Леонид Залата - Волчьи ягоды. Сборник
— Вас все равно поймали бы.
— У меня уже были бы патроны.
— В Ленинград вы за патронами собрались?
— Напрасно выпытываете — не скажу.
Что ж, выяснят и без него. Крыило и Карпович занимаются этим вопросом. Скоро должны быть результаты. Тогда начнется другой разговор.
— Постарайтесь вспомнить, где вы были семнадцатого октября?
— На работе. В табеле отмечено. Полторы нормы дал. Как сейчас помню. Еще и мастер похвалил: молодец, Петр. Можете спросить, уточнить.
— Меня интересует ночь на восемнадцатое.
— Так бы и спрашивали. Я думал, день… Могу и о ночи рассказать. Что вас интересует?
— Каждый шаг с того времени, как кончили смену.
— Шагов я сделал много. Неужели милицию и это интересует?
— Не тяните время, гражданин. Советую говорить правду.
— Разрешите закурить.
Чиж жадно затянулся. К разговору вернуться не спешил: теперь торопиться ему некуда.
— Ну, пришел на квартиру…
И опять замолчал.
— Дальше.
— В кино ходил.
— С кем?
Петр потер нос и чмокнул.
— С Катькой Мухиной.
Протокол допроса Мухиной уже лежал перед Натальей Филипповной. Чиж пришел к приятельнице около двух часов ночи, лег, не раздеваясь, и учинил настоящий допрос. «Где вечер провела?» — «В кино». — «Одна?» — «С подругой». — «Билеты не выбросила?» — «В сумке». Петр помолчал, а потом предупредил: «В кино ты ходила со мной! Если кто-нибудь спросит, так и скажешь: с Петром. Билеты спрячь — могут пригодиться». — «Для чего?» — «Так нужно!»
— В каком кинотеатре и какой фильм смотрели?
Чиж назвал кинотеатр и фильм, который там шел.
— О чем же картина? — попросила уточнить следователь.
— Сходите посмотрите.
Нет-нет. Чиж не допустил ошибки. Он знал сюжет фильма из пересказа Кати. Мог бы повторить его. Но заметил (следователь нарочно выложила) изъятые у Мухиной билеты, и это сбило его с толку. «Катьку успели допросить. Что она сказала? Не раскололась ли?» — лихорадочно думал он.
— Так вот что, — помахала билетами Кушнирчук. — В кино Мухина ходила с подругой. Это доказано. Можем еще провести очную ставку. Ваша приятельница напомнит, что пришли вы к ней около двух часов ночи и уговаривали ее засвидетельствовать, будто были в кино вместе.
Короткий окурок обжег Чижу пальцы. Со злостью он раздавил его в пепельнице, не отрывая взгляда от раскрытого окна. Нагнулся вперед, как бегун на старте, Наталья Филипповна закрыла окно и заперла его. Чиж вздохнул, словно перед носом у него сомкнулись райские ворота. Оглянулся на дверь — милиционер. Не убежать…
— Нет у меня, — сказал, — никакого алиби. Оно мне и не нужно. Вы, конечно, не поверите, но я не вру. К Мухиной пришел пьяный. Ничего не помню. Может, и наговорил глупостей…
— К Мухиной откуда пришли?
Ответил после продолжительного молчания:
— Я проснулся в кустах. Подумал, что вокруг лес. Ан нет — городской парк. Оттуда и приплелся к Мухиной. Но про алиби и речи не было…
— Где вы отбывали наказание за поджог?
— В тюрьме, — с иронией произнес Чиж.
После повторного вопроса назвал все-таки место нахождения исправительно-трудовой колонии, о которой Наталья Филипповна наслушалась от Балагура, Дереша, Гурея, откуда получила ответ на запрос с пометкой: «Срочно».
— Как вы вели себя в колонии?
— Хорошо. Работал как все. Соблюдал режим…
— И пробовали бежать, — добавила Наталья Филипповна то, о чем как раз подумал Петр.
— Докажите! — вызывающе поднял он голову.
— Это уже сделано. А вы скажите, с кем и почему дрались в колонии?
— Ни с кем.
Кушнирчук напомнила о стычке с Балагуром, о выбитых зубах. Рассказала и о том, как Дмитрий привез Чижа в колонию после попытки бежать.
— Это он, Балагур, напал на меня в лесосеке, избил, — медленно говорил Петр, стараясь, чтобы это звучало как можно убедительней.
— И о вашем побеге ни Сизову, ни Железобетону не сказал?
Чиж согнулся и молчал. Он заметил на бумаге, нарочно положенной Натальей Филипповной на край стола, подпись капитана Сизова. «Повысили, — подумал он. — А тогда был лейтенантом». И понял, что эта бумага — ответ из колонии на посланный запрос.
— Почему молчите?
