Фридрих Незнанский - Прощай генерал… прости!
Казалось бы, обыкновенная предвыборная трескотня, направленная на привлечение к себе голосов избирателей. Позже в ход пойдет «огненная вода», особенно в местах компактного проживания этого самого «коренного» населения. Но за всей этой кампанией Турецкий видел откровенное и неприкрытое желание Бугая как можно скорее, на фоне непредсказуемо развивающейся ситуации, заполучить в собственные руки мандат личной неприкосновенности.
Он и раньше пробовал выкидывать такие «коленца», но, не получая массовой поддержки, быстро остывал. А сейчас, похоже, взялся всерьез. И даже собственную программу выдвинул для «всенародного обсуждения». Надо, конечно, знать своего врага, это понимал Александр Борисович, но, открыв очередную газету и пробежав глазами текст, не нашел в нем ничего, что указывало бы на оригинальность мысли или величие задач по «коренному улучшению». Обычный предвыборный пиар…
Но если Бугай успеет получить желанную неприкосновенность, тогда в деле о гибели губернатора можно будет ставить точку. Вряд ли Бугаю удастся собрать в ближайшее время необходимые документы для регистрации своей кандидатуры, списки голосов избирателей еще надо составить, а потом начнется их проверка, где компетентные люди обязательно найдут нарушения. Но, опять-таки, пока суд да дело, привлечь Бугаева к ответственности станет гораздо труднее. И уже совсем невозможно будет лишить потом его этой пресловутой неприкосновенности. Уж на такой шаг господа депутаты не решатся из сугубо личных соображений — ты проголосуешь, чтобы лишить, а потом с таким же успехом проголосуют и против тебя. Создай только ненужный прецедент! А о задержании Бугаева тогда и вообще речи не пойдет. Следовательно, надо торопиться…
И в этом смысле официальные показания Нестерова плюс признания Балданова оказали бы на выводы прокуратуры весьма существенное влияние.
Турецкому позвонил Фадеев и с некоторой даже растерянностью сообщил, что арестованный Бурят дал согласие сотрудничать со следователем Турецким.
— Чем вам удалось его взять, Александр Борисович? А он потом не откажется, как это у нас уже случалось?
— Так мы ж и сами собираем доказательную базу, Борис Сергеевич. А взял я его, как вы говорите, на том, что поклялся всеми святыми сохранить ему жизнь. Пока в тюрьме, а там — видно будет. Так что вы уж теперь и меня не подводите.
— Да бог с вами, Александр Борисович! Что вы такое говорите?
— К сожалению, и вы, и я, дорогой Борис Сергеевич, прекрасно знаем, о чем у нас идет речь. И это именно тот случай, когда мы должны оказаться на высоте. Если «исполнитель» решился-таки сдать «заказчика», значит, у него есть доказательства. И если этот Бурят поверил мне, то я готов поверить и ему…
4
Случилась одна из тех идиотских нелепостей, на которые человек просто не вправе рассчитывать. Тем более планировать…
Филипп к концу дня добрался наконец до Шушенского и прямо из порта по спутниковому своему аппарату стал названивать на базу, чтобы получить последние сведения о Нестерове. И там, в управлении начальника строительства, ему предложили переадресовать свой звонок в линейное отделение милиции на воздушном транспорте в Шушенском.
Филя находился рядом и потому, не скрывая своего удивления и, разумеется, тревоги, отправился в это отделение. «Корочки», представленные им, произвели должное впечатление, его проводили к начальнику. Молодой милицейский майор оказался сверхбдительным служакой, возможно, к этому его обязывала должность.
Когда Филипп понял, что тот собирается звонить ничуть не меньше, как в Управление кадрами МУРа, в Москву, он, смеясь, посоветовал ему не тратить время зря, а позвонить сразу начальнику, генералу Грязнову, и продиктовал его прямой телефон. А еще проще — позвонить государственному советнику юстиции третьего класса Турецкому, вместе с которым он расследует причины гибели губернатора Орлова. По указанию, кстати говоря, самого президента. Так что лучше всего сразу в Кремль и звонить. Там все в курсе.
Майор оценил важность посыла, подумал и спросил, что Филиппа — он глянул в удостоверение — Кузьмича привело к ним в отделение, какая нужда? Филя объяснил. Сказал про Нестерова, про свой звонок на базу, про их совет.
— Ах этот? — словно обрадовался майор. — А какое отношение этот алкаш имеет к вашему важному государственному расследованию?
Он почти цитировал Филю, при этом поглядывал насмешливо, и Агеев вдруг ощутил какой-то мистический, суеверный ужас. Он словно увидел наяву Александра Борисовича, валяющегося посреди помойной кучи с разбитым лицом. Смотрел же «кино»… Господи, неужели еще и Генка?! Но сдержал эмоции и сухо спросил:
— Где он? Что с ним произошло?
