Нина Васина - Правило крысолова
— Никаких бриллиантов, — удивилась я. — Была шкатулка в шкафу, но там только бижутерия. Неужели твоих родителей убили, чтобы ограбить?..
— Она не держала это в шкафу. Это было в тайнике.
— В сейфе?
— Нет, здесь в квартире. — Лора встает и идет в кухню. Приседает. Берется за плинтус внизу выступа воздуховода, тянет его, и плинтус оказывается краем выдвижной полки. Вытаскивает фанеру, засовывает два пальца в образовавшуюся щель, что-то подвигает, и вдруг нижняя часть стены воздуховода открывается дверцей примерно восемьдесят на восемьдесят сантиметров. В темноте воздуховода, в пыли, на сетке стоит металлическая коробка с крышкой.
— Замок, — озадаченно говорит Лора. — Не помню про замок. Если есть замок, значит, должен быть ключ…
— Был тут один ключ, но он от сейфа, — бормочу я, разглядывая небольшой навесной замок.
Мы застываем, присев у металлического сундучка, потому что раздается страшный грохот.
— Антон! — закричала я, бросилась из кухни и была сразу же повалена на пол. Я примерно закрыла голову руками, как мне и приказали страшным громким голосом, и, пока лежала, успела сосчитать шесть пар ног в омоновских ботинках. Когда рядом положили Лору, она посмотрела на меня странным застывшим взглядом. Я не знаток условных взглядов женщин-воинов и на всякий случай приказала ей глазами лежать спокойно и не делать всяких глупостей, типа нападения на спецназовца с целью завладеть его оружием.
— Можете встать, — раздался рядом спокойный, уверенный голос. — Полковник Негоднов. Вас беспокоит отдел по борьбе с международным терроризмом УПС… ФСБ. — Он назвал еще столько букв аббревиатуры, что я бы не запомнила их, даже если бы смогла расшифровать, а закончил знакомым словом:
— России. — Перед моим носом развернулось и тут же схлопнулось красной бабочкой удостоверение. — Девочка, не бойся, — он похлопал по плечу трясущуюся от ненависти и унижения Лору, — мы не страшные. Мы умные. Имеете ключ от ящика?
Я покачала головой. Не имеем, значит. Лора сцепила зубы и стиснула пальцы, вероятно, чтобы не дать им расшалиться.
— Вскрывай!
Легким движением большого ножа с зазубренным лезвием мужчина в пятнистой форме сдернул дужку замка. Открыли крышку. Первое, что я увидела, была маленькая лысая головка из странного, похожего на розовый воск, материала с кое-где свисающими прядями светлых волос. На меня смотрел полуприкрытый нежно-голубой искусственный глаз, вспухшие, словно выставленные для поцелуя губки с облупившейся краской, вздернутый носик с отбитым кончиком и пустой провал второго глаза.
С обеденного стола все убрали, и вот содержимое металлического ящика равномерно распределено по его поверхности. С изумлением полковник Негоднов трогает пучок шерстяных ниток — все, что осталось от свитера Антона. Пустые металлические поддончики, в которых когда-то были тени, с остатками разноцветной пыльцы, рассыпались в разные стороны. Перекореженная тетрадь, по виду как после стирки в стиральной машине. Листки книги, с вырезанными кое-где словами, и вырезы эти вызвали у полковника и его команды оживленный интерес. Распотрошенные картонки переплета. Дорогая брошь — серебро — и огромный рубин в россыпи мельчайших бриллиантов вокруг. Серьги старинного вида, угрожающе пронзающие свет лучами прозрачных камней. Пучок свалявшихся светлых волос, его удивленно потрогал кто-то из команды, под ним оказались два перстня, явно на мужские пальцы, один — печатка. Рядом — два крошечных бархатных башмачка на деревянной подошве, с каблучками, один — разодран, а каблучок расщеплен. Два капроновых чулка, кожаная перчатка, флакон духов синего стекла с выгравированной буквой F, пистолет, запасная обойма, тюбик губной помады, записная книжка с золотым карандашиком на веревочке, несколько крупных жемчужин, а также части рук, ног, тело и голова старинной куклы в обрывках шелка и кружев.
— Та-ак, — удовлетворенно кивает Негоднов. — Описать, упаковать, передать фактурщикам!
— Там есть очень дорогие вещи, — решилась я. — Пригласите понятых, пожалуйста.
— В целях безопасности обойдемся без понятых. Распишитесь вы. Я бы на вашем месте вообще поменьше людей привлекал к этому делу, вы меня понимаете? Столько желающих вертится вокруг, кто знает, может, за дверью сейчас стоит тот, кто поставил, к примеру, вот этот жучок. — Полковник подходит к выключателю на стене и ловко поддевает ножом то, что я приняла за шуруп. Протягивает мне на ладони крошечную металлическую кнопку и, честно глядя в глаза, заявляет:
— Это не мой отдел ставил. Это не наши системы, вы меня понимаете?
