Питер Устинов - Крамнэгел
Арни почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.
– Я не советую вам действовать подобным образом, Барт, право, не советую.
– А я к вам не за советом пришел. Вы всегда охотно выручали людей, которые насиловали малолетних детей, вы выручали убийц-педерастов и всяких прочих психов. Теперь моя очередь. Я ведь выпал из общества, вы не забыли, Арни? И вы поможете мне избежать приговора за убийство – это все, чего я прошу у вас и у Шпиндельмана.
– Шпиндельман? Да он никогда в жизни...
– Вы что, смеетесь? По-вашему, он откажется защищать начальника полиции, обвиняемого в убийстве губернатора штата? Да это ведь и есть одно из тех дел, за которые он берется не ради денег. Тут уж дело верное – вопрос его славы. Лучше не придумать – человек служил Городу верой и правдой почти что тридцать лет; служил настолько хорошо, что Город устроил ему чествование, на котором вручили памятный адрес и билеты в кругосветное путешествие, да еще первым классом, а не каким-нибудь туристским или чартером. Так вот, с тем же самым человеком несправедливо обошлись за границей, он возвращается обратно и видит, что его любимый Город превратился в помойку, в вертеп, где процветают коррупция, насилие, взяточничество – дальше можете продолжать сами. Так как же он поступает? Да очень просто – честно, по-настоящему, по-американски, – причем, заметьте, только потому, что он против насилия, взяточничества и воровства; поскольку все от него отмахиваются, он убивает этого чертова губернатора, чтобы привлечь внимание ко всем здешним безобразиям.
– Послушайте меня, Барт...
– Переведите все это на первосортный английский язык, и ваше дело в шляпе.
– Вы хотите подменить собой закон?
– А разве Иисус Христос спрашивал разрешения в муниципалитете, чтобы изгнать торгующих из храма? Нет, сэр, не спрашивал. Ему просто повезло, что тогда еще не было винтовок.
– Барт, – настойчиво сказал Арни. – Вам нужно на время уехать отсюда.
– В Колорадо-Спрингс? Слышал уже. Не пойдет.
– Я могу положить вас в больницу.
– Это пожалуйста, но только послезавтра. С удовольствием у вас полечусь.
Арни решил попробовать иной подход:
– Я ведь понимаю, что вы все это говорите не всерьез, Барт. Не понимаю только, за что вы мстите мне. Довольно жестоко с вашей стороны – у меня не такое уж здоровое сердце. – Он прикрыл его руками. – У меня был приступ, пока вы отсутствовали, врачи говорят, мне не так-то много осталось жить.
Неожиданно для Арни Крамнэгел вскочил и затряс его, как тряпичную куклу.
– Ты добьешься моего оправдания, Арни. Ты и Шпиндельман. Вы оба добьетесь этого. А своему сердцу ты велишь подождать, пока не кончится мой процесс. Ты дал мне обещание, и ты его выполнишь, ясно? Скажешь, что я был не в своем уме, когда убивал губернатора, а потом я, значит, поправлюсь, благодаря твоему лечению и твоим лекарствам. Это будет чудесное исцеление, одно из самых больших чудес в истории медицины. И оно прославит тебя. Тебя и Шпиндельмана. Ты только подумай об этом. Если вам нужен продажный судья, найдите его... Вы же всех их знаете. Не мне вас учить. Сделайте так, я потом заплачу вам за это.
– Вы мне заплатите? Как?
– Я напишу книгу. Книгу о своей жизни. Можете рассматривать весь этот эпизод как начало рекламной кампании для моей книги. Мне-то самому и строчки написать не придется – я выяснил еще в Англии. Лишь продам свое имя, а все остальное за меня сделают. Я даже не читал своих чертовых мемуаров; все, что мне пришлось делать, – это просто жить своей жизнью. А потом по книге поставят фильм – и вот он я, во всех журналах, пожимаю руку актеру, исполняющему роль Большого Барта.
Арни хотел высмеять Крамнэгела, но ядовитое красноречие отказало ему. Ведь примеров подобного рода множество. Кэрил Чессмен32, скажем, продержался так долго, что читающая публика успела привыкнуть к нему и стала протестовать против беспричинной казни выдающегося литературного таланта. Так называемый сладкий аромат удачи уже щекотал ноздри Крамнэгела. А ведь если бы не эта двуличная Далила – Эди, он уже тратил бы свои гонорары. Арни сделал последнюю попытку заговорить с позиции человеческого достоинства и прочих добродетелей, которую человек обычно занимает, когда остается наедине с собой.
– Барт, – сказал он, – я тоже вижу, какие безобразия творятся вокруг...
– Но вы привыкли мириться с ними...
– Я вовсе не это хотел сказать, Барт. Я дал вам высказаться. А теперь, по справедливости, дайте высказаться мне.
