Анатолий Безуглов - Прокурор
- Я бы не хотел, чтобы вы показывали это, - ответил главный художник недовольно.
- Почему? - искренне удивилась Флора.
- Видите ли, Флора Юрьевна, творчество - это, согласитесь, тайна. Лично я никогда никому не показываю свои работы до полного завершения... Есть, правда, и другая сторона вопроса. Чисто производственная. Боржанский провел чубуком трубки по несуществующим усам. - Нам будет неприятно, если на другой фабрике используют наш образец. Не забывайте, на каждый сувенир есть авторское право.
- Конечно, конечно, просто я не подумала, - стушевалась Баринова.
- Да и телевидению зачем лишние хлопоты? - снова поднялся главный художник. - Будут писать, спрашивать, где купить. А может, то, что вы заснимете, не пойдет в серию. Мы ведь в этом цеху ищем, экспериментируем...
Они вместе двинулись по дорожке. Флора, не выключая магнитофон, старалась держать микрофон поближе к собеседнику.
- Ну а просто рассказать о людях, которые трудятся в СЭЦ? - задала она вопрос.
- Это пожалуйста! - сделал великодушный жест Боржанский.
- У вас там работает Тарас Зозуля...
- Интересно, откуда такая информация? - чуть усмехнулся Герман Васильевич.
- Журналисты тоже имеют свои профессиональные тайны...
Боржанский сунул трубку в рот и, пока шли до СЭЦ, думал о чем-то своем. А точнее: его очень настораживало поведение корреспондентки, ее активность, въедливость. Кто она? И зачем, с какой целью прибыла сюда?
Специальный экспериментальный цех находился в здании, которое стояло в стороне от других строений фабрики. Его скрывали деревья и кусты китайской розы. На плотно закрытых окнах - железные решетки.
"Словно нарочно скрывают от посторонних глаз, - подумала Флора. Представляю, какая там духота..."
К ее удивлению, в помещении было прохладно: воздух кондиционировался. И приятным сюрпризом звучала музыка. Старое томное танго "Брызги шампанского".
Конторка Анегина размещалась сразу у входной двери. Он сидел за столом и беседовал с крепышом с литыми мускулами и сплющенным носом, какие бывают у боксеров.
При виде Боржанского и Бариновой начальник цеха вскочил с места. Поздоровался с девушкой.
- Евгений Иванович, товарищ с телевидения хочет побеседовать с тобой и познакомиться с Зозулей, - сказал Боржанский.
- Будет сделано, - коротко, по-военному ответил Анегин.
Главный художник молча вышел. Парень с могучими бицепсами тоже исчез.
- Садитесь, Флора Юрьевна, - предложил начальник цеха, но, увидев, что Баринова включила магнитофон и подставила к нему микрофон, растерялся. - Говорить я... э-э... не мастак. Посидите... Сейчас...
И выскочил из конторки. Хлопнула входная дверь.
"Ну и перепугался лихой казак", - подумала Баринова, оглядываясь.
Через стеклянную стенку она увидела весь цех - небольшие, отгороженные до плеч человека ячейки. Отсюда, из конторки, которая располагалась выше остального помещения, были видны люди, склонившиеся над столами, верстаками, швейными машинами, станочками. В основном здесь работали девушки. Молоденькие, симпатичные, как на подбор.
Начальник цеха отсутствовал недолго. Снова хлопнула входная дверь, и Анегин появился в своем наблюдательном пункте, как назвала про себя конторку Баринова. Она поняла: Анегин советовался о чем-то с Боржанским.
- Пойдемте к Тарасу, - сказал он, косясь на магнитофон.
Зозуле было лет тридцать. Волосы на голове черные, а в контраст им рыжие, словно покрашенные хной, усы. Работал он в пиджаке.
- Получается, Иваныч! - весело встретил их Зозуля в своей ячейке, заваленной проволокой, веревками, деревянными чурбачками и разным инструментом.
- Тут к тебе с телевидения, - сказал Анегин.
- Добре, - стрельнул в девушку мастер черными глазками, которые как-то неестественно блестели. - Зозуля. Тарас.
- Баринова, - представилась Флора и спросила, видя в его руках приспособление, напоминающее скакалку, только с тремя шнурками, а на них деревянные ролики: - Что это у вас?
- Помогаем толстым, - он оглядел ее изящную стройную фигурку, - стать такими, як вы. - И ни с того ни с сего рассмеялся.
- Это для самомассажа, - пояснил начальник цеха и показал, как нужно пользоваться: словно трешь спину полотенцем после купания. - Ясно?
- Вполне, - кивнула девушка.
Ее внимание привлек странный предмет, торчащий из-за лацкана пиджака Зозули, - как будто кончик полиэтиленовой трубочки для коктейля. С этого бока пиджак был чуть оттопырен.
