Фридрих Незнанский - Картель правосудия
– Там что, архив Des Todes?
– Типа того… Это надолго? – осведомился Турецкий.
– Дядя, а ты не пробовал завесить четвертую полуось из-под DOS-сессии?
– Нет, – сказал Турецкий чистую правду.
– А когда-нибудь двоичный код вручную переписывал?
– Нет, но зато я знаю, где у него кнопка, – Турецкий уверенно ткнул пальцем в клавишу.
Расшифровка заняла минут семь. Витала выдернул дискету, прежде чем Александр Борисович успел что-то прочитать на экране монитора:
– Ты про пиво не забыл?
Турецкий с готовностью полез в карман за деньгами.
– Извини, дядя, но дискета твоя, во-первых, сама глюканая, а во-вторых, на ней только аварийная копия заглюканной программы «Клиент-банка» с данными о платежах за январь прошлого года. Ты это искал? – Он тоже пожал плечами, но не от бессилия, а как бы извиняясь, и, отобрав у опешившего Турецкого зажатую в кулаке купюру, пошел заказывать пиво.
На Большую Дмитровку Турецкий вернулся в состоянии тихого бешенства. Изида Сигизмундовна тут же доложила, что уже дважды звонили из «Лефортова»: заключенный Кротков рвется на допрос.
– К черту, – чихая, сказал Турецкий. – Никуда не поеду, пусть привозят его в Генпрокуратуру.
– Вы что, за идиотов нас всех тут держите, – спросил он Кроткова возмущенно спустя полтора часа, когда для формального участия в допросе прибыл Школьников. Турецкий все еще выступал в качестве потерпевшего, принимающего участие в очной ставке.
Кротков в недоумении уставился на него:
– Пароль не сработал?
– И что я, по-вашему, должен был найти на этой дискете?
– Не знаю, – задержанный пожал плечами, – я сам не смотрел, руки как-то не дошли. Диск изъят из сейфа Уткина вместе с документами, и я справедливо полагал, что там секретный архив его грязных делишек. Или нет?
– Или нет!
– Да не нервничайте так, гражданин начальник. Уткин – это уже не актуально. Я хочу сделать заявление…
– Прикажете за журналистами сбегать? – учтиво спросил Школьников.
– Хорошо бы. Родина должна знать своих героев. Итак, – Кротков откашлялся, – находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что сам, своими руками убил бывшего единомышленника и бывшего товарища по «Новой народной воле» – Сенатора, который вам, наверное, был больше известен как глава домодедовской группировки. Оригинальная фамилия необязательна.
Но Турецкого уже трудно было удивить. А почему, собственно, он не мог убрать Сенатора? Только, пожалуй, Кротков поступил тактически неверно. Если бы он так и начал свои признания, это выглядело бы абсолютно правдоподобно, но теперь, после того как он взвалил на себя лавры убийцы Уткина, Турецкого мучили смутные сомнения: а уж не лжет ли он, как Троцкий?
Несмотря на неутихающие слухи о том, что Сенатора убрали (на чем особенно настаивал грязновский знакомец капитан Лихачев из РУОПа), официально считалось, что его смерть наступила от вполне естественных причин. Он страдал хронической аневризмой, и в момент нервного перенапряжения организм его не выдержал. В результате – смерть от разрыва аорты. (Как, кстати, и у тещи Лозинского!)
А Кротков уже оседлал любимого конька и, набрав в легкие побольше воздуха, начал очередное программное выступление:
– Сенатор трактовал идею разрыхления и разрушения репрессивно-исправительной машины, совершенно обойдя самое актуальное, злободневное и политически наиболее существенное в борьбе против анархизма, а именно – отношение народной революции к государству и вопрос о государстве вообще!
– Может, не будем терять время, вы бы просто сказали мне название первоисточника, который собираетесь цитировать, а я потом на досуге ознакомлюсь, – язвительно перебил Турецкий. Он успел заскочить-таки в ведомственную библиотеку и после непродолжительных поисков убедиться, что предыдущая тронная речь его оппонента была почти дословно слизана с работы Ленина «Государство и революция».
Кротков не обиделся:
– Если вас не интересуют побудительные мотивы, давайте поговорим о доказательствах.
– Попробую угадать… вы его заперли в темной комнате и читали ему вслух классиков марксизма часа три, пока он не умер от разрыва сердца.
– Нет. Я его отравил.
Это уже было новостью.
– Чем же, если не секрет?
– Ядом нервно-паралитического действия, разработанным в наших секретных лабораториях.
– И вы можете это доказать?
– Доказывать – это ваша работа, но могу вам помочь. Яд Сенатор не принимал внутрь, поражение произошло через кожу. Я могу назвать адрес лаборатории.
– Что-нибудь еще? – Турецкий недоверчиво покосился на Кроткова, но адрес все-таки записал.
