Елена Арсеньева - Камень богини любви
– Да какие у бабочки рукава, скажи на милость? – расхохотался Шамрай. – Это вроде бы лягушка рукавами махала…
– А у лягушки какие рукава? – ехидно осведомился Лев Иваныч. – Бабочка не рукавом махнула, это я оговорился, конечно, а крылом! А у лягушки крылья есть? Ну скажи, есть у лягушки крылья?!
– Вроде нету… – неуверенно пробормотал сбитый с толку Шамрай.
– Ничего, – покровительственно махнул рукой Лев Иваныч. – Она, – последовал новый кивок в сторону Алёны Дмитриевой, – тебе все объяснит и про крылья, и про лягушку, и про то, кто там каким рукавом машет, и про мельницы всякие, и сказочку расскажет, и песенку споет, а заодно поможет кубок преступлений распутать. Так что смотри, Шамрай, не упусти своего счастья!
И Лев Иваныч, грохоча по разбитому полу водокачки каблуками тяжелых, подкованных берцев, пошел на улицу. За ним потянулась его команда, унося мертвую Иму, уводя связанного Серого и поддерживая перебинтованного, но, к счастью, вполне живого Виталия.
– Погодите… – растерянно проговорила Алёна, опираясь на руку Шамрая и поднимаясь. Все тело у нее застыло и ломило. – Ой… А что мы тут искали-то, под звездами… под кривой старухиной скатеркой?!
– Ой, – сказал и Шамрай. – Совершенно забыли! – И схватил за рукав Серого. – Ну ты, колись дальше, коли начал.
Выражение лица Серого – о, было что-то неописуемое…
– Вот зараза, – буркнул он, глядя на Алёну. – Вот же зараза! Вспомнила-таки!
– Понятно, – хмыкнул Шамрай. – А ты думал, никто ни о чем не вспомнит, ты нам тут зубы заговорил, а потом вернешься и заберешь сокровище? Как бы не так! Мы все время о нем помнили, верно, Лев Иваныч?
– Само собой, – сказал Муравьев, явно бодрясь. – А как же? Я выходил только посмотреть, какая обстановка на улице. А сейчас начинаем подъем крышки. Эту, что ли, поднимать? – Он крепко потопал по круглой крышке, над которой на стене серебрилась надпись stars.
– Погоди ты, Лев Иваныч! – прикрикнул Шамрай. – Ты ее своим весом так вобьешь, что никакими силами потом не поднимем!
Лев Иваныч попятился от крышки и сделал знак рукой:
– Куйбышев, приступай.
Алёна тихо ахнула.
Подошел огромный парень, ничуть, ни статью, ни лицом, не напоминавший своего однофамильца-революционера. В руках у него было что-то вроде монтировки. Один ее конец он попытался подсунуть под крышку люка, но ничего не получилось.
– Ну что ты там возишься?! – проворчал Лев Иваныч, явно сконфуженный неудачей своего бойца. – Придется взрывать.
– Ты что, Лев Иваныч?! – конфиденциальным тоном поинтересовался Шамрай. – Да все эти развалины тогда рухнут – нам вовеки крышки не поднять из-под тонн кирпича.
– Нет-нет, не надо взрывать, крышку надо просто повернуть! – подсказала Алёна. – Вот в эту выемку что-то вставить и повернуть… может быть, получится?
– Может быть, может быть! – фыркнул Лев Иваныч. – Вечно у вас какие-то догадки странные, Елена Дмитриевна, вечно что-то такое непонятное.
– А вы попробуйте, – улыбнулась Алёна.
– Зараза! – с еще большей пылкостью прокомментировал Серый. – Вот же сс…
– Ссспокойно! – прервал Шамрай грозным голосом. – Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Так что лучше заткнись.
Серый заткнулся, и отвернулся, и закрыл лицо руками, и тихо скулил… так он и не увидел, как была поднята крышка, как оттуда вынули пластиковый пакет, висевший на каком-то крючке… в пакете лежала коробка, обмотанная скотчем. Когда его раскрыли, внутри оказался еще один пакет, в нем еще одна коробка…
Все это снимал на пленку один из бойцов группы Муравьева.
– Смерть Кощея на конце иглы, – нервно хихикнула Алёна. – Игла в яйце, яйцо в утке, утка в щуке, щука в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, а тот дуб Кощей пуще глаза бережет.
– Да нет, все проще, – пробормотал Лев Иваныч, открывая коробку – очень старую жестяную коробку с почти неразличимой надписью «Мокко Аравийский». Наверное, в ней когда-то хранился кофе. Но это было так давно, в невозвратные, далекие времена…
В коробке лежал синий шелковый платок – собственно, синим он был раньше, когда-то давно, а теперь покрылся пятнами ржавчины и вылинял.
