор нет помощника, должность бухгалтера пустует, рабочих в питомнике всего трое? И где это видано, чтобы у лесников обходы были по десять тысяч гектаров?
— За это своего директора благодари. Он прошляпил… Ну ничего. Скоро все изменится. Твое предложение об орехопромысловом хозяйстве мы обсудили на коллегии, признали своевременным и очень ценным. Облисполком и обком партии одобрили. Так что с нового года на базе Нагорного лесничества будет организовано такое хозяйство.
— А кто за это берется? Надеюсь, не леспромхоз?
— Была такая мысль, но потом решили, что лучше оставить это за собой. Создадим комплексное хозяйство. Будем заниматься промыслами, а заодно восстанавливать лес.
— Ну, порадовали! Вот за это спасибо!
— Подожди! Сказка будет впереди. Решили перевести тебя на ответственную должность. Хватит в тайге околачиваться. Кого порекомендуешь вместо себя в Нагорное?
— Как это?.. — опешил Иван Алексеевич.
— Видишь ли, уволили мы начальника кадров, наломал он дров. Посоветовались и решили, что лучше тебя не найти. Опыт большой, дело знаешь и с людьми ладить умеешь.
— Да ты что? — засмеялся Иван Алексеевич. — Меня — в кадровики? Конечно, не пойду! Я должность лесничего в нашем деле считаю повыше твоей, Николай Владимирович. Сидишь ты целый день в кабинете, вокруг тебя телефоны наставлены, секретарша вьется и лес-то видишь ты пару раз в год. А я в нем с утра до ночи, живу им…
Начальник улыбнулся.
— Значит, и со мной местами не поменялся бы?
— Зачем?
— А все же подумай.
— И думать нечего.
Глава четвертая
В июне Севка доложил родителям, что женится. Отец одобрительно усмехнулся, а мать, узнав, что на свадьбу уже и гости приглашены, запричитала: уж больно малый срок для подготовки выделил сынок.
Весна эта была для Севки особенная. Вернувшись в Нагорное после курсов, он первым делом наломал в садике огромный букет черемухи и помчался к Инге.
Инга сидела на крылечке в зеленеющем дворе. Щурясь на солнышке, беседовала с котом, свернувшимся у нее на коленях. Перед отъездом на курсы принес ей Севка мурлыкающий пушистый комочек. Инга обрадовалась, хотя и не упустила случая поехидничать: «Из какого же созвездия эта твоя хвостатая звезда?» Но с котенком не расставалась и даже провожать Севку пришла, держа за пазухой его подарок.
Увидев в воротах Севку, Инга ахнула и, удивляясь себе, побежала ему навстречу. Скатившийся на землю кот оскорбленно фыркнул и степенно удалился, а Севка, растерявшись, сунул Инге букет, не зная, что делать со своими руками и что сказать. Раскрасневшаяся Инга, зарывшись носом в цветы, смотрела на него сияющими глазами, и Севке впервые не досталось на орехи, когда он решился ее обнять и зашептать в ухо давно накопившиеся ласковые слова…
На свадьбу явилось полпоселка. Во всяком случае так показалось Ивану Алексеевичу. После всех традиционных церемоний, вручений подарков и шутливых пожеланий гостей пригласили к столу. Молодежь шумела за одним концом стола, старики степенно обосновались за другим.
Оглядевшись, Иван Алексеевич увидел счастливых Устюжаниных, Антоныча и даже Ковалева.
Был на учителе отлично сшитый костюм. По белой сорочке радугой переливался широкий галстук. На пиджаке — обернутая целлофаном колодочка медалей. Пахло от гостя духами и вином.