Усмешка стерлась с лица майора.
— А что может произойти с пьяным дураком, который лезет прямо под бампер такси? Которое, между прочим, в этот самый момент на приличной скорости подъезжает к аэропорту? Копыта в сторону — вот что. А если хочешь знать, где он, могу оказать посильную помощь. Где горбольница, в курсе? Вот там, в морге. Вчера еще отвезли. Документы его посмотрели, позвонили на строительство, сообщили. А чего еще делать?
— Скажи, майор, только как на духу, ты уверен, что наезд был случайным?
— Думаешь, он кому-то был нужен? «Заказали»? Не-е, таксей-то был пустой, торопился к пассажирам. До города не близко, а им тут частники здорово дорогу перебегают. Вот они и носятся как угорелые. Водитель тоже известен, можешь сам побеседовать. В данном случае на все сто виноват пешеход. Ну, раззява, бля, иначе не скажешь.
— Ас чего ты взял, что он алкаш?
— Да это не я, — немного смутился майор. — Медицина анализ делала, там что-то около шести промиллей этих.
— Так сейчас до пяти по закону за рулем сидеть можно.
— Ну не знаю, может, сидеть-то и при сотне можно, да ехать нельзя. А он пер как танк, причем даже не на пешеходной «зебре», а через площадь. Ну чего ты хочешь?
— Теперь уже поздно чего-то хотеть. А вещи у него с собой были?
— Сумка с документами, какими-то бумагами. Оттуда, — он кивнул в сторону окна, — со строительства, обещали подлететь забрать. Оставили в камере хранения. Будешь смотреть?
— Не только смотреть, но и с собой заберу. А тебе акт об изъятии оставлю.
— А что, важный человек был?
— Да как тебе сказать, майор. Он один из тех немногих, кто точно знал, отчего разбился вертолет губернатора вашего. Понимаешь теперь ответственность?
— Ё-о-о!
— Вот то-то… А теперь помоги до морга добраться. Сумку я. сам у тебя на обратном пути заберу. Сегодня же. Когда ближайший борт?
— Сегодня больше не будет, поздно. А завтра с утра…
— Ну, значит, завтра. Тут у вас, кажется, есть где переночевать?
— Это есть, вот только с билетами…
— А мне, майор, ваш Нефедов карт-бланш дал. Знаешь, что это такое?
— Ну, в общем…
— Вот и молодец. А тебе еще сегодня, скорее всего, позвонят и попросят лично проводить меня на посадку. Скажи своим ребятам, чтоб добросили до больницы, надо ж успеть застать там кого-нибудь… А еще дай мне номер машины того таксиста и напиши его домашний адрес…
В морге Филиппа провели к холодильной камере, выкатили носилки, на которых покоилось обнаженное тело Нестерова с изуродованным от сильного удара лицом и левой стороной груди.
— Несовместимо, — пробурчал мрачный санитар, и Агеев понял, о чем он. Ну да, ранения, несовместимые с жизнью, такой у них диагноз.
Санитар задвинул тело обратно в холодильник и показал на дверь соседней комнаты:
— Вещи — там.
— Ладно, — вздохнул Филя, — заберу по описи.
— А хоронить в чем? — заупрямился было санитар.
— В чем скажем, в том и будешь, понял? Пойдем, все мне покажешь. А если успел что утаить, мне тебя, мужик, будет жалко. Сечешь? И не торопись, еще вскрытие будет. Много еще чего будет…
А еще полчаса спустя он позвонил Турецкому и рассказал о том, что произошло еще вчера вечером на площади перед аэропортом…
Видел бы он в этот момент Александра Борисовича!
Турецкий тигром метался по комнате, а когда пробегал мимо стола, стучал по нему с такой яростью, что ножки едва не подламывались. Потом наконец взял себя в руки, рухнул на диван, сжал виски ладонями и стал думать.
А положение-то было — не ахти! Уже завтра он собирался начать работу с Балдановым. И показания Нестерова были бы ой как кстати!..
Но оставались же аудиозаписи его разговоров с Филиппом. И он подумал, что показания Бурята в конечном счете должны «перевесить», грубо говоря, свидетельства Нестерова. Ведь представляют действительный интерес для следствия лишь те эпизоды, в которых речь идет о конкретных делах, а таких в долгой записи всего два-три.
У него не было достойного выхода, кроме единого, который, впрочем, хотя никакой фальсификацией и не пах, однако сам по себе был, конечно, не очень чистым, не корректным, как выражается ученый народ. Но ничего другого не оставалось, и Александр Борисович вызвал Голованова, заявив ему:
