Элиз Тайтл - Ромео
Сара кивнула головой. Она не сомневалась в том, что после очередного ее выступления в «Опасной грани» пресса предпримет еще более активную атаку на нее.
— Вы не подбросите меня, Корки…
— Куда на этот раз?
— В Беркли. В «Бельвиста». Это интернат для инвалидов. Я хочу навестить отца.
Когда через двадцать минут они подъехали к «Бельвиста», Корки предложил ей свои услуги в качестве сопровождающего.
— Нет, спасибо. Это местечко охраняют дай Бог как. Не от непрошеных визитеров, а от чересчур ретивых больных, которые норовят улизнуть. Со мной все будет в порядке, не беспокойтесь.
В порядке. Смелое утверждение.
— Хорошо, я побуду здесь, Сара, — пообещал он, легонько потрепав ее по плечу.
Шарлотта Харрис, старшая медсестра, удивленно посмотрела на Сару, когда та, войдя в вестибюль, смело направилась к лестнице. Медсестра покинула свое рабочее место и поспешила за Сарой.
— Очень сожалею, мисс Розен, но приемные часы лишь с одиннадцати…
— Мне необходимо срочно поговорить с отцом, — непреклонно заявила Сара и продолжила свой путь.
Харрис неотступно следовала за ней.
— Вы, похоже, очень расстроены, мисс Розен. Надеюсь, вы не хотите волновать вашего отца…
— Отчего же? — Сара уже преодолела четыре ступеньки.
— Пожалуйста, мисс Розен. Придите в один…
— Я хочу видеть отца немедленно.
— Но это невозможно.
— Я бы удивилась, если бы это было возможно, — сказала Сара, поднимаясь выше.
— Я вынуждена настаивать, мисс Розен. Ваш отец очень болен.
— Рассказывайте.
Ее грубый ответ ошарашил медсестру.
— Боюсь, мне придется принять меры, мисс Розен. Я запрещаю вам тревожить вашего отца…
— Если я закачу сейчас скандал — а я обещаю, что сделаю это, если вы не отвяжетесь от меня, мисс Харрис, — вот тогда я действительно потревожу не только своего отца, но и всех ваших гостей.
Поджав губы, медсестра наконец ретировалась.
— Вы будете нести полную ответственность за последствия вашего вторжения, мисс Розен.
— Разве все мы не несем ответственности за свои поступки, мисс Харрис?
Войдя в гостиную отцовских апартаментов, Сара застала отца сидящим в любимом кресле у окна, с газетой в руках. Он был в темном костюме, накрахмаленной белой рубашке с дорогими золотыми запонками и пестрым галстуком, в полуботинках из добротной буйволовой кожи. Увидев его в деловом костюме, Сара испытала странное чувство: она словно вернулась в прошлое.
— Я тебе не помешаю?
Он поднял на нее взгляд.
— Она уже пришла?
— Кто?
— Моя первая пациентка. — Он посмотрел на наручные часы «ролекс». — Уже на семь минут опаздывает. — Он медленно поднялся. — Итак, поговорим о трансференции.
— Нет. Нет, твоя пациентка еще не пришла, папа. А пока я хотела поговорить с тобой.
Он прищурился.
— Я вас знаю?
— Это я, Сара. Твоя дочь.
— Моя дочь? — Настороженность сменилась в нем смущением. Он вновь опустился в кресло и уставился на Сару. — Почему ты так рано проснулась, детка? Что-нибудь случилось? Ты не заболела? Скажи мне.
Еле сдерживая слезы, Сара покачала головой.
Он улыбнулся ей, похлопал себя по колену.
— Ты же знаешь, Мелли, что меня нельзя беспокоить во время работы. Впрочем, у меня всегда найдется минутка для маленькой плутовки. Иди, сядь ко мне. Ненадолго.
— Я не Мелли, папа. Я Сара. Мелли умерла. — У Сары пересохло во рту.
Он, казалось, не слышал ее. И продолжал похлопывать себя по бедру.
Сара медленно приблизилась к нему, опустилась на колени возле его кресла.
— Почему, папа? Почему?
Отец закрыл глаза, и рука его скользнула по ее щеке. Потом он погладил ее жесткие волосы, на этот раз ничего не сказав о прическе.
— Все хорошо, детка. Все хорошо, — пробормотал он.
Сара тоже закрыла глаза, мучимая не столько воспоминаниями, сколько тем, с чем ей предстояло столкнуться. Страх, словно раскаленная лава, растекался по жилам, в то время как из темных недр памяти извергалось очередное видение, которое она считала давно погребенным.
Она сидит на верхней ступеньке витой лестницы. Несколько часов назад она провалила экзамен в балетном классе.