— Я свой срок отбыл. От звонка до звонка, — удрученно и медленно, будто считал слова, выговорил Чиж и добавил: — Балагур сам смазал пятки салом, а на меня наговорил.
— Кто еще с вами отбывал наказание и теперь проживает в нашем районе?
Назвал Ивана Дереша и принялся рассказывать, как он ошпарил Балагура, а потом Балагур — Дереша. Не забыл и о том, что Иван угрожал отомстить Дмитрию за увечье.
— Кто еще был с вами?
Опять долго молчал. Наталье Филипповне пришлось самой назвать Вадима Гурея, которого Чиж почему-то «забыл», но, услышав его имя, «вспомнил».
— Когда встречались с Гуреем?
Чиж уклонился от конкретного ответа. Где-то когда-то встретил Гурея случайно и не придал этому значения.
— Это было не историческое событие в моей жизни.
— Зато встреча состоялась всего пять дней назад. О чем вы разговаривали с Вадимом?
— Поболтали о прошлом и разошлись.
— О Балагуре вспоминали.
Не вопросительно, утвердительно прозвучали слова следователя, и Петр, наполовину сознаваясь, сказал:
— Что-то было…
— Не «что-то», а Гурей назвал вам адрес Ирины Лукашук, советовал семнадцатого октября встретиться с Дмитрием в Синевце.
— Не слышал, не помню такого.
— Допустим.
Наталья Филипповна достала из ящика стола нож.
— Узнаете?
Чиж явно ждал этого, но с подозрением глянул на следователя, потом внимательно, словно пытался узнать давнего знакомого, рассматривал нож и ковырял длинным ногтем в усах.
— Я ножи продал.
Судя по выражению его лица, Чиж сказал не то, что думал.
— Кому, когда? — наступала Кушнирчук.
— Кому? — переспросил Петр. — Имя не спрашивал, в паспорт не заглядывал. Могу ответить на вопрос: когда? Зимой прошлого года. Точнее — в декабре. У охотничьего магазина.
— За сколько?
— По три червонца за штуку.
Статья Уголовного кодекса Украинской ССР об ответственности за незаконное ношение, изготовление, хранение, сбыт огнестрельного или холодного оружия не испугала Петра.
— Готов отсидеть, а может, обойдется исправительными работами или штрафом… Мудрый судья судить не торопится.
«Он согласен отсидеть срок, но не за нападение на Балагура», — поняла Наталья Филипповна и отодвинула штору в углу рядом с сейфом. На широкой изрешеченной толстой доске белел нарисованный мелом силуэт человека. Доску, как вещественное доказательство, изъяли во время обыска на квартире Шаринейны.
— Что это?
— Доска, — ответил Чиж насмешливо и нарочито резко.
— Для чего?
— Силу ножей пробовать.
— Разве для этого нужен контур человека? — пожала плечами Кушнирчук.
— Не стирать же, если кто-то нарисовал, — нехотя ответил Чиж. — Это мне не помеха.
— Где взяли доску и мел.
— На стройке валялись.
— Познакомьтесь, — Кушнирчук протянула Петру лист бумаги.
— Эксперт ошибся. Я не рисовал, — покачал он всем телом из стороны в сторону.
— Каким ножом бросали в доску?
— Обоими…
— Отведите, — приказала Кушнирчук конвоиру. — А вам, — сказала она Чижу, — советую хорошо подумать, взвесить все, ведь правда, как масло, выплывет наверх, а наказание и хромая догонит виновного.
В камере Чиж не находил себе места, зыркал на квадрат окошка, изучающе рассматривал петли на двери, нажимал каблуком на каждую доску пола, ходил из угла в угол. Наконец лег. Положил ногу на ногу, закинул руки на затылок. Но сосредоточиться не мог. Мысли толкались, как футболисты на штрафной площадке при подаче углового. Перед глазами мелькали фигуры Балагура, Сизова и Железобетона, Любавы Родиславовны и Бориса, Гурея и Березовского, а напоследок, как по приглашению, явилась и Шаринейна.
Как же их много! И каждый что-то наговорил следователю.
«Не сознаюсь! Я не охламон!»
Накануне майор Карпович вернул Наталье Филипповне план следственных действий по уголовному делу.
— Здравствуйте, — встретила ее утром на лестнице Любава Родиславовна. — Вызывали меня?
— Сейчас я приглашу вас.
Борис наблюдал с тротуара, словно боялся подойти ближе.
Минут через десять Любава Родиславовна уже вслушивалась в голоса разных людей. И среди них отметила голос Чижа.
— Да его и по телефону узнала, и на магнитофонной ленте, — растянула она в улыбке полные накрашенные губы. — А живой голос — это легко…
На очной ставке, будто приговор выносила, изрекла:
— Не выпускайте его на свободу, он и так половину здоровья у меня отнял.
