Дмитрий Нечевин - Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля
Каждое открытие преступника кажется посторонним людям случайностью, и я в этом рассказе специально хочу обратить внимание на то, сколько нами предпринимается мер для розыска.
Итак, я отдал приказ разыскать извозчика и носильщика, и на другой день они уже были доставлены ко мне в сыскное. Первым я опросил носильщика. Он оказался маляром и объяснил, что около 12 часов он с товарищами шел с работы из дома Пожарского по Лиговке. Когда они проходили мимо дома 14, к нему подошел мужчина лет 45, с бородой, одетый по-русски, в длинном пальто и попросил помочь ему вынести из квартиры тюк. Маляр тотчас согласился.
Мужчина повел его по лестнице на второй этаж и, войдя в квартиру, попросил его подождать. Маляр ждал минут пять. Потом мужчина позвал его в комнату. Он пошел за ним по длинному коридору, вошел в маленькую комнату и увидел тюк, упакованный в рогожу, длиною аршина два, с одного конца толще, с другого — тоньше.
Маляр взялся за тонкий конец, тот — за толстый, и они с усилием вынесли его на улицу. Там мужчина сторговал извозчика на Варшавский вокзал за 40 копеек, сел, поставил тюк толстым концом вниз, заплатил маляру 5 копеек и уехал.
Извозчик прибавил не много к этим показаниям: мужчина по дороге объяснил ему, что тюк этот не его, а везет он его по поручению товарища. Унес тюк на вокзал, вернулся, отдал деньги, попросил довезти его до Обводного канала, там слез и ушел.
После них я велел найти и допросить лавочников, которые продали рогожи и веревки, и из их показаний выяснилось, что везде фигурировало по описаниям одно и то же лицо, а именно Бунаков.
В то же время один из номерных сделал интересное для меня заявление. Когда Бунаков жил по Невскому в доме 56, к нему заходил в гости молодой человек, которого Бунаков звал Филиппом и которого номерной описал довольно подробно.
Розыск его для дела был необходим, так как через него можно было напасть на след убийцы. Я тотчас распорядился отыскать его.
Но 7 сентября он явился ко мне сам.
Не могу не высказать здесь своего мнения о пользе печати в нашем деле. Многие выступают за сохранение глубокой тайны в деле розыска, чтобы, дескать, преступник не мог воспользоваться сведениями о розыске для своего сокрытия. Отчасти это так, но рядом с этим оглашение некоторых моментов розыска, а главное, оглашение того, что нам нужно, нередко может принести громадную пользу.
Хотя бы в данном случае.
Быть может, мы бы и не нашли этого молодого человека, оказавшегося самым для нас полезным помощником, но на помощь явилась печать, и он пришел к нам сам, прочитав в газетах, что мы ищем неизвестного молодого человека, посещавшего Бунакова.
С момента его прихода дело сразу приняло благоприятный оборот. 7 сентября утром мне доложили, что ко мне настоятельно просится какой-то молодой человек по фамилии Петров. Я приказал впустить его, и в кабинет вошел симпатичной наружности блондин.
— Что вам угодно? — спросил я, приглашая его сесть.
— Я, собственно, к вам по делу Бунакова, — ответил он застенчиво.
Я тотчас насторожился.
— У вас есть какие-нибудь о нем сведения?
— Да-с. Я, вероятно, тот самый молодой человек, который посещал Бунакова и которого вы ищете. Я так думаю, потому что, кроме меня, он никого не знает в Петербурге.
— Что же вы можете рассказать? Кто вы?
— Я мещанин города Бирска из Уфимской губернии, Аполлон Петров, — он подал мне свой паспорт, — и приехал сюда искать места. А этого Бунакова знаю я с детства.
И дальше он рассказал все, что знал о Бунакове.
Оказалось, что этот Бунаков, по его словам, очень состоятельный человек и имеет в Златоустовском уезде до 50 тысяч десятин, купленных у башкир, из-за которых теперь судится и дошел до Сената. Что женат этот Бунаков на некоей Елене Максимович и живет в городе Уфе в доме Шаршавина, снимая у него половину дома.
Семья Шаршавиных состоит из двух сестер: Елены Ивановны и Веры Ивановны. Вера Ивановна замужем за морским капитаном и торгует оренбургскими платками, а Елена Ивановна никакими делами не занималась, была девицей и жила с Бунаковым с 1879 года, сперва потихоньку, а потом почти в явь. Жена Бунакова узнала про его измену и много плакала, а он ее бил.
Дальше Петров рассказал, что со слов Бунакова знает, что Елена Шаршавина здесь весною родила, и он их видел обоих, а потом они уехали. Куда — он не знает.