Открывается входная дверь. В дом врывается Мелани, рюкзак с учебниками болтается у нее на плече. Отец встречает ее в холле первого этажа. Они обнимаются. Теплые, дружеские объятия отца и дочери. Милые, невинные. Любящие. Сару пронзает острое чувство зависти.
— Что? А поцелуй? — говорит отец, когда Мелани пытается высвободиться.
Мелани послушно подставляет щечку.
— Цыпленок и то лучше это делает.
— Ну, хорошо. Если я тебя крепко поцелую, ты разрешишь мне пойти к Дженни на ужин? Ее мама пригласила меня. Мы с Дженни занимаемся физикой…
— А, так теперь твои поцелуи будут взятками?
Она видит, как Мелани обвивает руками шею отца, целует его прямо в губы, по-настоящему. Она слышит, как Мелани хихикает, когда отец выпускает ее.
— Дженни меня ждет на улице, в машине.
— Постой, Мелани. Твоя мама опять не в форме. И хуже, чем обычно. Так что сегодня я буду ночевать в кабинете.
Во взгляде Мелани проскальзывает уныние. И тут же, буквально на глазах, она меняется, становясь улыбающейся, соблазнительной девочкой-женщиной, которую Сара прежде не знала.
— Я вернусь к десяти. Постучусь к тебе.
— Обещаешь?
— Обещаю, — весело говорит Мелани, скрепляя обещание еще одним смачным поцелуем.
— Ничего не выйдет.
Сара открыла глаза. Отец сидел, с ужасом уставившись на нее.
Ее охватило чувство стыда.
— Извини. — Лишь только сорвалось с ее губ это слово, как она тут же ощутила прилив ярости. Какого черта она все время извиняется? Разве она пришла сюда не за тем, чтобы услышать это от отца? Разве не был ее визит попыткой заставить его сознаться в том, что он сотворил с Мелани? Признаться в совращении собственной дочери… и испытать хотя бы малейшее раскаяние за свой тяжкий грех?
— Извинениями здесь не отделаешься, милая.
Сара поднялась с колен, так что теперь смотрела на отца сверху вниз.
— Да, ты прав. Слишком поздно просить прощения, отец.
От ткнул в нее пальцем.
— Я требую, чтобы ко мне привели диетолога. Я точно знаю, что он разрешил мне есть по два яйца в неделю. А мне за десять дней не дали ни одного. Я веду учет.
Сара взглянула на поднос с остатками завтрака, стоявший на столике возле кресла. Яичная скорлупа валялась на пустой тарелке. Ощущение безнадежности захлестнуло Сару. Она подошла к окну и уставилась на пушистые зеленые лужайки. За ее спиной раздался шелест газеты — отец возобновил чтение. Она почувствовала себя беспомощной, и это вызвало новый прилив раздражения и отвращения.
— Что вам угодно, мистер? Время ленча еще не пришло, не так ли?
Заслышав резкий окрик отца, Сара обернулась посмотреть, с кем он разговаривает. Она ожидала увидеть охранника, который по просьбе Шарлотты Харрис прибыл, чтобы выдворить ее, но каково же было ее удивление, когда она увидела Джона Аллегро, стоявшего на пороге гостиной. Одного взгляда на выражение лица детектива, его бледность, еще более мятый, чем обычно, костюм было достаточно, чтобы понять: случилось нечто ужасное.
— Что?..
Он сделал ей знак, предлагая выйти из комнаты.
— Поговорим не здесь.
Она покосилась на отца. Симон Розен был занят тем, что извлекал из карманов своего пиджака крошечные клочки бумаги и аккуратно сортировал их, бормоча что-то себе под нос. Казалось, он полностью отключился от действительности. Он даже не взглянул на Сару, когда та проходила мимо него, направляясь к двери.
Как только они вышли в коридор, она кинулась к Аллегро.
— Что случилось? Скажите.
Молча он взял ее за руку и повел к лестнице, затем вниз по ступенькам, мимо Шарлотты Харрис, все еще кипевшей от возмущения, прямо к выходу. Корки уже уехал. Побитый автомобиль Аллегро был единственным на автостоянке.
Она высвободила руку и резко остановилась.
— Скажите же наконец, в чем дело, черт побери. — Хотя в голосе ее и звучала настойчивость, в глубине души она сознавала, что совсем не хочет слышать правды. В последнее время печальных известий было в избытке. С нее довольно.
Ей вдруг вспомнилась детская рождественская сказка о девочке Кэрол. Она почувствовала себя маленькой героиней, мечущейся в окружении призраков прошлого и настоящего.
А как насчет призрака будущего? Может, в нем и не будет необходимости?
— Эмма Марголис, — сказал Аллегро.
Она удивленно уставилась на него.
