Александра Маринина - Жизнь после жизни
Настя даже не сразу поняла, что кто-то стучит в стекло. Она очнулась и увидела, что на улице, прямо перед ней, стоит улыбающийся Илья Вторушин. Она приветственно махнула рукой, думая, что он просто пройдет мимо, к зданию горотдела, но Илья почему-то кивнул и направился к двери кафе.
— Здравствуйте, — он протянул ей ухоженную руку с длинными пальцами. — А я как раз собирался вам звонить. Я присяду?
— Конечно, — улыбнулась Настя. — Что-то случилось?
— Я вам нашел вашу девочку. Это оказалось совсем несложно, достаточно было нескольких телефонных звонков. Ваша Полина Солодко — сирота, тринадцати лет, живет у тетки, которая официально назначена опекуном. Вот адрес. Имя тетки — Ушакова Надежда Андреевна, разведена, воспитывает двоих детей и племянницу, работает продавцом в супермаркете. Сегодня во вторую смену.
Илья достал из сумки уже знакомый Насте ежедневник, полистал, нашел нужную страницу и с удовлетворенным видом обвел очередной пункт красной шариковой ручкой.
— Вот спасибо, — обрадовалась Настя. — Сейчас доем и поеду.
— Я вам нужен? Мне поехать с вами? — спросил капитан.
— Да нет, я сама справлюсь, там же ничего сложного.
— Вы уверены? — Лицо Вторушина стало озабоченным. — А вдруг вы правы и кто-то из этой семьи причастен к убийству?
— Илья, вы ничего не забыли? — усмехнулась Настя. — Я все-таки не девочка с улицы.
— Простите, — пробормотал он, виновато улыбаясь. — Но вы хорошо подумали? Я точно вам не нужен?
— Точно, точно, не волнуйтесь, — успокоила она его.
Вторушин ушел, а Настя допила свой кофе и отправилась по оставленному капитаном адресу.
* * *Надежда Андреевна Ушакова была дома и занималась стиркой. Дверь она открыла с мокрыми, покрытыми по локоть мыльной пеной руками, в закатанных до колен старых спортивных штанах и в черной футболке с замысловатым рисунком.
— А Полинка в школе, — удивленно протянула Ушакова. — Но она скоро придет. А вам она зачем? Вы из опеки, что ли? Опять с проверкой пришли?
— Я не из опеки, я журналистка из Москвы, пишу про Аиду Борисовну Павлову.
— А, — Ушакова почему-то обрадовалась, — ну, это вам Полинка расскажет, она с покойницей очень дружила. Вы проходите, подождите ее. Хотите, я вам чайку согрею?
Чаю Насте совсем не хотелось, завтрак был плотным и сытным, но не отказываться же от такого бесценного источника информации, как разговор с Надеждой Андреевной!
Они уселись в маленькой тесной кухоньке, где невозможно было свободно развернуться, даже двинуть локтем лишний раз было опасно: каждый свободный сантиметр пространства был занят посудой, банками, пакетами и чем-то еще, что не умещалось в комнатах.
Ушакова поведала, что мать Полины — ее двоюродная сестра Катя — родила дочку от курортного романа, когда ей еще девятнадцать не исполнилось, была почему-то уверена, что, как только скажет любимому про ребенка, тот немедленно на ней женится. План у нее такой был: родить, потом поехать к отцу Полинки, показать ему фотографии новорожденной и торжественно вернуться в Томилин уже замужней дамой.
— Как-то это странно, — удивилась Настя. — Он что, не знал про беременность?
— Так в том-то и дело! Катька с ним на курорте познакомилась, он на пляже спасателем работал. Она не то что адреса его не знала — даже фамилию спросить не удосужилась, до того влюбилась, что память и соображалку напрочь потеряла, просто бегала к нему на пляж на свидания. А когда вернулась в Томилин, тогда и выяснилось, что она беременна. Ни написать ему, ни позвонить — ничего не может. Вот она и решила, что сперва родит, а потом поедет на тот курорт и на пляже его найдет.
— Ну, — Настя пожала плечами, — разумно. А что ей еще оставалось? И что дальше было?
А дальше Екатерина Солодко понянчила малышку, пока было молоко, а как только оно пропало через два месяца — оставила девочку своей матери Александре Кирилловне и уехала искать суженого на пляжах Черноморского побережья. И пропала. Ни слуху от нее, ни духу. В первый раз она позвонила спустя несколько месяцев, спросила, как Полинка, а про себя сказала, что отца девочки пока не нашла, но все у нее в порядке, пусть мать за нее не волнуется. И трубку повесила.
