Виктория Платова - Она уже мертва
– Кстати. Необыкновенный ребенок, он же жертва нападения, не собирается присоединиться к отъезжающим?
Сказанное Маш не понравилось Шилу.
– Это – не повод для шуток. Ты не находишь?
– Я нахожу, что это какая-то мутная история. Неправдоподобная.
– И что же в ней неправдоподобного?
– Да все. Девчонка сказала, что пойдет прогуляться к морю, а оказалась совсем в другом месте. Где ее благополучно шваркнули по башке. И заметь, о нападении я знаю только с твоих слов.
– По-моему, ты была в гостиной, когда мы с Ростиком помогали Тате подняться наверх.
– Ну и что? Близко я к ней не подходила и раны не видела.
– Ее видел я.
– Этого недостаточно. Почему я должна верить тебе? Я тебя второй раз в жизни вижу. Может, вы сговорились и разыграли представление, чтобы запугать всех остальных. Одну вот уже запугали так, что она собирает манатки.
А ведь Маш, даром что сука, в чем-то права, – вдруг подумала Белка. И она не видела Тату после происшествия на смотровой площадке. А всю историю ей рассказал Шило, зачем-то пригласив на территорию особняка, куда бы ей и в голову не пришло заглянуть. Какая роль ей была уготована в скетче со сбором сомнительных улик? – свидетеля, понятой?
Или все было задумано только для того, чтобы показать Белке проход на виллу?
Почему Тата не захотела разговаривать с ней, ограничившись дежурным «все в порядке»? Ведь между ними сразу установились теплые отношения, и Белка могла рассчитывать на большее, чем сухая реплика из-за двери.
– Бред сейчас несешь ты! – Шило неожиданно повысил голос. – Я не встречался ни с кем из вас целых двадцать лет. И Тата не исключение. Каким образом мы могли договориться? Списаться по Интернету и распланировать все заранее?
– Тебе виднее, – Маш перехватила инициативу и вовсе не собиралась ее упускать. – Тем более, ты мент, а психология ментов мало чем отличается от психологии преступников. Иначе преступника им не поймать. Доказанный медицинский факт.
– Замечательная у нас семейка.
– Да. И каждый в ней сам за себя. А насчет самозванцев я скажу тебе так. Даже если предположить, что двое деятелей кинематографа – самозванцы, то что бы они предъявили нотариусу? Липовые паспорта? И куда, в таком случае, подевались настоящие Аля и Гулька? Твоя версия несостоятельна, дружок.
Маш выиграла. И не только в бильярд, загнав последний шар в лузу. Она обставила Шило, наглядно показав утопичность его псевдоверсий. И Маш права – все развалилось бы сразу, стоило кому-нибудь из них попросить документы, удостоверяющие личность сладкой кинематографической парочки. Но сдаваться просто так, за здорово живешь, Шило не хотел.
– Ты не поняла. Главное для них было не в том, чтобы появиться у нотариуса. А в том, чтобы там не появились остальные. Любой из нас.
– Не представляю, при каких условиях это может произойти. Не знаю, как ты, но я попрусь туда даже мертвая.
– На твоем месте я бы не бросался такими словами.
– Какими же?
– «Мертвая». Мысли иногда материализуются.
– Ты мне угрожаешь?
– Предупреждаю по-родственному. Значит, нет ничего такого, что могло бы заставить тебя передумать?
– Не смеши.
– Как насчет шантажа?
– Шантажа? – Маш посмотрела на архангельского братца чуть пристальнее, чем смотрела раньше. – И чем же меня можно шантажировать, скажи на милость?
– Мало ли. У любого человека, если копнуть, найдется маленькая грязная тайна. А у тебя, учитывая биографию, их и поболе можно наскрести.
Шило жесток. Даже при том, что Маш не нравится Белке и никогда не нравилась, он жесток. Сейчас Маш вынет из кобуры проверенное оружие – бэнг-бэнг-бэнг. И всадит Шилу пару пуль в переносицу.
– Что не так с моей биографией?
Она просто старается выиграть время, вот что! Ее пальцы, покрытые дешевым лаком, скользят по воображаемой кобуре, но расстегнуть кобуру не получается. Никак.
– Она безупречна? – поддразнивает Шило.
– Без единого пятнышка.
– Не исключаю, что именно так думают твои клиенты. Но мы не твои клиенты. Помнишь вчерашний разговор?
– Какой?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Конечно, Маш знала. Она снова превратилась в старуху с дрожащей нижней челюстью, и перемена эта была так разительна, что Белка в который раз подивилась ей.
– Ты виновна в том, что произошло тем летом, – Шило слово в слово повторил сказанное Татой и теперь, вальяжно откинувшись на бильярдный стол, ждал ответа.
– Замолчи, – севшим голосом прошептала Маш.
