Николай Буянов - Бал для убийцы
— Ну, какой… Высокой-высокой, как все взрослые. Она возила меня в коляске и дарила погремушки.
— Красивая?
— Коляска?
— Нет, мама. Она была красивая?
Иначе Бог не забрал бы ее на небо так быстро.
Значит, Господь тоже любит красивых, сделала вывод девочка, и с тех пор стала подолгу рассматривать себя в зеркале, гадая, когда же ее, как и маму, возьмут на небеса, которые, впрочем, всегда казались низкими и грязными от копоти. Наверное, совсем скоро, думалось ей с затаенной радостью, я тоже красивая, почти как бабушка. Эти черные кудряшки, и громадный бант, и синее платьице с кружевным белым воротничком… И чувствовала она себя словно котенок среди травы, не понимая, хорошо ей или плохо. Только когда неожиданно (обычно по ночам) накатывался страшный приступ удушья, она понимала, что раньше-то ей было хорошо…
Однажды, после особенно затяжного приступа, приехал доктор — толстый и важный, в очках с позолоченной оправой, подержал девочку на коленях, приложил к ее груди смешную щекотливую трубочку, озабоченно послушал и сказал бабушке:
— По всей видимости, астма. Я пропишу лекарства, но это не выход. Девочку необходимо увезти отсюда, лучше куда-то на юг, к морю. Чем скорее, тем лучше.
Бабушка проводила доктора, дала ему денег, потом ушла в свою комнату и долго-долго молилась перед иконой в углу.
Сначала они добрались до Невера, а там сели на пароход — чрезвычайно шумное и говорливое существо с двумя трубами и большими гребными колесами по бортам. «Простите, мсье, — спросила девочка вахтенного офицера. — Что за буковки вон там, на красном круге?» — «Это название нашего корабля, маленькая леди, — отозвался тот. — Его зовут „Монтаржи"». Ей понравилось название. Немножко непонятно, но красиво.
Однажды на шлюпочной палубе она увидела одинокого пожилого господина. Тот был полон, краснощек и близорук (на это указывали очки на носу) и напоминал доктора, который навещал их в Ле-Крезо. Она бы не обратила на него внимания, но господин, пытаясь закурить на ветру, вдруг обронил на пол мундштук и вполголоса выругался по-русски. Девочка знала этот язык: бабушка была родом из России. (Непонятная и жутковатая страна далеко на востоке, где люди, говорят, одеваются зимой в шкуры белых медведей. Бабушка, впрочем, морщилась и называла это глупостью.) Пожилой господин приветливо улыбнулся девочке, но той отчего-то стало не по себе, она развернулась и убежала в салон, где было много народа и она чувствовала себя в безопасности.
Вечером, лежа в кроватке, она таинственным шепотом все рассказала брату. Тот, против ожидания, совсем не удивился.
— Толстый, в клетчатом пиджаке и в очках, курит вонючие сигареты? Я уже давно к нему присматриваюсь.
— Он говорит по-русски, как наша бабушка.
— Да? — мальчик казался озадаченным. — Знаешь, по-моему, он следит за нами.
Он меня разыгрывает, сердито подумала она.
— Выдумщик. Вы нарочно дразните меня, сударь!
— Да говорю же тебе! Помнишь, позавчера мы сходили на берег? Он все время крался за нами следом и прятался, когда я оборачивался.
В Арли они сошли с парохода (вахтенный офицер поцеловал девочке руку и подарил на память черепаховый гребень: «Я купил его на Мадагаскаре у одного колдуна-туземца за очень большие деньги. На этом гребне начертаны волшебные знаки, они обязательно принесут вам удачу, маленькая леди») и сели в поезд до Ниццы, который шел через Марсель и Тулон. Там, из окна вагона, девочка впервые увидела море.
Она сразу влюбилась в него со всем детским пылом. Море поразило ее воображение: оно по-особому дышало и бормотало что-то во сне, по нему плыли большие белые пароходы, совсем не похожие на те грязные баржи, что сновали вдоль по Луаре, а над волнами с криком носились чайки, выхватывая зазевавшуюся рыбу прямо из воды…
И дома на побережье, маленькие, с выбеленными стенами, утопающие в садах, тоже совсем не напоминали мрачные низкие бараки в ее родном городе, и люди выглядели иначе: загорелые до черноты, белозубые, пропахшие рыбой, и обязательно — и мужчины, и женщины всех возрастов — в шляпах с широкими полями из тонкого фетра. А главное — девочка совсем перестала задыхаться, о чем она с восторгом объявила бабушке. Хвала Пресвятой Богородице, сказала бабушка, похоже, ты выздоравливаешь.
Они сняли отдельный дом в пансионате «Лазурный» — с верандой и окнами на песчаный пляж. Хозяевами пансионата была супружеская чета Мильо, перебравшаяся с севера пять лет назад.