Заметив взгляд Бариновой, Тарас спрятал трубочку поглубже и, сильно покачнувшись, сказал Анегину:
- Я думаю, главный будет доволен. Бачишь? - провел он пальцем по роликам, в которых были пропилены углубления, отчего они походили на зубчатые колесики.
- Смотри-ка! - хмыкнул довольный начальник цеха. - Просто и сердито. - Он повернулся к Бариновой: - Понимаете, раньше мы делали ролики гладкими, без зубчиков. Эффект, конечно, не тот.
- Да, теперь массаж в несколько раз интенсивнее, - закончил за него Зозуля и громко икнул, обдав слушателей винным духом. - Принимаешь, чи ни?
- Порядок, - похлопал его по плечу Анегин. - Давай в том же духе! А мы не будем мешать. Пойдемте, Флора Юрьевна, побеседуем еще...
Он деликатно выпроводил Баринову и повел к себе, несколько смущенный.
"А мастер-то под мухой, - констатировала Баринова. - Ладно, поговорю с ним в следующий раз".
- Хорошо у вас, все время музыка, - сказала она, когда "Брызги шампанского" сменила песенка Крокодила Гены из мультфильма о Чебурашке и его друзьях.
- Помогает работать, - с удовольствием подхватил начальник цеха, все еще шокированный состоянием Зозули. - Больше всего нравится мастерам вот эта песенка да еще "Подмосковные вечера". Все время крутим. Врачи пишут, музыка - лучшее средство от переутомления...
Но поговорить им не дали. Анегина вызвали к директору.
Флора весь день провела на фабрике, ходила по цехам, знакомилась с людьми. А вечером в доме отдыха, у себя в коттедже, прослушала магнитофонную запись разговоров, состоявшихся днем, прочла заметки, занявшие добрую половину блокнота. Не все люди откровенничали, некоторые смущались, некоторые чего-то боялись. Но были и такие, кто говорил с журналисткой охотно и откровенно, высказывая кое-какие вещи, которые постороннему узнать сразу невозможно.
Например, тот самый Зозуля редко бывает трезв. Он все время "заправляется" через полиэтиленовую трубочку из грелки, которую носит в кармане пиджака.
Вспомнив, с какой неохотой главный художник фабрики и Анегин говорили об экспериментальном цехе (а вернее, все скрывали), Флора сделала приписку в блокноте: "Не слишком ли ретиво оберегается от чужих глаз то, что создается в СЭЦ? Может быть, дело не только в "творческих секретах"?"
* * *
Почти каждый вечер Гранская и Шебеко садились в "Волгу" и ехали за город. Кирилл Демьянович наотрез отказался скрываться в кемпинге и жил на квартире Инги Казимировны. Да и прятаться было бесполезно: в городе и так знали об их отношениях. А соседи считали их законными мужем и женой.
Их излюбленным местом был чистый торжественный сосновый бор километрах в двадцати от Зорянска. Сюда приезжали не только они, красивый уголок привлекал и других туристов. Местное лесничество, чтобы уберечь лес от стихийного разгула отдыхающих, организовало тут разного рода удобства: врытые в землю столики и скамьи, специальные ямки для кострищ, шалаши. Это было удобно и лесникам, и туристам: мусор складывался в специально отрытую траншею, огонь разводился там, где положено, не вытаптывалась растительность в других местах.
- Сделано удобство на копейку, а сбережены тысячи, - одобрительно говорил Шебеко. - А главное, человек чувствует заботу, доверие. Потому здесь и не безобразничают...
Они любили сиживать допоздна у костра, болтать обо всем, что придет в голову. Кирилл признавался, что давно так не отдыхал. Их несостоявшийся совместный отпуск у моря в какой-то степени компенсировался этими поездками.
Как-то Кирилл позвонил Гранской на службу и торжественным голосом сказал, чтобы она не задерживалась ни на минуту. У них, мол, сегодня замечательный день, который они должны отметить в лесу.
Кирилл поджидал ее за углом (подъезжать прямо к прокуратуре она ему все-таки запретила).
- Какой такой замечательный день? - спросила Гранская, усаживаясь в машину.
- Увидишь, - загадочно ответил профессор.
"Туристский раек", как окрестил их любимое место Кирилл, был чисто выметен. Машина остановилась возле шалаша.
- Как здорово, что мы одни! - воскликнула Инга Казимировна.
Кирилл попросил ее отвернуться и посидеть в машине.
За спиной Гранской звякнули ложки, рюмки. Но она стоически держалась и не оборачивалась.
- А теперь, о повелительница, - торжественно зазвучал голос профессора, - снизойди до презренного раба твоего и яви сюда лицо свое, подобное луне в полнолуние...
