Дарья Калинина - Шустрое ребро Адама
— Моих там только трое, к тому же парни сидят наверху и караулят вход. Не думаю, что им грозит большая опасность, чем мне. Хотел бы я знать, какого черта они прошляпили ментов?
— И что мы будем делать? — спросила Тамара Ильинична, очень кстати переводя разговор на другую тему.
— Ничего, отсидимся тут, а потом выберемся наверх, — сказала я.
— Нет, я о том, что Гена спас мне жизнь, а менты посадят его, а то и расстреляют.
— Мама, не забывай, что он сначала похитил тебя, — вскипела Мариша. — И вообще он преступник! А что касается расстрела, так у нас никого сейчас не расстреливают.
— Он спас мне жизнь, — упрямилась Тамара Ильинична. — И всем нам, если уж на то пошло. Уверена, что полковник нас бы не пощадил.
Ее слова были слишком похожи на правду, поэтому мы задумались.
— Гена, вы нас простите, — сказал Валериан Владимирович, — мы перед вами в долгу. Но все-таки вы участвовали в этой некрасивой истории и были ее организатором. Так что мы обязаны сдать вас властям.
Хотя то, что он сказал, было справедливо, но все равно нам всем стало как-то неуютно.
— Ладно, чего уж там обсуждать, — с неожиданной покладистостью согласился Пахан и бросил свой пистолет.
Прошло около получаса.
— Пошли, что ли? — первым нарушил молчание Пахан. — Вряд ли они там все еще стреляют.
И мы пошли. В коридорах и правда было тихо. Хотя, может быть, мы забрались в такую отдаленную часть лабиринта, что сюда просто не доносились никакие шумы. Пахан шел впереди, без него мы вряд ли выбрались бы отсюда, он же вел нас уверенно. Наконец мне показалось, что я узнаю места, по которым мы шли. Еще несколько поворотов, и мы оказались возле бывших апартаментов Пахана. Тут явно шла война, почти на всей мебели были следы пуль, а из фарфора по странному стечению обстоятельств уцелел лишь один уродливый ночной горшок, выдающий себя за вазу для цветов.
— Я думаю, что хотя бы попрощаться со своим царством мы можем Гене позволить, — неожиданно произнесла Тамара Ильинична. — Или у вас совсем нет совести? Неизвестно ведь, сколько времени ему еще придется вести аскетический образ жизни.
— М-да, в тюрьме не тот антураж, — пробормотал Валериан Владимирович. — Пусть прощается.
Пахан как-то странно посмотрел на Тамару Ильиничну и вошел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
— А вдруг он раздобудет там из тайника оружие? — опасливо спросила Мариша.
— Нет там у него никакого оружия, — набросилась на нее мать. — Перестань. В кои-то веки я встретила хорошего человека, так ты и тут норовишь мне все испортить. Мало я в тебя сил вложила? Почему ты всегда думаешь лишь о себе?
— Мама, он преступник! — снова завелась Мариша, вдруг ставшая ярой поборницей закона и порядка. — Он тебе не пара.
Мы вяло прислушивались к их перебранке. Когда прошло около четверти часа, даже самым терпеливым из нас показалось, что Пахан что-то уж слишком долго прощается там со своей свободой и роскошью.
— Может быть, посмотрим, что он там делает? — предложил наш старичок ученый. — Сколько можно?
У нас ведь тоже дела.
Мы толкнули дверь и вошли в залу. Паханом тут и не пахло. Зато откуда-то здорово тянуло сквозняком.
Мы бросились искать и поняли, что как раз над троном, в своде, образовалось круглое отверстие, отлично подходящее для того, чтобы в него пролез человек, — оттуда и дул свежий воздух.
— Вентиляционная шахта! — догадалась Мариша. — Ну, мама. Я никак не ожидала, что ты поможешь сбежать опасному преступнику!
— О чем ты говоришь? — притворно удивилась Тамара Ильинична, причем глаза ее светились самым неуемным торжеством. — Откуда я могла знать про этот ход? Я помогла сбежать преступнику! Придумаешь тоже!
Остальные молча смотрели в дыру.
— Может, попытаться его догнать? — задумчиво спросил Валериан Владимирович. — Кто рискнет?
— Думаю, что лучше подождать его на поверхности, — сказала я. — Вряд ли нам удастся лезть по этому ходу быстрей, чем ему.
— Да, — поддержала меня Мариша, — пошли отсюда побыстрее.
И дружной толпой мы устремились наверх. Возле шахты лифта в комнате охраны уже не было связанных нами пленников. Должно быть, милиция о них позаботилась. Мы прошли еще немного и наткнулись на Картохина. Увидев нас, он начал изо всех сил тереть глаза.
