Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса
Пробило половину третьего, наступил самый темный час, предшествующий рассвету, и тут мы встрепенулись, услышав щелчок, донесшийся из-за ворот. Кто-то прошел на подъездную аллею. И вновь наступила такая долгая тишина, что я уже начал опасаться, как бы тревога не оказалась ложной. Но вот по ту сторону лачужки послышались крадущиеся шаги, а секунду спустя – металлическое поскребывание и позвякивание. Кто-то пытался взломать замок! На этот раз то ли его сноровка оказалась более успешной, то ли его инструмент более подходил для этой цели, но внезапно раздался треск, а затем скрип дверных петель. Затем чиркнула спичка, и в следующее мгновение лачужку озарил ровный свет свечи. Наши глаза напряженно следили за тем, что происходило внутри за кисейной занавеской.
Ночной визитер оказался молодым человеком, невысоким и тщедушным, с черными усиками, которые подчеркивали смертельную бледность его лица. Ему никак не могло быть больше двадцати одного, двадцати двух лет. Пожалуй, мне никогда еще не доводилось видеть человека до такой степени перепуганного: зубы у него явно стучали, и он дрожал всем телом. Одет он был как джентльмен, в широкий жакет с поясом и гольфы. Голову прикрывала матерчатая кепка. Мы смотрели, как он тревожно озирается, затем он прилепил к столу свечной огарок и скрылся в углу, став для нас невидимым. Вскоре он вернулся с большой книгой в руках, одним из вахтенных журналов, заполнявших полки. Наклонившись над столом, он пролистывал страницы, пока не нашел нужную ему, и тут, гневно взмахнув кулаком, он захлопнул журнал, отнес его в угол и задул свечу. И только-только повернулся, чтобы выйти из лачужки, как рука Хопкинса ухватила его за ворот и я услышал, как он поперхнулся от ужаса, поняв, что попался. Свеча была снова зажжена, и мы увидели, как бедняга дрожит и ежится в крепкой хватке детектива. Он опустился на сундук и беспомощно переводил взгляд с одного из нас на другого.
– Ну-с, любезный, – сказал Стэнли Хопкинс, – кто вы такой и что вам тут понадобилось?
Молодой человек справился с собой и поглядел на нас, пытаясь принять невозмутимый вид.
– Вы, полагаю, полицейские? – сказал он. – И думаете, будто я имею отношение к смерти капитана Питера Кэри. Уверяю вас, я тут ни при чем.
– Это мы выясним, – сказал Хопкинс. – Ну, так ваше имя?
– Джон Хопли Нелиген.
Я заметил, что Холмс и Хопкинс быстро переглянулись.
– Что вы тут делаете?
– Могу ли я рассчитывать на конфиденциальность?
– Разумеется, нет.
– Так с какой стати я должен вам что-то говорить?
– Если вам нечего ответить, это может плохо обернуться для вас в суде.
Молодой человек содрогнулся.
– Ну, я вам объясню, – сказал он. – Почему бы и нет? Тем не менее мне тяжело подумать, что этот давний скандал опять всплывет. Вы когда-нибудь слышали про Доусона и Нелигена?
По лицу Хопкинса я понял, что ему эти фамилии неизвестны, но Холмс проявил живейший интерес.
– Вы говорите про создателей Западного банка, – заметил он. – Они прогорели на миллион, разорили половину семей Корнуолла, а Нелиген исчез.
– Вот-вот. Нелиген был моим отцом.
Наконец-то нечто конкретное, однако между сбежавшим банкиром и капитаном Питером Кэри, пришпиленным к стене одним из собственных гарпунов, как будто не могло быть ничего общего. Мы все трое слушали молодого человека с большим вниманием.
– Собственно, все обрушилось на моего отца. Доусон уже ушел на покой. Мне тогда исполнилось всего десять лет, но я был достаточно разумным, чтобы в полную меру понимать весь позор и ужас случившегося. По общему мнению, мой отец украл все ценные бумаги и сбежал. Но это неправда. Он верил, что, будь ему дано время реализовать эти бумаги, все уладилось бы и вкладчики от первого до последнего получили бы свои деньги сполна. Он отплыл на своей небольшой яхте в Норвегию как раз перед выдачей ордера на его арест. Как сейчас помню этот последний вечер, когда он прощался с моей матерью. Он оставил нам список ценных бумаг, которые взял с собой, и поклялся, что вернется, восстановив свою честь, и что никто из доверившихся ему не пострадает. С того вечера мы не получали от него никаких известий. Яхта исчезла бесследно, как и он. Мы полагали, моя мать и я, что яхта, он и взятые им с собой ценные бумаги покоятся на морском дне. Однако у нас остался верный друг, предприниматель, и недавно он обнаружил, что некоторые из ценных бумаг, взятых отцом с собой, появились на Лондонской бирже. Вы легко вообразите наше изумление. Я потратил месяцы, стараясь проследить их, и, наконец, после многих сомнений и неудач мне удалось установить, что первым продавцом был капитан Питер Кэри, владелец этой хижины.