— Только вчера не то в пять или в шесть часов вдруг отворяется дверь и входит он сам, Бунаков, — рассказывал дальше Петров, волнуясь. — Я уже все о деле по газетам знал. Я так и обмер. А он, бледный такой, криво усмехнулся и говорит: «Дайте чаю, если время есть!» «С нашим удовольствием!» Я принес чаю, и мы стали пить, а я, собственно, все о нем думаю и как все это было. Пили, пили, я вдруг и говорю Бунакову: «Что это вы наделали такого?» Он даже стакан отставил, так затрясся, а потом и говорит: «Я… ничего… она сама отравилась, а я испугался». «С кем же это вы труп увезли?» «А не знаю, попался на улице какой-то рабочий. Штукатур, кажись. Я его и зазвал». «Как же вы все это сделали?» — Он помолчал, а потом встал, и вдруг заторопился. «Мне сейчас некогда, — сказал он мне почти шепотом, так что меня даже мороз по коже продрал. — Приходите завтра в двенадцать часов на Троицкий мост или вечером в Третье Парголово. Я вас на вокзале ждать буду. Там все расскажу, а здесь еще услышать могут».
Кивнул мне и ушел. Я сразу-то и не опомнился. А потом думаю: был у меня такой человек, а я молчал. Еще в ответе буду! И сейчас за ним, а он ушел черным ходом. Прислуги, как на грех, не было. Я и подумал: лучше приду да все скажу, тем более, что меня ищут, а его тогда можно либо на мосту, либо в Парголове взять… Вот и пришел! — окончил он.
— И отлично сделали, — ответил я. — Так уж доведите дело до конца.
— Я с удовольствием!
— Я дам вам двух чиновников. Вы с ними пойдете сперва на мост и если его не найдете там, то поезжайте в Парголово и там укажите чиновникам на этого Бунакова.
— Очень рад служить для поимки закоренелого злодея, — ответил он витиевато.
Я позвонил, велел позвать двух агентов, Шереметьева и Тяпкина, и поручил им Петрова. Они ушли. Я уже знал, что теперь все дело раскрыто и убийца в наших руках.
На мосту они его не нашли и вечером поехали по Финляндской железной дороге. Я никуда не выходил из дома и ждал их с нетерпением.
Часов в 12 ночи меня позвали наверх. Я тотчас пришел и увидел Бунакова. Это был несомненный убийца. Невысокого роста, плотный, с равнодушным лицом и холодными голубыми глазами. Он сидел между агентами в совершенно непринужденной позе.
Я сперва позвал Шереметьева. Он рассказал мне, что на станции Третье Парголово они увидели его и на него указал им Петров. Они тотчас арестовали его и произвели обыск и затем составили акт о его задержании. Он отказывается от всего, даже от сокрытия трупа.
Я распорядился, чтобы завтра утром произвели в его комнате обыск (оказалось, он снял комнату в Третьм Парголово) в доме Сосницына, и приказал ввести Бунакова.
Он вошел, издали поклонился и остановился. Я подозвал его ближе. Свет лампы падал ему на лицо.
— Ну, расскажите мне, как вы это все сделали? — спросил я его.
— Ничего я не делал, — ответил он, — и ничего не знаю.
— Для чего же вы с Лиговки очутились в Парголове?
— Рассорился и уехал. Ее там оставил.
— Так. А что же вы это Петрову говорили?
— Кому-с? Аполлошке этому? Ничего не говорил ему, а что он набрехал, не знаю.
— Отлично!
Я позвонил и молча подал рассыльному бумажку, на которой написал требование сейчас же привезти извозчика и маляра. Несмотря на поздний час, я решил довести дело до конца и послал за ними.
— Не хотите ли чаю? — спросил я его.
— Нет-с, благодарю.
— Как угодно. Да что вы стоите, присели бы. В ногах правды нет, — добавил я шутливо.
— Ничего-с и постою!
Я закурил папиросу и молча стал разглядывать его. Он стоял потупившись, стараясь казаться равнодушным, но, видимо, волновался и недоумевал, почему я его не отпускаю.
Прошло более получаса в совершенном молчании. Я уже знал теперь, что он во всем сознается. Это ожидание достаточно утомило его.
Наконец явился рассыльный. Я знаком приказал ввести извозчика и маляра. Бунаков увидел их и побледнел. Наивный человек, он, вероятно, не допускал мысли, что их найдут.
— Он? — спросил я.
— Он самый! — ответили они в один голос.
— Скажите ему, что вы его знаете! Сперва ты, — приказал я маляру.
— Чего ж говорить, — ответил он бойко, — он и сам меня признал…
Действительно, Бунаков был подавлен.
— Ну, идите!
Они ушли.
— Что же, вы и теперь будете отказываться, что свезли труп Шаршавиной на вокзал?
Бунаков переступил с ноги на ногу.
— Нет, зачем же, — ответил он. — Действительно отвез… Мой грех… Напугался и отвез…