— Это и в самом деле мы! — Крикнула ему Мариша. — Надо сказать, что вы явились очень вовремя.
Через час мы уже сидели в милицейском «газике» и ехали в город. Картохин настоял, что поедет с нами.
Самим вести машины никому из нас не позволила строгая врач «Скорой помощи», уверявшая, что у всех нас шок и нам нужна врачебная помощь. Пахана догнать уже не удалось. Он опередил нас. К тому моменту, когда менты нашли вентиляционный выход из-под земли, Пахана уже нигде не было. Ищейка смогла взять след только до шоссе, там она обиженно завыла и поплелась обратно, всем видом выражая свой собачий укор коварным людям и презрение к их вечным штучкам.
Картохин, уразумев в итоге, что мы не виноваты в похищении и убийствах, сменил гнев на милость и с любопытством стал слушать нас, а также рассказы ученых, которых похитили в разное время в течение последнего месяца и о которых милиции до сих пор ничего не было известно. Один из них числился в очередном отпуске, другой якобы готовился к симпозиуму у себя на даче, а остальные вообще были людьми рассеянными, так что их недельное отсутствие никого из родных и близких не насторожило. Или, во всяком случае, насторожило не настолько, чтобы пойти с заявлением в милицию.
— В общем, спасибо вам, — вторила Мариша. — Если бы не вы, то даже не представляю, как бы мы выкручивались! Уж полковник нашел бы способ уничтожить нас. Либо пустил бы газ, либо нагнал своих солдат, начав незапланированные боевые учения по уничтожению противника, окопавшегося под землей.
Словом, способ нашелся бы.
— Ладно вам, — усмехнулся Картохин. — Не прибедняйся, с вами полковник хлебнул бы лиха. Во всяком случае, вы бы уж нашли лазейку, чтобы ускользнуть от него. Кстати, могу вас порадовать. Ему-то от закона не уйти. Он получит по полной программе. Ему не отвертеться. Показаний Софочки и ученых хватит, чтобы их всех засадить за решетку. А когда они это поймут, то сразу же начнут топить друг друга. Так что каждый получит свое.
Картохин развез нас всех по домам. Ученые тоже воссоединились со своими семьями, которые толком даже не успели поволноваться, но тем не менее обрадовались их возвращению. Серафима Ильинична со своим мужем наконец-то оказались у себя дома и смогли всласть наговориться, выясняя отношения. Лично я, добравшись до дома, первым делом забралась в ванну.
Честное слово, после холода и сырости подземелья у меня ломило все кости, а в душе и вовсе царил арктический холод, стоило вспомнить безумные глаза полковника, когда он угрожал размозжить голову Тамаре Ильиничне. Просто удивительно, как его столько времени держали за нормального! И даже доверили командовать частью! Но главное, как это мы сами могли довериться такому опасному психу?
Постепенно горячая вода согрела мое тело, и я окончательно уверилась в том, что, позволив Пахану скрыться от правосудия, мы сделали, что бы там ни говорила Мариша, доброе дело. Конечно, у Мариши были свои причины желать, чтобы он оказался за решеткой, но это уж ее личное дело. Придя к этому выводу, я почувствовала себя значительно лучше, выбралась из ванны и завалилась спать. Утром предстояло еще ехать в милицию и снова рассказывать всю нашу историю с самого начала. Что поделаешь, с первого раза менты никогда не могут запомнить все детали.
Как и следовало ожидать, утром я проспала. А что вы хотите, если мы вернулись домой только часа в три ночи. Хорошо еще, что моих родителей не было дома, они поехали отдохнуть в пансионат. Правда, тогда я бы не проспала, уж мама побеспокоилась бы об этом.
Зевая, я набрала Маришин номер.
— Ты знаешь, который сейчас час? — спросила я. — Уже полдень. А Картохин умолял нас приехать к нему к одиннадцати.
— Ничего не знаю, — сказала Мариша. — Голова трещит, словно с похмелья. Мы с мамой легли спать только под утро.
— И что решили?
— Ничего, — буркнула Мариша. — Она обещала, что не будет встречаться с этим Геной. Но боюсь, что это она сказала, лишь бы от меня отвязаться. Так что я даже не хочу оставлять ее одну. Вдруг я приду, а ее уже дома нет?
— Она взрослый человек… — начала я.
— Вот, вот, ты ей об этом скажи! — не дослушав меня, закричала Мариша. — А то ведет себя не лучше ребенка!
В общем, в милицию мы отправились все вместе.
Там мы снова повторили наши вчерашние показания и стали слушать, что нам новенького расскажет Картохин, а он что-то не торопился. Ходил себе по комнате, смотрел в окно, задумчиво крутил в руках пепельницу, словом, тянул время. Наконец он открыл рот и изрек:
