Неле Нойхаус - Глубокие раны
Элард прислушался и включил радио громче, «…полиция просит вашей помощи. Разыскивается тридцатичетырехлетний Маркус Новак, который во второй половине дня исчез из больницы в Хофхайме и нуждается в срочном приеме жизненно важных медикаментов…» Кальтензее выключил радио и довольно улыбнулся. Пусть себе ищут. Он знал, где находится Новак. Так быстро его никто не найдет. Об этом он позаботился.
Головной офис концерна KMF располагался в непосредственной близости от Федеральной налоговой службы на Северном кольце Хофхайма. Боденштайн предпочел не оповещать Зигберта Кальтензее о своем визите и без комментариев предъявил охраннику свое удостоверение. Мужчина в темной униформе с безразличным лицом бросил пристальный взгляд в машину и поднял шлагбаум.
— Спорю на месячную зарплату, что мы найдем здесь людей, которые напали на Новака, — сказала Пия и указала на невзрачное здание со скромной табличкой «К-Secure». На огороженной парковочной площадке было припарковано несколько черных автобусов марки «Фольксваген» и автофургон «Мерседес» с тонированными стеклами. Боденштайн замедлил ход, и Пия прочитала на некоторых автомобилях рекламную надпись «К-Secure — охрана объектов, предприятий и отдельных лиц, перевозка денег и ценностей». Повреждения от столкновения с бетонными цветочницами перед домом Августы Новак, разумеется, были давно устранены, но полицейские шли по верному следу. Лаборатория уголовной полиции однозначно определила, что следы краски относятся к продукции дома «Мерседес-Бенц».
Секретарша Зигберта Кальтензее, которая со своими внешними данными вполне могла дойти до последнего круга реалити-шоу «Новая топ-модель Германии», объявила, что им придется довольно долго ждать, так как у шефа важные деловые переговоры с клиентами из Америки. Пия ответила на ее надменный взгляд улыбкой и подумала: как можно целый день ходить на таких высоких каблуках?
Зигберт Кальтензее, очевидно, оставил своих заморских клиентов и через три минуты вышел из кабинета.
— Мы слышали, что вы планируете произвести некоторые изменения в отношении вашей фирмы, — сказал Боденштайн, после того как секретарша подала кофе и минеральную воду. — Вы как будто собираетесь продать ее, чего раньше не могли сделать, так как некоторые владельцы долей имели блокирующий пакет акций.
— Я не знаю, откуда у вас такая информация, — хладнокровно возразил Зигберт Кальтензее. — Кроме того, проблема несколько сложнее, чем представляется.
— Но это действительно так, что у вас для исполнения ваших намерений не было долевого большинства?
Зигберт улыбнулся и уперся локтями в поверхность письменного стола.
— Что вы пытаетесь доказать? Надеюсь, вы не предполагаете, что я распорядился убить Гольдберга, Шнайдера и Аниту Фрингс, чтобы, будучи управляющим KMF, получить их доли участия?
Боденштайн ответил ему улыбкой.
— Вы слишком упрощаете дело. Но в целом мой вопрос лежит в этом поле.
— Несколько месяцев назад мы действительно обратились в аудиторскую компанию для оценки фирмы, — подтвердил Зигберт. — Конечно, всегда есть инвесторы, проявляющие интерес к здоровым, преуспевающим фирмам, которые, ко всему прочему, являются лидерами на мировом рынке в своей области и имеют сотни патентов. Мы проводили оценку — но, разумеется, не потому, что намерены ее продавать, а поскольку в ближайшем будущем планируем выпуск акций на биржу. KMF должна быть полностью реструктурирована, чтобы отвечать требованиям рынка.
Он откинулся назад.
— Осенью мне будет шестьдесят. Никто из семьи не проявляет интереса к фирме, поэтому, рано или поздно, я должен передать бразды правления кому-то постороннему. И только тогда я захотел бы, чтобы все члены семьи вышли из фирмы. Вам наверняка известно о завещательном распоряжении моего отца. По истечении года оно потеряет свое действие, и тогда мы наконец сможем изменить форму предприятия. Общество с ограниченной ответственностью станет акционерным обществом, и это должно произойти в течение ближайших двух лет. Никто из нас не выложит за свои доли участия миллионы. Конечно, я подробно и персонально проинформировал всех акционеров об этих планах, в том числе господина Гольдберга, господина Шнайдера и фрау Фрингс. — Кальтензее опять улыбнулся. — Кстати, в частности об этом шла речь в разговоре на прошлой неделе в доме моей матери, когда вы приходили к нам по делу Роберта.