Мими, с которой девочка познакомилась на пароходе, оказывается, тоже остановилась в «Лазурном» — разумеется, не одна, а вместе с родителями и гувернанткой. Они поселились в соседнем коттедже, что вниз по улице Фиалок, и две подружки частенько затевали спор, чей дом роскошнее и стоит ближе к морю.
Еще ниже, если идти в противоположную от порта сторону, улица изгибалась, одевалась в брусчатку и норовила спрятаться от посторонних глаз в густые южные акации. По обеим ее сторонам через каждые сто шагов стояли древние каменные чаши, которые когда-то, в незапамятные времена, использовались для освещения. Девочке нравилось здесь не меньше, чем на пляже: улица ассоциировалась у нее с воскресными походами в церковь вместе с братом и бабушкой. Брату, впрочем, такое времяпрепровождение было не по душе: он надувался, хмурил большой лоб и демонстративно не отвечал на вопросы. Лишь одно обстоятельство примиряло его с Богом: недалеко от церкви, через площадь, находился маленький магазин, в витрине которого, на фоне черного бархата, стояла на подставке роскошная модель французского парусника «Ле Рояль Луи».
Корабль был совсем как настоящий. Миниатюрные иллюминаторы по бортам были заделаны кусочками слюды, жерла бронзовых пушек грозно выглядывали из своих гнезд, тонкие ванты, казалось, гудели на ветру, раздувающем гордые паруса на трех длинных мачтах, и если как следует присмотреться, можно было увидеть на квартердеке совсем уж крошечный, но тоже вполне настоящий штурвал.
Девочку больше привлекала кукла, выставленная в соседней витрине. Кукла была прекрасной ручной работы: приблизительно с локоть высотой, в пышном розовом платье с оборочками и рукавами-воланчиками. Еще у нее были восхитительного голубого цвета глаза и волосы оттенка потемневшего золота. В волосы был вплетен огромный бант — в точности такой же, какой вплетала девочке ее бабушка перед воскресной прогулкой.
— Вам нравится, маленькая леди?
Она вздрогнула. Маленькой леди ее называл только тот красивый офицер с парохода «Монтаржи», что подарил на память черепаховый гребень. Но судно еще неделю назад ушло вверх по Луаре, на север. Девочка оглянулась и увидела пожилого господина, которого впервые встретила на шлюпочной палубе. В руке незнакомец держал розу на длинном стебле. Бабушка задержалась в церкви, встретив знакомую среди прихожан.
— Вам нравится эта кукла?
— Да, мсье, — пролепетала девочка.
— Это очень ценная кукла. Она изготовлена в единственном экземпляре почти сто лет назад знаменитым мастером из Бенуа.
— Почти сто лет? — удивилась девочка. — Не думала, что она такая старая. А как ее зовут?
— Ее зовут так же, как и город, откуда она родом. «Бенуа» на старопровансальском наречии означает «Доброго пути». Знаете, мне кажется, вы хотите получить ее в подарок. Я угадал?
У девочки екнуло сердечко. Она была еще маленькой, но уже точно знала, что такая драгоценная игрушка их семье (пусть и небедной) не по карману. А незнакомец улыбался, как змей, из-за которого (бабушка рассказывала) Господь изгнал Адама из рая. Еще бы чуть-чуть, и она кивнула…
— Вера! — вдруг услышала она и вздохнула: волшебные чары развеялись. — Вера, где ты?
— Извините, мсье, — сказала девочка. — Меня зовут.
Незнакомец казался огорченным.
— Очень жаль. Позвольте хотя бы преподнести вам эту розу. Не бойтесь, это особый сорт: на ней нет шипов.
— Спасибо. — И она, бережно прижав цветок к груди, припустилась вскачь через площадь.
— С кем ты только что разговаривала? — спросила бабушка. — Китайская роза… Какая прелесть. Поздравляю, милая, в твоем-то возрасте ты уже принимаешь подарки от мужчин…
Девочка обернулась. Пожилого господина нигде не было, словно он растворился в воздухе.
…Этот несносный Алекс (на русский манер — Саша, так звали ее брата) опять испачкался мороженым. Это дало девочке повод скорчить надменную рожицу и сказать как взрослой:
— Вы, сударь, опять испачкались мороженым. И в сандалиях снова песок, бабушка будет ворчать.
— Вот еще, — хмыкнул он. — Зато теперь я знаю, где живет этот толстяк.
— Он вовсе не толстяк! Ну, если только самую чуточку.
— Не перебивай. Так вот, он живет в нашем пансионате! Всего через четыре дома.
Она посмотрела на брата с восторгом.
— Какой ты умный… Но как ты узнал?
— Выследил. Вчера, когда вы с Мими убежали на пляж, я незаметно прошел за этим толстяком до самого дома. И даже заглянул к нему в окно.
