Лесли Чартерис - Убийство на голубой яхте
Я съел сэндвич и выпил чашку чая. Мэри обещала позвонить, если ей не удастся проникнуть в дом Овенса. А если она проникла туда, то наверняка что-нибудь разузнает. Мэри умна, и умеет задавать вопросы. Она, без сомнения, сумеет выжать хоть что-то из самого Адольфа Гитлера.
Наступило три часа, потом четыре. Я начал грызть ногти. Мне вспомнились все старые фильмы об эсэсовцах и их методах. Тиски, вырывание ногтей… Я уже видел, как ее истязает угрюмый тип с черной повязкой на глазу, как волочит по земле ее бесчувственное тело, конечно же за волосы. Все это происходит на палубе «Западного ветра». На реке лед, они не смогли отплыть далеко, но…
В пять зазвонил телефон.
— Это я, Джек, — услышал я тихий голос Мэри. — Я все на острове. Не говори ничего, отвечай только да или нет, хорошо? Все складывается прекрасно. Фриц приглашает меня сегодня вечером на свидание.
— Черт побери! — взорвался я. — Немедленно возвращайся домой.
— Я буду занята вечером, — Мэри говорила очень тихо и каким-то неестественным голосом. Вероятно, неподалеку находился Фриц. — Mutter liebchen, — добавила она по-немецки.
— И не думай! — закричал я.
— Это очень милый молодой человек, мамочка. Не сомневайся, Mutter. Herr Шмит настоящий джентльмен. Он работает у очень богатого человека. Я с ним поужинаю, а потом он покажет мне дом своего хозяина, очень красивый дом. Ведь в этом нет ничего плохого, кроме того, я уже взрослая и…
— Успокойся, ради бога. Как можно скорее избавься от него и сразу же возвращайся домой. Я приказываю тебе, понятно?
— Но мне так хочется, мама.
Я швырнул трубку. Меня трясло от бешенства.
Часом позже возле крыльца остановился «ягуар».
Я выбежал встретить жену и открыл дверцу автомобиля, но Мэри не выходила. Она неподвижно сидела, наклонившись над рулем, с каменным выражением лица. На ней была ее обычная одежда.
— Ты сошла с ума, Мэри? — сказал я. — Отдаешь ли ты себе отчет в том, что собиралась сделать?
— Я собиралась всего лишь раскрыть загадочное убийство, — холодно ответила она.
— Пропади пропадом это убийство!
Мэри вышла из машины и с безразличным видом прошла мимо меня.
— И одновременно избавить нас от неприятностей, — добавила она, поскользнувшись на льду.
— Но он мог изнасиловать тебя или убить, неужели ты этого не понимаешь?
— Откуда ты знаешь? Ты что, был там? — Мэри вошла на кухню и захлопнула двери перед моим носом.
Весь вечер был, конечно, полностью испорчен, не говоря об ужине. После ужина Мэри ушла в спальню, улеглась на постели, спрятав лицо в подушки, не желая даже слушать меня.
Однако спустя какое-то время она немного отошла.
— Я была рядом, рядом с разгадкой, — сказала она. — Этот болван был полностью в моих руках. Мы провели несколько часов в маленьком трактире, пили пиво и беседовали. Все шло, как по маслу. А потом мне пришлось придумывать идиотское оправдание, потому что ты запретил мне остаться. Теперь все пропало,., я этого не переживу!
Она снова уткнулась лицом в подушку и заплакала.
— Но, дорогая, стоит ли так рисковать головой.
— Это моя голова, а не твоя.
Лишь поздно вечером мне удалось успокоить ее.
А спустя два дня, несмотря на мои запреты, она вновь отправилась на остров Тилхэм.
Она подошла к воротам, которые, как обычно, были заперты. Собаки молчали. Не меньше часа Мэри звала Фрица, но никто не отозвался. И никто не появился. Усадьба выглядела совершенно опустевшей. Мэри оставила корзинку у ворот и ушла.
В тот же вечер мы рассказали обо всем лейтенанту Рейнольдсу.
Утром следующего дня он отправился к Овенсу. Оказалось, что оба обитателя таинственного дома как в воду канули. Бесследно исчез и «Западный ветер».
А еще через день в почтовом ящике мы обнаружили большой коричневый конверт, адресованный на мое имя. Многоуважаемый мистер Джон Лидс — было написано большими кривыми буквами. Внутри оказался только кусок картона, а на нем маленький, небрежно нарисованный пиратский флаг с белым черепом и скрещенными костями. Больше ничего, ни одного слова. Только пиратский флаг. Почтовый штемпель указывал, что письмо отправлено с острова Тилхэм.
11
Теперь я понимаю, что должен был предоставить Мэри полную свободу действий. Меня мучили угрызения совести.
