Анатолий Семенов - Преступление не будет раскрыто
В такие дни Олега тянуло на простор. Однажды, закончив работу, он без всякой нужды и цели долго бродил по окрестностям села. Размышлял о жизни. К размышлениям понуждала какая-то беспокойная струнка, зародившаяся в душе ещё в то время, когда лежал в больнице после драки; эта струнка, — стоило ему отвлечься от работы или какого-нибудь занятия, — сразу давала о себе знать и назойливо бередила душу. Сердцем он чувствовал, что живёт не так, живёт скучно, бесцельно, но не мог разобраться в себе и не знал, как начать жить по другому, чтоб было не скучно, чтоб была перед ним большая ясная цель. От дум пухла голова, и он ходил сам не свой.
К вечеру солнце зашло за тучу, и вдруг поднялся ветер. Олег присел отдохнуть на колоду, лежавшую возле дороги, и устало бросил безразличный взгляд на лужу перед собой, которую чуть-чуть рябил ветерок. Глядя на мутную водицу, он заметил в ней нечто живое. Это было маленькое насекомое, которое плыло посреди лужи. Порывы ветра относили и отклоняли букашку от курса, но она настойчиво плыла вперёд и всё-таки выбралась из лужи. Рассеянно глядя на неё, Олег вспоминал события своей жизни. Он поднялся с колоды и проводил задумчивым взглядом какую-то заблудшую ворону, летевшую по своим делам, которая как и насекомое упорно сопротивлялась силе ветра и летела к цели по намеченному курсу.
«К гнезду, наверно, стремится, — подумал Олег. — Пока не будет на месте, не успокоится. Всюду борьба. Значит, в этом есть смысл».
Он сунул руки в карманы куртки и, занятый своими мыслями, пошёл домой. Дома застал Михаила, который лежал животом вверх на диване и забавлялся с сынишкой. Олег не спеша разделся, взял стул и подсел к Михаилу. С минуту молча наблюдал за тем, как Михаил, урча по-собачьи, прикасался небритым лицом к сыну, лежавшему у стенки, и щекотал его. Малыш заливался смехом.
— Миша, — сказал Олег, выбрав момент и глядя на Михаила в упор, — ты человек образованный, умный. Скажи, в чём смысл жизни?
— Чего? — спросил тот, продолжая забавляться.
— Я хочу знать, в чём смысл жизни.
— С чего это ты? — сказал Михаил, взглянув на него удивлённо.
— Естественный вопрос, который задаёт себе каждый, но не каждый может ответить. Я, например, не могу ответить. Помоги мне.
— Иди ты… к лешему! — воскликнул Михаил и посадил сына себе на живот. — Вот в нём. В нём и в Таньке весь смысл моей жизни.
— А как быть мне?
— Ну чего пристал? Чего ты хочешь? — взмолился Михаил, повернувшись к нему лицом.
— Как быть мне, если у меня нет ни Таньки, ни Сашки.
— Так заведи!
— Знаешь, — ответил Олег, опустив задумчивые глаза, — я не очень люблю, когда меня бьют. Особенно цепями. А сейчас… Такое чувство, что меня мало били, мало учили. Не дозрел ещё.
Михаил поднял голову и, подозрительно посмотрев на него, спросил:
— Ты не выспался сегодня, что ли?
— Я не могу завести себе Таньку и Сашку. Без любви не могу этого делать.
— Так влюбись. Посмотри сколько девчонок вокруг. Ведь любая не то что пойдёт, побежит за тебя замуж. Только свистни.
— Любую мне не надо. Мне нужна та, которая замужем. А она замужем за таким павлином, что мне с ним тягаться бесполезно, будь у меня хоть три звезды героя. — Олег сделал паузу и продолжал, вздохнув: — Была у меня недавно женщина. Она могла отвлечь от этой страшной напасти, которая преследует уже несколько лет. Но и эта женщина бросила меня. Между прочим, бросила уже после того, как присвоили звание. А ты говоришь: любая побежит… Оказывается, ни черта не любая.
— Это ты имеешь в виду ту женщину, которая жила по соседству в Зорино?
— А ты откуда знаешь?
— Дед рассказывал.
— Она самая.
— Но ты даёшь… стране угля. Мелкого, но много. Она же на пятнадцать лет тебя старше.
— Ну и что. С ней я забывал о Марине.
— Ага, значит твою любовь, которая замужем за павлином, зовут Марина?
Олег кивнул.
— Да, — сказал Михаил. — Не зря говорят: не та баба опасна, которая держит за…. а которая за душу. Значит, Марина держит тебя за душу, а соседка — за… Так тогда лучше уж соседка. Как более безопасная. Куда она девалась?
— Уехала куда-то. Не оставила адреса.
— И нельзя найти?
— Можно. Но надо целый год сидеть в Трускавце и ждать, когда она приедет туда лечиться. У неё больные почки. Она там лечится ежегодно.
— Да, брат, с тобой не соскучишься. Олег усмехнулся.
— Чёрт его знает, что тебе посоветовать, — сказал Михаил.
— Посоветуй быть счастливым — в таком вот положении.
— Чего тут советовать. Ясно, что без Марины полного счастья не будет. И, значит, надо за неё биться, драться изо всех сил.
— Как?
— Умом, конечно. Не кулаками же. Олег вздохнул. Почесал затылок.
— Ты вот что, — сказал Михаил. — Съезди в Иркутск и разберись со своим институтом. Время сейчас работает на тебя. И очень здорово работает. А знаешь почему? Потому что тебе не надо добиваться славы и признания. Все это у тебя уже есть с избытком. Не хватает всего лишь ерунды — поплавка. Диплома о высшем образовании. О получении поплавка сейчас и позаботься в первую очередь.
— А вдруг заставят пересдавать экзамен.
— А ты съезди, узнай обстановку.
Тут малыш, сидевший за спиной Михаила, вдруг заплакал.
— Что ж, я могу съездить, — сказал Олег, успокоившись. — Посмотрим, что скажут.
— А вот съезди-ка, съезди! — ответил Михаил, повернулся к сыну. — Ну чего пищишь? Ах, что ты наделал!
Михаил поднял сына с подмоченного чехла дивана и прошёлся с ним по комнате.
— Вот так, брат, — сказал он, обращаясь к Олегу, стоявшему в задумчивости посреди комнаты. — Пока жива-здорова твоя Марина, надежда есть. Вот если она умрёт, тогда… — Михаил развёл руками. — Понял теперь в чём смысл жизни?
— Понял.
— Ну так посиди с Сашкой, а я схожу за водой и затоплю печку. — Михаил посадил малыша в кроватку.
— Не беспокойся, я сделаю, — сказал Олег и пошёл за дровами. Оба они, занимаясь домашними делами, были в приподнятом настроений.
XIV
На другой день после ареста Вадима Марина родила девочку. Заранее у них было условлено, что если будет девочка, то назовут её Ларисой. Марина не изменила своего решения. Через несколько часов она уже привыкла к мысли, что у неё теперь есть дочурка Ларочка, и часто повторяла про себя близкое сердцу имя.
Когда день прошёл и наступил вечер, Марина подозвала дежурную сестру, которая перед уходом со смены случайно зашла в палату и спросила: не звонил ли кто относительно её. Та ответила отрицательно. Марине показалось это странным, и она уже поздно вечером спросила другую дежурную сестру о том же. И та ответила то же самое.
Загадочное молчание мужа и свекрови, которые с такой заботливостью отвезли её в больницу, тревожило её. Она несколько раз просыпалась среди ночи, решалась попросить сестру, чтобы та позвонила на квартиру Пономарёвых, но тут же отказывалась от этой мысли и клялась себе, что ни за что первая этого не сделает. В ожидании и догадках прошёл весь следующий день. Она теперь больше думала о своей родной матери и жалела, что не успела предупредить её вовремя. Наконец, вечером ей сообщили, что звонила какая-то женщина и справлялась о дне выписки. Потом как-то прислали ей одеяльце с простынкой, чтобы завернуть ребёнка, и после уж, до той минуты, пока она не выписалась из больницы никто из близких не поддерживал с нею никакой связи.
Когда Марина одетая и с ребёнком на руках вышла в приёмную комнату, она увидела Екатерину Львовну, одиноко сидевшую там. Екатерина Львовна поднялась ей навстречу.
— Здравствуй, — сказала она изменившимся, тихим голосом. — Как себя чувствуешь?
— Здравствуйте. Не стоит беспокоиться, — сухо ответила Марина. Она остановилась и глядела на свекровь с каким-то неестественным, каменным выражением лица.
Екатерина Львовна, потупив взор, отвернулась и согбенная молча вышла на улицу. Марина вышла следом за ней и совершенно была удивлена, когда, окинув взглядом пустынную улицу, не обнаружила на ней великолепного лимузина, на котором её доставили сюда.
— Дай, я понесу, — сказала Екатерина Львовна.
— Ничего, я донесу сама, — ответила Марина по-прежнему сухо.
Екатерина Львовна измерила её уставшими, покрасневшими от слёз и бессонницы глазами и отвернулась. Они молча шли до самого дома.
«Какая! Хороша невестка! — думала Екатерина Львовна. — Даже ни о чём не спросит. Неужели она считает, что Вадим мог забыть про неё в такие дни, если бы был на свободе? Что будет с ним? Что будет с ребёнком?»
Екатерина Львовна тяжко-тяжко вздохнула и с досады стала ломать себе пальцы.
«Притащилась одна и даже не взглянула на свою внучку, — думала Марина, не замечая волнения свекрови. — Чем объяснить? Ни о ребёнке, ни о Вадиме ни слова. Идёт и молчит, как в рот воды набрала. Тот хлюст по такому случаю мог бы отпроситься с работы. Не звонил ни разу. Наверное, запил с горя, что дочь родилась. Он ведь сына хотел. А! Чёрт с ним. Я ни о чём никого не буду спрашивать. Плевать мне на всех на вас. Посмотрим, как он будет вести себя дальше и относиться к ребёнку. В случае чего, поставлю крест. Обойдусь и без вас», — думала она, прижимая к себе ребёнка. В эти минуты она казалась неумолимой. Набегавший ветерок, слегка трепавший волосы, выбившиеся из-под белого платка, и конец его, закинутый за плечо, как-то особенно подчёркивал решительность выражения её лица.