Естественно, я навел о нем справки и узнал, что он командовал китобойным судном, которое возвращалось из Арктики в то самое время, когда мой отец плыл в Норвегию. Осень того года выдалась бурной, и один южный шторм сменялся другим. Яхту моего отца вполне могло унести на север, где ей встретилось судно капитана Кэри. Если так, что произошло с моим отцом? В любом случае, сумей я узнать от Питера Кэри, каким образом эти ценные бумаги оказались в продаже, у меня появилось бы доказательство, что мой отец их не продавал и что, забрав их с собой, он не преследовал личной выгоды.
Я приехал в Сассекс с намерением увидеть капитана, но именно в то утро его постигла эта страшная смерть. В отчете о следствии я прочел описание его «каюты», и в нем упоминалось, что он хранил там старые вахтенные журналы плаваний судна, которым командовал. Меня осенило, что, сумей я установить, что происходило на борту «Морского единорога» в августе восемьдесят третьего года, тайна судьбы моего отца раскроется. Вчера ночью я попытался добраться до этих журналов, но не сумел открыть дверь. Попытался еще раз сегодня, и с успехом, но оказалось, что страницы за этот месяц из журнала вырваны. И вот тут вы меня и схватили.
– И это все? – спросил Хопкинс.
– Да, все, – ответил молодой человек, отводя глаза.
– И вам нечего больше нам сообщить?
Он поколебался.
– Нет. Нечего.
– Вы не бывали тут до прошлой ночи?
– Нет.
– В таком случае как вы объясните вот это? – вскричал Хопкинс, поднимая улику – записную книжку с инициалами нашего пленника на заглавном листе и с пятном крови на переплете.
Злополучный молодой человек был сражен. Он спрятал лицо в ладонях, дрожа всем телом.
– Откуда она у вас? – простонал он. – Не понимаю. Я думал, что забыл ее в отеле.
– Хватит, – сурово оборвал его Хопкинс. – Если вам есть что сказать, скажете это в суде. А сейчас вы пойдете со мной в участок. Ну, мистер Холмс, я крайне обязан вам и вашему другу за то, что вы приехали сюда помочь мне. Дело обернулось так, что ваше присутствие оказалось необязательным и я довел бы его успешно до конца и без вас, но, тем не менее, я вам крайне благодарен. Для вас сняты номера в отеле «Брамблтай», так что мы можем дойти до деревни вместе.
– Ну-с, Ватсон, что вы обо всем этом думаете? – осведомился Холмс на следующее утро, когда мы ехали обратно.
– Как вижу, вы не удовлетворены.
– А, нет, мой дорогой Ватсон, я более чем удовлетворен. В то же время методы Стэнли Хопкинса я одобрить не могу. Я разочаровался в Стэнли Хопкинсе. Я ждал от него лучшего. Всегда следует искать возможную альтернативу и обезопаситься от нее. Первое правило криминального расследования.
– Так какова же альтернатива?
– Направление поисков, которое придумал я сам. Оно может ни к чему не привести, я ничего не утверждаю. Но, по меньшей мере, я доведу его до конца.
На Бейкер-стрит Холмса ожидало несколько писем. Он схватил одно, вскрыл его и торжествующе засмеялся.
– Превосходно, Ватсон. Альтернатива развивается. У вас есть телеграфные бланки? Напишите-ка для меня парочку телеграмм. «Самнер, корабельный агент, Рэтклифф-хайуэй. Пришлите троих завтра к десяти утра. Бэзил». Так я зовусь в тех местах. И вторую: «Инспектор Стэнли Хопкинс, сорок шесть, Лорд-стрит, Брикстон. Приходите позавтракать завтра в девять тридцать. Очень важно. Протелеграфируйте, если не сможете. Шерлок Холмс». Вот так. Это чертово дело, Ватсон, десять дней меня допекало. Поэтому я кладу на него крест. Надеюсь, завтра мы услышим о нем в последний раз. Окончательно.
Точно в назначенный час инспектор Стэнли Хопкинс присоединился к нам за превосходным завтраком, приготовленным миссис Хадсон. Молодой инспектор упивался своим успехом.
– Вы правда считаете, что ваше решение верно? – спросил Холмс.
– Не могу себе представить ничего более убедительного.
– Мне оно исчерпывающим не кажется.
– Вы меня удивляете, мистер Холмс. Чего еще можно требовать?
– Ваше объяснение охватывает все моменты?
– Несомненно. Я установил, что молодой Нелиген прибыл в отель «Брамблтай» в самый день преступления. Приехал он якобы, чтобы играть в гольф. Его номер был на первом этаже, и он мог незаметно уходить, когда хотел. В тот же вечер он отправился в «Вудсменс Ли», увиделся с Питером Кэри в лачужке, поссорился с ним и убил его гарпуном. Затем, в ужасе от содеянного, бросился вон оттуда, уронив записную книжку, которую захватил с собой для разговора с Питером Кэри об этих ценных бумагах. Вы могли заметить, что некоторые помечены галочками, а другие – их подавляющее большинство – нет. Помеченные поступили на лондонский рынок, остальные, предположительно, все еще оставались у Питера Кэри, и молодой Нелиген, согласно его собственному рассказу, хотел заполучить их, чтобы расплатиться с долгами отца, как и следовало бы. После своего бегства он некоторое время не решался снова приблизиться к лачужке, но под конец заставил себя взломать дверь, чтобы получить сведения, в которых нуждался. Все ведь так просто и очевидно?