Вдобавок я пережил несколько неприятных дней, так как никогда в глаза не видел Овенса. Например, когда какой-то коммивояжер забрел к нам во двор, я, угрожая револьвером, приказал ему немедленно убираться ко всем чертям. И только потому, что он был высоким и седоволосым. Бедняга бежал изо всех ног и больше не появлялся. Работник газовой компании, приехавший заменить баллон с бутаном, тоже изрядно напугал меня. Это был высокий широкоплечий блондин, и я принял его за Фрица.
Что угодно могло вывести меня из равновесия и вызвать тревогу и страх. В такой обстановке невозможно было вплотную заниматься музыкой.
Несмотря на это, моя работа понемногу продвигалась вперед. Близился первый срок — 25 февраля, когда я должен отправиться в Нью-Йорк и проиграть свое сочинение специальной комиссии. Я надеялся, что к этой дате мне удастся завершить все 11 частей «Метопи». Однако история с убийством выбила меня из колеи, расшатала нервы и в результате я опаздывал с работой и успел полностью закончить только восемь частей.
— Ну что ж, — говорила Мэри, — привезешь им что есть. На мой взгляд, то, что ты уже успел записать, просто великолепно. Остальные части представишь в набросках и, я не сомневаюсь, что к 28 апреля у тебя все будет готово.
На этот день был назначен концерт. А в феврале заседала отборочная комиссия, принимавшая решение включать «Метопи» в программу концерта или нет.
Отборочная комиссия имела для меня огромное значение, от ее приговора зависело все мое будущее. Так как это был мой дебют в мире музыки, той области искусства, которой я предан всем сердцем и которую избрал своей профессией. Успех был мне попросту необходим.
— Я уверена, что он тебе обеспечен, — ободряла меня Мэри. — На этот счет у меня нет никаких сомнений. Если хочешь, можешь взяться за девятую часть. У тебя в запасе еще десять дней и, работая без перерывов, ты наверняка успеешь.
В списке Мэри осталось лишь две яхты. Она занималась ими без малейшего энтузиазма, словно просто хотела хоть что-то делать, быть чем-нибудь занятой.
— Сидение дома действует мне на нервы, — говорила она. — И, кроме того, я хочу иметь чистую совесть.
Но сама Мэри не верила, что ее поиски принесут хоть какие-то плоды. Мы оба были полностью убеждены в виновности Овенса и владельцы остальных яхт нас, честно говоря, мало интересовали. Поэтому записи Мэри, касающиеся этого периода, очень невелики.
Там упоминается о некоем адмирале и довольно бестолковой парочке Сидни и Хони Хармон.
Двадцатого февраля у нас появился лейтенант Рейнольдс, принесший ошеломительные новости. Дело «Западного ветра» было завершено. Но это оказалась не та яхта, какую мы искали.
И еще его люди отыскали Фрица.
Фриц был найден сотрудниками Береговой охраны в заливе Лонг-Исланд в небольшой полузатонувшей спасательной шлюпке. Выглядел он ужасно: замерзший, в полуобморочном состоянии. Рядом с ним под брезентом обнаружили труп какой-то старухи. Обоих бедняг перенесли на борт катера. Женщине уже ничем нельзя было помочь, а Фрица удалось спасти, так как его организм оказался необычайно стойким. Однако он потерял рассудок и бормотал нечто совершенно бессвязное.
Позже, в госпитале, он говорил что-то о буре; о паруснике, который разбился; о шлюпке; льдах; воде, просачивающейся сквозь щели; о ветре, перевернувшем яхту; о мачтах, падающих на палубу, о том, как он и «мистер Овенс» спаслись в шлюпке, оставив на борту любимых собак.
— А где сейчас мистер Овенс? — допытывался у него следователь.
— Я хотел его спасти… укрыв его брезентом… но было холодно… страшно холодно…
— Вы вместе со старухой выбросили его за борт, да или нет?
— Нет, нет. Я укрыл его… заслонил собственным телом… и брезентом…
— А мисс Овенс была с вами?
— Нет, только мистер Овенс.
Он беспрестанно повторял одно и тоже, а потом двое суток лежал без сознания и бредил. Полиция провела расследование, выясняя, кем же была старуха, найденная в шлюпке. Как свидетельствовали документы, жена Овенса оставила его много лет назад и вернулась в Англию. Когда наконец Фриц пришел в себя, ему показали фотографию замерзшей женщины, лицо которой облепили длинные седые волосы.
— Это мистер Овенс, — настаивал Фриц.
А потом полностью сломался. Закрыл опухшее лицо дрожащими руками и заявил, что во всем признается.
Оказалось, что двадцать с лишним лет назад мисс Овенс убила своего мужа.