Но Шило был безжалостен:
– Ты убила Асту. Ты и твой брат. Если ты думаешь, что мы были слишком малы, чтобы заметить кое-какие детали… кое-какие странности в твоем поведении, ты глубоко ошибаешься. Детей не часто берут в расчет, и это может стоить очень дорого. Я думаю…
– Мне плевать, что ты думаешь, – в голосе Маш послышалась вдруг неприкрытая горечь. – И что думаете все вы, по большому счету. И не дай вам бог пережить то, что пережила я… тысячу лет назад. Все эти допросы с пристрастием, все эти разговоры за спиной. Змеиный шепот, от него даже ночью нет покоя.
Трясущимися руками Маш плеснула себе в бокал вина и залпом выпила. А до сих пор молчавший Миш подошел к сестре и осторожно обнял ее за плечи:
– Успокойся, милая. Не стоит…
– Конечно, не стоит! Не стоит рассказывать этим дивным людям о двух попытках самоубийства. И о трех месяцах, которые я провела в психушке. Не стоит рассказывать о том, сколько сил тебе и родителям стоило, чтобы выцарапать меня оттуда. И о родных Асты лучше помолчать. Кто-то прислал им подметное письмо, что я причастна к исчезновению их дочери. Встреча с ними была пыткой…
У Белки перехватило дыхание – на этот раз не из-за фантома теннисной туфли, которая все последние минуты смутно маячила перед ней, а из-за острой жалости к несчастной Маш. Но Шило не интересовали лирические отступления.
– И кто же написал это письмо? – сухо спросил он.
– Письмо было анонимным. Половина тетрадного листка, печатные буквы. Отправили его из Москвы, в самом конце того лета. Во всяком случае, на штемпеле значилась Москва. Пятилетнюю фанатку китов я исключаю. Как и толстяка с сестрой. Но кое-кто постарше вполне мог сочинить эту ересь.
– Постарше? – насторожился Шило.
– Существенно старше, – тут же поправилась Маш. – Чтобы написать. Или уговорить кого-нибудь бросить конверт в почтовый ящик.
Никто из родственников Белки тогда не обитал в столице, но… Почти все возвращались в свои города через Москву. И в Москве жил парень, который так нравился обеим старшим девочкам. Как же его звали?
Егор.
Наверняка ему пришлось пережить то же, что и Маш: допросы уж точно. Скорее всего, он не имел отношения к исчезновению Асты, иначе Белка обязательно узнала бы об этом. Из разговоров отца с тетей Верой, ведь об анонимном письме она сочла нужным упомянуть!
– …Потом я долго думала – кто бы мог это сделать. Тот, кто ненавидел меня. Нас с Миккелем. Или хотел спихнуть вину за то, что совершил сам. Слабо соображающая мелюзга не в счет. И саму Асту мы выносим за скобки, раз уж за столько лет она так и не обнаружила себя. Остаются двое. Надеюсь, ты понимаешь кто?
– Деревенский дурачок?
– Он и говорит-то с трудом, уж не знаю, умеет ли он писать. А письмо было написано складно. Доходчиво. Со знанием дела. Самый настоящий пасквиль. Не думаю, чтобы у даунито хватило бы мозгов состряпать такую изящную комбинацию.
– Ты говорила о двоих. Кто же второй?
– Напряги извилины.
– Вариантов чуть больше, чем ты думаешь. Например, сама старуха. Она ведь подозревала вас и выперла отсюда со свистом. Видимо, от большой любви.
– Старуха относилась к нам нормально.
– Себе-то не ври, ангел мой. Она вас терпеть не могла. Зато любила писать письма. Терроризировала наших с Ростиком предков своими поучениями и описанием быта. У меня до сих пор где-то валяется целая пачка.
– У нас целых две таких пачки, что с того? Бабка просидела здесь сиднем всю жизнь, никуда не выезжая, а штамп на том письме был московским.
– Передала с кем-то. Всего делов.
– Уж не с тобой ли? Восьмилетним сопляком?
Маш и Шило так увлечены словесной перепалкой друг с другом, что не замечают не только унылого официанта Миша, но и Белку. Самое время выйти из-за стойки сетевого кафе, где она подвизается администратором, и попросить шумный столик вести себя потише.
– Не годится, – сказала Белка.
– Что – не годится? – повернувшись к ней, хором спросили Шило и Маш.
– Ваши домыслы о бабушке.
– Его, – Маш ткнула пальцем в главного поставщика версий. – Его домыслы!
– Мать Асты приезжала в Питер после того, что случилось. И рассказала отцу о том письме. Думаю, она объехала всех в надежде узнать хоть какие-нибудь подробности. И наверняка побывала и у вас, Шило.
– Да, – после небольшой паузы признался Шило. – Этот факт имел место. Но я понятия не имею о письме.