– Я вижу, вы мне не верите, и напрасно. На сегодня, если можно, давайте закончим, я утомился и хочу собраться с мыслями. А когда вы все проверите и убедитесь в моей искренности, с удовольствием продолжим.
И Турецкому волей-неволей пришлось проверять.
Лечащий врач Сенатора, изрядно запуганный домодедовской братвой, только после длительного допроса признался, что свидетельство о смерти он подписал прямо в своем кабинете и тела покойного даже не видел. Но аневризмой Сенатор действительно страдал, так что все может быть. Хотя что-то слишком много «сердечников» за последнее время…
Турецкий вынес постановление об эксгумации трупа Сенатора. И тут ему пришлось столкнуться с непонятно откуда взявшимися фанатами, которые избрали местом своих шабашей могилу усопшего. Были это недоловленные домодедовские братки или грабители могил, он так и не выяснил. Они ни в какую не желали убраться с кладбища, угрожая, что милиции придется добираться до трупа Сенатора только через их трупы. В конце концов срочно вызванный отряд ОМОНа разогнал фетишистов, и гроб из красного дерева с позолоченными ручками извлекли из промерзлой земли.
Судмедэкспертиза, а позднее и судебно-биологическая экспертиза подтвердили, что Сенатор действительно был отравлен и аневризма здесь ни причем. На выяснение состава яда требовалось довольно длительное время. Специалисты-химики установили, что яд попал в организм через кожу. То есть признание Короткова не опровергалось.
У Турецкого голова шла кругом. Если Кротков не врет насчет Сенатора, то, может, и про Уткина – правда?! И вся их «Пантера» не там копает. А вдруг действительно существует эта «Новая народная воля»? Почему «АУМ-Синрике» может травить людей пачками, а наши «народовольцы-2» не могут? Чем они хуже? Предчувствуя самое худшее, Турецкий с бригадой, доукомплектованной снаряжением для работы с боевыми отравляющими веществами, отправился по адресу, названному Кротковым.
Когда они в своих изолирующих костюмах, пыхтя изолирующими противогазами, ворвались в нежилой с виду двухэтажный дом, на голову им рухнула целая лавина… голубиного дерьма. А придурковатый бомж, который лопатой сбрасывал помет, после хорошей дозы тумаков объяснил, что никакой ни подпольной, ни надпольной лаборатории здесь нет и не было и живет он один с голубями, а незваных гостей всегда встречает одинаково.
А Кротков снова просился на допрос. Но Турецкий остался глух к его просьбам. Он ждал заключение химиков о составе отравившего Сенатора вещества.
– Но зачем Кротков затягивает следствие? – занудствовал Школьников. – Просто так, из любви к искусству, или он ждет, что сработает система и за него начнут ходатайствовать, или покуда он тянет волынку, кто-то обработает свидетелей по делу Гнедковского и у нас опять на него ничего не останется? «Депутат мафии» Герасимец пока не протянул руку братской помощи, почему? Либо он чего-то боится, либо выжидает. Чего? А может, за Кроткова как раз должен заступиться кто-то более влиятельный и высокопоставленный…
– Но если таковой имеется, – возразил Турецкий, – то почему он позволил сдать целую группировку? Может, покровитель был, а теперь его не стало? Умер… убили?
– То есть это Уткин? Да возможно ли это?!
– Но с другой стороны, может, Кротков неспроста водил нас вокруг Уткина? Или это совпадение? Нет, совпадение в том, что я думаю в первую очередь об Уткине! В конце концов, мало ли кто мог умереть, заболеть, отойти от дел?! Давай, Семен, попробуем решить другой вопрос: кто и зачем сдал группировку? Кому это выгодно и кому это по силам? Никто из «сенаторских конгрессменов», претендовавших на освободившееся кресло, братву сдавать бы не стал. Сдали бы Кроткова… или скорее убрали бы и на том остановились.
– А конкуренты?
– В принципе могли бы, но откуда у них документы, свидетельские показания и прочее? На них, разумеется, может работать кто-то и в милиции, и в прокуратуре, и в суде…
– Но эти люди должны быть из разных ведомств и работать скоординированно и систематически в течение долгого времени, что представить себе просто невозможно! Или это передел сфер влияния среди покровителей бог его знает на каком высоком уровне? А мы здесь у себя внизу наблюдаем его отголоски. Но даже если я постиг тайный смысл вещей, махать шашкой на таких высотах все равно что гулять по радиоактивной трясине с заминированными кочками. – Школьников, прихлебывая кофе, подошел к окну. За стеклом надтреснуто стонали деревья и разводили ветвями в стиле ню. «Интересно, почему у Турецкого грязь на оконном стекле серая, а у меня коричневая?» Школьников упал в кресло и, особо не напрягаясь, заснул.