Я смотрю сквозь коридор, в открытую дверь, и, вероятно, мое лицо захлестывает такое отчаяние и желание кого-нибудь побить, что даже Лора, любительница выяснять отношения именно таким образом, предостерегающе берет меня за руку.
Мы молча наблюдаем, как сотрудники Негоднова загружают все вещи обратно в коробку, с максимумом предосторожностей, и только я вспомнила об Антоне, как люди у стола дернулись и схватились за оружие. Потому что раздался громкий возмущенный вопль.
Бегу в комнату и вижу беснующегося в руках двоих здоровенных мужиков Антона. Он почему-то весь в грязи, висит между ними, исступленно дергает ногами и кричит так, что Лора затыкает уши.
— Ключ! — кричит он, захлебываясь. — Мой ключ! Отдайте немедленно! Отдайте мой мизинец! Вы сволочи, это мой мизинец! Не трогайте меня!
— Поставьте мальчика, — приказывает Негоднов. Антона ставят на пол, и он сразу же бросается на полковника, колотит его кулаками и кричит.
— Мальчик. — Полковник старается захватить грязные, в земле, руки Антона. — Мы сейчас успокоимся и скажем тихо и внятно, что нам надо, ладно?
— Мой палец, — тяжело дыша, требует Антон. — Верните мизинец бога! Он мой!
Я смотрю в открытую балконную дверь и вижу засыпанный землей пол балкона, и перевернутый цветочный ящик, и кота соседки, с буддистским спокойствием сидящего на перекладине, защищенного от нашего шумного мира светом прозрачнейших желтых глаз.
* * *— Выпей еще. — Лора протягивает мне рюмку, я отвожу ее руку. От запаха валерьянки меня уже тошнит. — Пей, а то у тебя сердце не выдержит!
— Выдержит.
— Не выдержит. Мне мама говорила, что ты умница, только сердцем слабая, пускаешь в него всех подряд.
— Выдержит!
— Давайте вызовем милицию, — предлагает все еще возбужденный Антон. — Это же просто ограбление какое-то!
— Вообще-то да, — кивает Лора. — Драгоценности ушли.
— При чем здесь драгоценности? Они забрали мой мизинец бога!
— Да отвали ты со своим мизинцем, — отмахивается Лора. — Заколебал. Нормальные маменькины сыночки должны собирать марки или железную дорогу. А ты? То заспиртованная лягушка, которая, кстати, жутко воняла, то наколотые жуки, теперь еще мизинец. Ты знаешь, что это такое? — спрашивает она меня. — Это настоящий засушенный палец!
Я киваю:
— Да. Это я нашла ключ в цветочнице на балконе. Извини, Антон, все с этим ключом так завертелось… Они думали, что Ханна держит что-то важное в сейфе, захватили банк, была перестрелка…
— Вот идиоты, — не выдерживает Лора. — Ну и как, их рожи здорово перекосило, когда они открыли этим ключом сейф?
— Не то слово, — вздыхаю я.
— Жаль, мама не видела, — вздыхает Лора.
— А они могут мне вернуть мизинец бога, если он им больше не нужен? Это же не брошка дорогая, не кольцо, он нужен только мне!
— Грязный вонючий палец дохлого лонгобарда, — констатирует Лора. — И после этого ты уверяешь меня, что боишься ночью спать без света? Ты куклу видела? — поворачивается она ко мне. — Видела, что сделала моя мамочка? Они чокнутся разбирать последствия ее шизофренических припадков, эти шерстяные нитки свитера, мы их раскладывали по порядку: желтый — к желтому, синий — к синему и так далее. Ведь мы их измеряли! Длину каждой нитки разного цвета! Записывали цифры и сидели потом долго, думали, куда эти цифры приткнуть. Мама все записывала в блокнотик, приблизительно так: “44Ж, 75С и 8 по 12К и Кор”. “Кор” — это коричневый, коричневый и красный на одну букву, поэтому “К” — красный, а “Кор” — коричневый. Теперь их шифровальщикам будет чем заняться!
— А мне нравилось, — вступается за мать Антон. — Она сказала, что мы ищем клад, и я разматывал свитер. Рюкзак, правда, жалко, но мама сказала…
— Размеры лотков из-под теней, ширина, длина и высота в миллиметрах, — перебивает Лора. — С буквами, обозначающими цвета, опять — “Ж”, “Г”, и так далее! А все маркировки со свитера, рюкзака, теней! Они в блокноте идут отдельной статьей. А какое счастье навалилось однажды субботним вечером, когда мы узнали, что если расположить все эти “Ж” и “К” в алфавитном порядке с приставленными к ним цифрами — метражом ниток, и сложить, и поделить на количество цветов, то получится число, в которое Руди родился, а год, в который он родился, получится, если это все сложить и умножить на восемь. — Лора ложится на белый ковер и раскидывает руки в стороны. — Вот дурдом был, еще тот. Привезет сюда на побывку на субботу и воскресенье, а выйти никуда нельзя, чтобы нас не увидели.
