Александр Смирнов - Вавилонская башня
Так и есть — сбился! Начал с теории относительности, со старика Энштейна, а докатился, чуть ли не до убийства. Впрочем, почему же чуть ли? Совсем даже не чуть ли. Бандюга, который упал животом на свой собственный нож, скончался прямо на клумбе не приходя в сознание ещё до приезда милиции и скорой. Второй — с переломанной челюстью лежал в тюремной больничке и ничего кроме мычания не мог из себя выдавить. Вот и разберись убийство это или самоубийство? Как сказал старик Энштейн: — всё относительно. Бандит, конечно, сам не упал — помогли, следовательно, убийство. С другой стороны, падая, он напоролся на свой собственный нож — значит самоубийство. Можно, конечно квалифицировать и как несчастный случай, но уж больно не хочется, потому, как тогда того, с переломанной челюстью придётся отпустить, а ему за одну только рожу лет пятнадцать строгого режима положено.
Николай закрыл дело и со злостью швырнул его на стол.
— Ты, что? — заметил раздражённость своего товарища напарник Николая.
— Жаль, что второму только челюсть свернули. Разбирайся теперь с этими уродами! А так оформил бы обоюдку и дело с концом.
— А кто тебе сейчас мешает? Скорее всего, так и было: один другому по челюсти заехал, а тот в свою очередь толкнул его.
— Нет. Я у трупа руки осматривал. После такого удара кости на руках должны быть или сломаны или, как минимум, кожа содрана. К тому же на месте происшествия найдено разорванное женское нижнее бельё.
— Значит, изнасилование было?
— Или попытка, — поправил товарища Николай.
— Вот они бабу и не поделили. Слушай, а может быть, это она их так изуродовала, пока они между собой разбирались?
Николай отрицательно помотал головой.
— Ты череп этого кашалота видел? Нет, женщина так не смогла бы. Скорее всего, жертва кричала. Кто-то услышал и подоспел на помощь. Тогда всё выходит: одному это кто-то челюсть на бок свернул и второму помог на своё перо упасть.
— Выходит, ты этого кого-то теперь искать будешь?
— А ты что предлагаешь?
— Коля, его же придётся за убийство судить, а он, между прочим, человека спасал.
— Если спасал, то ничего ему не будет.
— Неужели ты думаешь, что та женщина стояла и ждала, когда закончится драка? Она, небось, схватила ноги в руки и поминай, как звали. И чем этот герой свою невиновность доказывать будет? Сам понимаешь: если найдёшь этого парня — срок он за свой подвиг получит, вместо медали.
— Понимаю, конечно понимаю, вот поэтому и злюсь. Выхода-то другого нет!
Напарник подозрительно посмотрел по сторонам и шёпотом произнёс:
— Есть выход.
Николай с надеждой посмотрел на напарника.
— Только давай об этом не здесь. На Литейном пивной бар есть — "Жигули", пошли туда.
Если честно, то "Жигули" на Литейном для таких разговоров тоже место не подходящее: народу много и что у этого народа на уме пойди разбери… Может быть, это и так, но если у человека складываются обстоятельства в которых трудно разобраться, он, почему-то, приходит именно сюда.
— …Митя, ну почему я обязан сажать честных людей? — кричал Николай.
— А зачем их сажать? — не понимал Митя.
— То есть как зачем? Закон не оставляет мне выбора.
— Закон? Где ты видел закон?
Митя залез под стол и стал шарить там руками.
— Мужики, вы тут закона не видели? — смеялся он. — Гражданин, здесь закон не пробегал?
Однако, гражданин к которому обратился Митя дошёл уже до такой кондиции, что не мог заметить не только закона, но и людей, окружающих его.
— Нет, никто твоего закона не видел, — сказал Митя, садясь на место.
— Я с тобой серьёзно, а ты на шутку переводишь.
— А я с тобой тоже не шучу, — уже серьёзно сказал Митя. — Разве был такой закон по которому можно было развалить Советский Союз? Нет, такого закона не было. Был референдум по которому граждане высказались вполне определённо — народ против уничтожения СССР. Вот это был закон. И где, спрашивается он? Его украли бандиты и написали свои законы.
— Какие бандиты? Ты про что, Митя?
— Сейчас поймёшь.
Митя замахал руками, давая понять официанту, что пора принести новые кружки с пивом. Официант был, что называется, при исполнении, то есть трезвый и уже понял, кто это за клиенты, которые не хотят сажать людей в тюрьмы. Он слегка повернулся к своему помощнику и подмигнул.
— Водки? — спросил помощник.
— Спирта, — уточнил официант.
После того, как "пиво" было выпито, Митя стал объяснять Николаю, как устроена Государственная Дума.
— …вот эти козлы, как раз и принимают законы, — объяснял он.
— Но они сами бандиты! — не соглашался Николай.
— А это с какой точки зрения посмотреть, — философски рассуждал Митя. — Помнишь теорию относительности? Если посмотреть на это с точки зрения Конституции, которую никто не читал, то они вроде бы власть, а если учесть, что народ, когда эту Конституцию принимал, даже в глаза её не видел, значит, они…
— Козлы! — громко заключил Николай.
От другого стола, еле переставляя ноги, подошёл мужик с красной физиономией и поставил на стол свою кружку.
— Ребята, — еле выговаривал он слова, — я понял, что вы менты, но я вас зауважал, потому что они действительно козлы. Разрешите выпить с вами?
Как говорится, лиха беда начала. За первым мужиком последовал второй, третий и вскоре стихийный митинг, напоминавший чем-то первый съезд народных депутатов СССР, наплевав на регламент, начал обсуждение сложившейся ситуации.
— Мочить их надо! — кричал кто-то, даже не зная, о чём идёт речь.
— Тебя самого надо мочить! — возражали другие. — Парень — герой, он девчонку спас!
— Так я про бандитов говорю, — объяснял свою позицию первый.
— Бандита мочить не надо. Его уже замочили, — начали объяснять обстановку оратору, который не врубился в суть вопроса. — Его подельника взяли, так он обязательно на парня, который девчонку спас всё свалит.
— Вот это сука! — крикнул кто-то в сердцах.
Рядом с Митей и Николаем на стол опустилась широкая ладонь, украшенная татуировками.
— Значит, говорите он сейчас в больничке лежит? — спросил пропитой бас.
Сашин приятель посмотрел на татуировки и на нового собеседника.
— Сидел? — спросил Митя.
Мужик расстегнул на груди рубашку и с гордостью показал татуировку.
— Вообще-то мне разговаривать с ментами западло, но здесь случай особый.
Незнакомец подмигнул милиционерам и наклонился.
— Вы же знаете, что положено по понятиям тому, кто насилует девочек? Если в зоне узнают, в чём он подозревается, то никакого суда не будет, потому, что будет ещё один труп.
— Тебе западло разговаривать с ментами, а мне западло заниматься такими подставами, — возмутился Николай.
— Вот и прекрасно, значит каждый будет заниматься своим делом. — Незнакомец сделал шаг назад и скрылся в сизой табачной завесе.
Домой Николая доставили далеко за полночь. На следующий день Кузьма отпаивал сына огуречным рассолом и расспрашивал про работу.
— Что у тебя с этим убийством? Новости есть?
— Надо ждать, пока челюсть срастётся.
— Это у подозреваемого?
— Да чёрт его знает, кто он! Всё относительно: с одной стороны подозреваемый, с другой свидетель, а может всё повернуться так, что потерпевшим окажется.
***
Всё в конечном итоге когда-нибудь кончается. Человек не может постоянно радоваться или горевать. Одно состояние сменяет другое, возбуждая эмоции и наполняя жизнь смыслом. А смысл жизни у каждого свой. У лоха ушастого, смысл наверное состоит в том, чтобы жить от аванса до получки на жалкие крохи, отказывая себе практически во всём. У фартовых ребят смысл — сорвать куш, и, как говориться, лучше день соколом, чем триста лет черепахой. О том, что куш всю жизнь срывать нельзя, знают даже дешёвые фраера. Когда-нибудь обязательно засыпешься, и тогда — здравствуй тюрьма! Для кого зона это кошмар, а для кого дом родной. И не только дом: тюрьма в блатном мире это вроде учёной степени или звания. У артистов, к примеру, имеются свои звания: заслуженный артист, народный. У учёных свои: кандидат наук, доктор, член-корреспондент, академик. У военных этих званий столько, что перечислять устанешь — от рядового до маршала, у каждого свои звёздочки, бантики, ленточки.
Блатной мир тоже ни лаптем щи хлебает. Здесь ходки или отсидки это вроде звёздочек на погонах. В этом мире могут присвоить звание вора в законе, а то и королём избрать. Ну, а могут и опустить, это если перевести на военный язык — разжаловать. У блатных и Устав свой есть — понятия называются. Если в армии или на флоте не все военнослужащие знают Устав наизусть, то в блатном мире с этим строго — знают все поголовно.
Когда Батон увидел в палате сержанта, то сразу всё понял. Отдых в больничке закончился. Он встал с койки пощупал сросшуюся челюсть и, не дожидаясь команды конвоира, встал лицом к стене, скрестив руки сзади. У Батона это была уже четвёртая ходка, поэтому всё, что с ним будет дальше, он прекрасно знал. Подследственному выдадут матрац, бельё и отведут в камеру. Смотрящий в камере или старший скорее всего будет Батону знаком, потому что на эту должность назначаются люди бывалые. По понятиям человека имеющего за спиной три ходки, сокамерники должны напоить чифиром и уступить нары, которые расположены рядом со смотрящим. Потом начнутся допросы и встречи с адвокатом, но тут главное не расслабляться: Батон прекрасно знал, что у ментов против него ничего нет. Даже если они и найдут ту бабу, то вряд ли она будет давать показания. Помурыжат, помурыжат, да и отпустят.