Лев Иваныч развернул его… какие-то колечки латунные, пластинки, несколько прозрачных, как вода, камней, слишком крупных для того, чтобы быть драгоценными, а между ними…
– Ого, мой браслет! – воскликнула Алёна. – Интересно, мне можно будет его получить обратно? После окончания следствия, конечно. Там «волосатик», который мне очень нравится, он называется «Волосы Венеры» и очень хорошо влияет на творческое воображение.
– Наверное, это он повлиял на воображение этих придурков, – пренебрежительно кивнул Лев Иваныч на Серого. – Из-за чего сыр-бор горел, кто-нибудь мне скажет?! Какие-то обломки, извините за выражение… чего?
– Сампо, – вздохнул Данила, в лице которого читалось немалое разочарование. – Вообще-то я ожидал большего…
– А я нет, – улыбнулась Алёна. – Не обладание сокровищем распаляет воображение, а мечта о нем!
– Это, конечно, сказала Агата Кристи, – хмыкнул Шамрай.
– Нет, – покачала головой Алёна. – Это я.
– Так, идите все отсюда, не мешайте, – заворчал Лев Иваныч. – Нам нужно все запротоколировать, еще раз все вокруг заснять, а вы тут топчетесь.
Данила, прощально кивнув, ушел первым – печальный, разочарованный…
– Я тогда тоже помчался? – спохватился Андрей. – Давно пора, уже опоздал! Меня Катерина потеряла небось.
– Андрей… – Алёна поцеловала его в традиционно-небритые щеки. – Спасибо тебе!
– Ты спасибом не отделаешься, про роман не забудь, в котором меня опишешь, а то мать очень любит читать твои книжки про меня.
– Сделаю! – клятвенно воздела руку Алёна.
Андрей убежал.
Алёна еще раз заглянула в глубокий, непроглядный колодец. Темнота. Ничего не видно. Может быть, там спрятано что-нибудь еще? Может быть, но об этом ей никогда не узнать.
– Ну что, пошли и мы? – сказала она, повернувшись к Шамраю.
– Какое прекрасное местоимение! – проговорил он серьезно. – Особенно когда речь идет о нас с тобой. Лев Иваныч посоветовал мне не упускать свое счастье. Давай не будем его упускать, а, Алёна?
Она смутилась. Было приятно видеть его напряженные, страстные глаза, но в то же время она чувствовала и смущение, и неловкость, и даже страх. Ей так давно не говорили таких вещей!
Они выбрались из здания водокачки и остановились у обочины дороги. Сильва крутилась вокруг.
– Похоже, это было самое быстрое расследование в моей жизни, – сказала Алёна, пытаясь перевести разговор на другое, но Шамрай не дал.
– А в моей жизни это была самая быстрая любовь с первого взгляда, – улыбнулся он. – Нет, правда… я же тебя совершенно не знаю, а уже практически предложение сделал! Не смог устоять! И совершенно не жалею об этом. Никогда со мной такого не было, поверишь? Раньше для меня женщины просто не существовали, долгие годы так было, в любой миг с любого свидания я срывался по звонку с работы буквально с криком «ура», я ни одного объяснения до конца не довел, потому что работа всегда была важней, а сейчас мне вообще все равно, кроме твоего слова! В этом все сейчас, Алёна, ты понимаешь? Скажи да, умоляю! Я, конечно, человек грубоватый, со всякими красивыми словами у меня напряг, но любить я умею, а ведь ты достойна, чтобы тебя любили, и я… я достоин тебя любить!
«Как-то очень давно мне никто не делал такого приличного предложения, – испуганно подумала Алёна. – Неприличных – сколько угодно, а вот чтобы замуж… Это лестно? Или наоборот? А почему я ничего не чувствую, никакого трепета или волнения? Может, я и в самом деле бесчувственна, как огурец… ну почему, ну почему это убийственное выражение выдумала не Алёна Дмитриева, а Агата Кристи?!»
– Алёна… – хрипло выдохнул Шамрай. – Не молчи! Говори все, что угодно, только не «нет»! Помнишь, песня была – не говорите «нет», пожалуйста…
«А может, все-таки сказать «да»?» – испуганно подумала Алёна.
Выйти замуж… получить кучу обязанностей и прав, например пресловутое право на ревность, которое можно будет использовать когда угодно и где угодно, в любом ночном клубе, в том же «Зергуте»…
Сказать «да»? Сказать «нет»?
Взгляд ее растерянно заметался по сторонам. Господи, она себя не узнавала, эта решительнейшая из женщин! Она не могла решиться решить свою судьбу.
Судьба! Вот именно! Надо положиться на судьбу! Пусть та предстанет перед Алёной в образе… да хоть в образе Сильвы, которая металась по дороге, пытаясь схватить в пасть выкопанный ею из сугроба полинявший, прошлогодний резиновый мячик, а он все время выскальзывал и катился дальше.
Если Сильва успеет схватить мяч прежде, чем он скатится в овражек, Алёна скажет «да». Если нет – значит, ответит «нет».
Она, затаив дыхание, смотрела на псину, которая вдруг обратилась в дельфийского оракула.