– Пожалуйста. Я только должен напомнить вам, что вы торопитесь на ужин, Арни. Вроде бы важное дело.
– Можно ли думать об ужине, когда человек в беде? – солгал Арни.
– Вы начинаете понимать мою точку зрения...
– Это всегда была и будет моя точка зрения. Это больше, чем точка зрения, Барт, это принцип врачебной этики.
– Отлично звучит, Арни. Только не тратьте таких высоких слов на меня. Приберегите их для присяжных.
– Никаких присяжных не будет, Барт. По той причине, что не будет преступления. Все, что вы мне сейчас изложили, объясняется просто: вы несчастны, озлоблены и разочарованы. Я понимаю почему – и, поверьте мне, все это излечимо. Но зачем же вымещать наболевшее на стране, которая дала вам возможность стать тем, кем вы стали, и пачкать ее имя оскорбительными комментариями, которые вызовет ваш поступок? В нашей великой стране каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок имеют возможность выбора между честным поведением и преступлением, между прямой дорогой и кривой, между правильным образом действий и ошибочным. Это и есть цена и беда той свободы, которой мы наслаждаемся, и на каждом перекрестке мы должны останавливаться и вновь обдумывать свой выбор. Сейчас на таком перекрестке оказались вы. Ради бога, Барт, и ради всех нас не сделайте неверного выбора.
Крамнэгел окинул его взглядом, в котором жалость сочеталась с симпатией.
– Чушь собачья, – сказал он.
– Вы даже не считаете нужным удостоить меня возражением? Но разве вы не обязаны мне ответить?
– Чушь собачья, – повторил Крамнэгел. – Вот вам весь мой ответ. Вы пытаетесь поделить общество на плохих людей и хороших... Все вы так пытаетесь сделать, я знаю. Хотите, я вам кое-что скажу? Хорошие люди – они и есть плохие. Подумайте-ка над этим. Поразмыслите. Здесь – корень ошибки. Нет у нас выбора. И демократии никакой тоже нет. Да, конечно, законом вертят люди – не те люди, какие нужно, – но это вовсе не значит, что мы свободны. Размахивайте американским флагом, и вам все сойдет с рук, даже убийство – я же сам видел. А вот оденьтесь буддистом, и черта лысого у вас будет шанс уцелеть. Чтобы разоблачить весь этот цирк, нужно второе пришествие Христа – пусть он только сюда сунется и попросит себе праведного суда... Да он, наверное, не раз уже возвращался, у него, наверно, уже в привычку вошло являться сюда, как у бродяги на пляже входит в привычку время от времени пробовать воду. Так вот что я вам скажу, Арни, – за эти две тысячи лет она ничуть не потеплела. Теперь отправляйтесь на свой ужин, а то опоздаете. Не забывайте, вы ведь человек хороший, а хорошие люди всегда точны. Я не хочу, чтобы были неприятности.
Теперь Арни пытался удержать его:
– Не валяйте дурака, Барт!
– Я не валяю дурака, Арни, я просто увидел все, как оно есть на самом деле. Я возьму на себя грязную работу, а вы добьетесь моего оправдания, вы и Шпиндельман.
– А если не добьемся?
Крамнэгел пожал плечами:
– С тех пор как я вернулся, все только и пытаются заткнуть мне глотку. И мэр, и полиция, ну просто все. А вот если кого убьешь, то одно уж получишь точно – трибуну в суде, а там человеку только и остается что говорить. Я-то могу сказать многое, потому как мне много есть чего сказать. Я могу сказать, что вы подстрекали меня убить губернатора, пообещав, что добьетесь моего оправдания, как вы добивались оправдания всем таким в прошлом, помните?
– Но это же неправда, Барт...
– Этому не обязательно быть правдой, чтобы запятнать вас. Неужели вы еще не поняли, как у нас делается, Арни? Проходит время – и люди уже не помнят, правда это или неправда, помнят только, что об этом шли разговоры. И мне даже не придется особенно изощряться. Я могу просто швыряться грязью, и кое-что обязательно к вам прилипнет. Я могу, например, сказать, что в бытность свою начальником полиции застукал вас на порочной связи, но закрыл дело под нажимом вашего высокопоставленного партнера.
Арни покраснел от гнева.
– Я не такой, и вам прекрасно это известно, Барт.
– Как я уже объяснил, вовсе не обязательно говорить правду, или до вас не дошло? – заорал Крамнэгел.
– Вы же не можете так поступить!
– Плохо вы меня знаете. Хорошие – они и есть на самом деле плохие, ясно? Я-то все понял. Изложил вам факты по делу. А теперь приступайте к работе над ним.
– Я позвоню в полицию и сообщу, что вы намерены убить губернатора! – завопил в ответ Арни в последнем отчаянном усилии перехватить инициативу.