Все это звучало логично. Мотив убийства со стороны Зигберта и Ютты Кальтензее, который ни Пия, ни Боденштайн не считали достаточно серьезным, после этого и вовсе растворился в воздухе.
— Вы знаете Катарину Эрманн? — спросила Пия.
— Конечно. — Зигберт кивнул. — Катарина и моя сестра Ютта близкие подруги.
— Почему фрау Эрманн получила от вашего отца доли участия в фирме?
— Это мне неизвестно. Катарина практически выросла в Мюленхофе. Я предполагаю, что мой отец хотел таким образом разозлить мою мать.
— Вам известно, что Катарина Эрманн имеет близкие отношения с доктором Риттером, бывшим ассистентом вашей матери?
Крутая складка недовольства обозначилась между бровями Кальтензее.
— Нет, мне это неизвестно, — сказал он. — К тому же мне безразлично, что делает этот человек. У него ужасный характер. К сожалению, моя мать слишком долго не могла понять, что он всегда пытался настроить ее против семьи.
— Он пишет биографию вашей матери.
— Он ее уже написал, — скорректировал фразу Кальтензее с холодком в голосе. — Наши адвокаты запретили ему это. Кроме того, при завершении деловых отношений с матерью он в договорной форме обязался не разглашать сведения обо всех внутренних делах семьи.
— Что произойдет, если он нарушит данный договор? — спросила с любопытством Пия.
— Последствия будут для него чрезвычайно неприятными.
— Почему вы, собственно говоря, возражаете против написания биографии вашей матери? — спросил Боденштайн. — Она заметная женщина с богатой событиями жизнью.
— Мы вообще не имели ничего против этого, — ответил Кальтензее. — Но моя мать сама хотела найти себе биографа. Риттер высосал из пальца всякие немыслимые вещи с одной-единственной целью — отомстить моей матери за допущенную в отношении его несправедливость.
— Например, то, что Гольдберг и Шнайдер раньше были нацистами и жили под чужим именем? — спросила Пия.
Зигберт Кальтензее опять непринужденно улыбнулся.
— В биографиях многих успешных предпринимателей послевоенных лет вы часто можете найти связь с нацистским режимом, — возразил он. — Мой отец тоже, без сомнений, извлек некую выгоду из войны, ведь его фирма была военным предприятием. Нет, этого не может быть.
— Почему же? — спросил Боденштайн.
— Риттер пустил в ход страшные спекуляции в виде клеветнических измышлений и омерзительного поклепа.
— Откуда вы это знаете? — поинтересовалась Пия.
Зигберт пожал плечами и замолчал.
— До нас дошли слухи, что тогда вашего брата Эларда заподозрили в том, что это он столкнул вашего отца с лестницы. Риттер тоже пишет что-то об этом в своей книге?
— Риттер пишет не книгу, — возразил Кальтензее. — Кроме того, я до сего времени думаю, что это сделал Элард. Он всегда терпеть не мог моего отца. То, что он получил доли участия в фирме, — это чистое издевательство.
Его внешняя самоуверенность дала первые трещины. Чем была обусловлена его очевидная неприязнь к своему сводному брату? Была ли это ревность к его внешности и его успеху у женщин или за этим крылось что-то иное?
— Строго говоря, Элард не имеет отношения к семье. Тем не менее уже десятки лет он, как само собой разумеющееся, получает барыши от моей работы, которая в его глазах является не достойной уважения деятельностью, а лишь бессмысленной охотой за презренным металлом. — Он злобно рассмеялся. — Я бы посмотрел, как мой высокоинтеллектуальный и тонко чувствующий брат обошелся бы без денег и каких-либо прочих средств, рассчитывая только на самого себя. Господин профессор искусствоведения вообще-то не особенно приспособлен к жизни.
— Как и Роберт Ватковяк? — спросила Пия. — Вас совершенно не тронула его смерть?
Зигберт поднял брови и вновь надел на себя маску безразличия.
— Если честно, то нет. Я достаточно часто стыдился того, что он мой сводный брат. Моя мать долго относилась к нему снисходительно.
— Может быть, потому, что он был ее внуком, — заметил Боденштайн вскользь.
— Что вы сказали? — Кальтензее выпрямился.
— В последние дни мы получили немало информации, — ответил Боденштайн. — Среди прочего нам стало известно, что вы являетесь отцом Ватковяка. Его мать работала горничной у ваших родителей. После того как они узнали о ваших не соответствующих их социальному положению отношениях, вас отправили в Америку, а ваш отец взял эту оплошность на себя.