— Тетя Шура все ждала, что Катька вернется, а та только звонила, да и то раз в три-четыре месяца, потом заявила, что выходит замуж за какого-то богатого мужика и уезжает с ним не то в Сургут, не то в Уренгой. И после этого не звонила целый год. Тетя Шура прямо извелась вся от переживаний, ей все казалось, что с Катькой какая-то беда приключилась, а потом поняла, что дочка ее — обыкновенная кукушка безмозглая и что растить Полинку ей придется самой. Подождала еще годик, Катька больше не объявлялась, тогда тетя Шура пошла по инстанциям, чтобы ей права над Полинкой утвердили. Суд был, Катерину признали безвестно отсутствующей, а тетю Шуру — опекуном. Тетя Шура хорошая была, душевная, много с Полинкой занималась, рано научила ее читать, считать, приучала к самостоятельности. А когда Полинке исполнилось восемь лет, тетя Шура умерла, вот я ее и взяла, хотя у меня своих двое и мужа нет, но где двое — там и трое, верно? Не сдавать же дитя в детский дом, все-таки родная кровь. Хотя, конечно, трудно, да и тесно, — вздохнула Надежда Андреевна. — А с Аидой Борисовной Полинка очень дружила, часто ходила к ней в гости, книжки у нее брала почитать и говорила, что вырастет и станет, как бабушка Аида, следователем, а сама бабушка Аида будет как мисс Марпл. Очень ей про эту мисс книжки нравились, она их постоянно читает и перечитывает, ничего другого в руки не берет, кроме учебников, конечно. Теперь, когда Аида Борисовна умерла, Полинка больше не может брать у нее книги, но какие-то у девочки еще оставались, вот она их и перечитывает. Полинка все мечтала, что, когда вырастет, будет жить вместе с Аидой и помогать ей раскрывать преступления. Вообще она у нас такая мечтательница! Вобьет себе в голову какую-нибудь сказку и сама же в нее поверит. Смешная! Но я ее очень люблю, привязалась к ней, знаете ли. И когда с усыновлением не получилось, я даже обрадовалась.
— С усыновлением? — настороженно переспросила Настя.
— Ну да, тут одна супружеская пара хотела Полинку усыновить или удочерить, я уж не знаю, как там правильно будет. Они сперва со мной поговорили, ну я и ответила, что я не возражаю и, если надо, от опекунства откажусь, потому что я хоть и люблю девочку, но умом-то понимаю, что ей у них лучше будет, у них и деньги есть, и квартира просторная, и в Москву они собирались переезжать, а там и школы куда лучше наших, и институты есть. Пусть бы дитя в человеческих условиях выросло, ее и так жизнь обделила, ни отца своего не знала, ни матери, бабушку рано потеряла, так пусть бы девочка наконец порадовалась.
— А почему ничего не получилось? Органы опеки не разрешили?
— Да куда там! — Надежда Андреевна махнула рукой. — Я уж к ним заранее сходила, все узнала, они мне сказали, что знают мои жилищные и материальные условия и понимают, что в богатой семье Полинке будет лучше, так что, если я буду отказываться от опекунства, чтобы девочку могли усыновить, никаких вопросов не будет, я полное право имею. А Полинка как узнала — так в крик не пойду, говорит, к чужим людям и в Москву не поеду, мне и у вас хорошо, и бабушку Аиду я не брошу, я закончу школу и буду с ней жить и ей помогать. Мне эти люди уж и деньги предлагали, хорошие деньги, чтобы я Полинку уговорила, уж я так старалась ее убедить, мне ведь эти деньги не лишними были бы, да куда там! Уперлась — и ни в какую. Буду, говорит, жить с бабушкой Аидой, когда вырасту. Вот какая у нее любовь была к Аиде Борисовне. Как старушку убили, так Полинка до сих пор по ней горюет, на кладбище все время бегает, на могилку к ней. Стоит над могилкой и вслух с покойницей разговаривает, книжки ей пересказывает, которые прочитала, представляете?
Чай у Надежды Андреевны был невкусным, дешевым, но Настя мужественно отпивала из чашки небольшие глоточки, чтобы поддерживать атмосферу уютной доверительной беседы. Ушакова внезапно прислушалась и улыбнулась:
— Полинка идет.
И точно, через мгновение щелкнул замок входной двери.
— Тетя Надя, я пришла! — раздался веселый голосок.
И на пороге возникло солнечное существо с рыжими, густыми, в крупный завиток, волосами, очень белой кожей, усыпанной яркими веснушками, и зелеными глазами. Для своих тринадцати лет Полина Солодко была маловата росточком, зато крепенькая, коренастая. Она одарила Настю открытой радостной улыбкой.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Полина, — ласково проговорила Настя.
— Поленька, это тетя из Москвы, она журналистка, пишет статью про твою бабушку Аиду, — вступила Ушакова. — Давай я тебя покормлю, а потом вы поговорите.
— Нет, сначала поговорим, — очень серьезно ответила девочка. — Про бабушку Аиду — это важнее. Я потом покушаю.
