Алмазы для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич

– Это калах, – сказал Жак, когда они с Кирой проходили мимо беседки, из которой раздавались азартные вопли. – Африканские шахматы. Или покер. Специфическая игра. Меня когда-то учил мой однокашник по спецшколе. Но я так и не успел её освоить.

– Предлагаю сыграть в другие подвижные игры в номере, – Кира потянула мужа за руку: ей показалось, что он не прочь присоединиться к игрокам в африканские то ли шахматы, то ли карты.

Странный подневольный отдых закончился, как и было обещано, утром четвёртого дня. На рассвете авиационные техники, расквартированные на базе, вернули в «Super Pumu» аккумуляторы, пилоты запустили двигатели, проверили работу электроники.

– Можно лететь, – доложил старший пилот, стоя перед Бонгани навытяжку, но стараясь не дышать в его сторону.

И вертолёт продолжил свой путь в первоначальный пункт назначения – столицу Борсханы Хараре.

Бонгани был задумчив и погружён в себя. Как любой человек действия, он испытывал раздражение и дискомфорт, когда оказывался в ситуации, на которую никак не мог повлиять. Но, выполняя приказы Афолаби, нужно быть готовым к любому повороту событий. И Бонгани отрешённо смотрел в иллюминатор, наблюдая за тем, как внизу плывёт густое месиво африканского леса, с проплешинами полян, жилками реки, горбами холмов.

Таким же отрешённым взглядом он наблюдал бы за тем, как в сторону вертолёта направляется ракета земля-воздух, запущенная с одного из этих холмов. Что ни говори, а наличие в команде «Чёрных леопардов» делало атаку в воздухе наиболее удобным и малозатратным вариантом ликвидации. Не исключено, что трёхдневная отсрочка связана с тем, что надо было подготовить операцию «по нулевому варианту»… А время, конечно, выбрано, когда этот квадрат не попадает в поле зрения американских или российских спутников. Происшествие всегда можно списать на неуправляемые племена. Да и останки вертолёта можно скрытно вывезти с места крушения…

Ракетной атаки, однако, не случилось.

Уже в конце первого дня в мировой прессе появились сообщения о пропавшем вертолете. Высказывались разные версии, от несчастного случая вроде столкновения с горой, до террористического акта и нападения воинствующих племён, обзаведшихся переносным зенитно-ракетным комплексом. Автор последней версии – журналист британского таблоида Sun – даже оснастил свою статью фотографией туземца в боевой раскраске с водружённым на плечо ПЗРК.

Во многих изданиях публикации о предположительном падении вертолёта сопровождались аналитическими статьями, смысл которых сводился к тому, что никакого месторождения Архангелов на самом деле не существует – и вертолёт с экспедицией пропал не случайно. Его исчезновение, намекали аналитики СМИ, ставит жирную точку в деле, которое можно называть крупнейшей алмазной аферой современности. Три дня бушевал информационный ураган, охвативший деловую прессу по всему миру. Глубина падения алмазных акций Борсханы достигла исторического минимума за последние пятнадцать лет – со времён последней гражданской войны.

И вдруг все чудесным образом изменилось. Сначала американская «The Wall Street Journal» сообщила, что неизвестные лица скупили обесценившиеся акции алмазных предприятий Борсханы. Вслед за этим во французской «La Tribune» вышла публикация о том, что пропавший вертолет благополучно приземлился в Хараре. Как рассказал корреспондент «La Tribune» со ссылкой на соотечественника Луи Дюрана, геолога экспедиции, задержка произошла из-за технических неполадок. Комиссар ООН подтвердил факт вынужденной посадки в диком лесу, а заодно и реальность «месторождения Архангелов». Новость пронеслась стремительной волной по мировым СМИ и всколыхнула фондовый рынок. Алмазные акции вновь подскочили в цене. Многие фирмы разорились или понесли серьезные убытки. Кто и сколько выиграл на данной истории, оставалось только догадываться. Многих экспертов удивило то, что французские государственные компании, занимающиеся алмазным бизнесом, оказались в числе сорвавших большой куш. Как им это удалось, никто объяснить не мог.

На месте посадки «Super Pumu» встречали наглухо затонированные «мерседесы» и взвод «леопардов». Сверкая на ярком солнце одинаковыми чёрными тушами, машины излучали гипнотические лучи власти и неких высших интересов, перед которыми ценность человеческой жизни резко падает.

Спустившись по трапу и оглядев эскорт, Кира сказала Жаку, не слишком заботясь о том, чтобы её не слышал Бонгани:

– А где же военный оркестр? Я бы послушала, как звучит гимн Борсханы.

– Я тебе его напою, – ответил Жак и принялся напевать торжественную мелодию, имитируя духовые инструменты и барабанную дробь.

Бонгани смерил его мрачным взглядом и Жак, хоть и не сразу, прервал свою музыкальную импровизацию.

– Так три куплета, а в конце крещендо, – резюмировал он, обращаясь к Кире.

Майор, возглавлявший группу сопровождения, приблизился к Бонгани и, отдав ему честь, доложил, что прибыл в его распоряжение по личному приказу президента. Похоже, такой поворот сюжета обрадовал и успокоил полковника – он козырнул майору и улыбнулся.

От Жака не ускользнули нотки уважения, прозвучавшие в голосе спецназовца. Они с Кирой переглянулись, и Жак отдал бы руку на отсечение, что она в эту минуту думала о том же, о чём и он: «Держаться бы подальше от этого любимчика здешних гвардейцев на случай очередной африканской заварушки».

Бонгани отвёл старшего «леопардов» в сторону, обменялся с ним несколькими короткими фразами и двинулся в сторону машин.

– Прошу рассаживаться, – распорядился он и знаком показал Луи, что тот поедет с ним. – Отправляемся в офис Министерства природных ресурсов. Нас ждёт самая приятная заключительная часть экспедиции. Зафиксируем координаты месторождения и задокументируем права собственности.

Кира и Жак приготовились было к затяжной процедуре, обставленной массой формальностей и чиновничьей канителью. Но «самая приятная» часть экспедиции прошла быстро и буднично.

Вопреки ожиданиям, офис Министерства природных ресурсов Борсханы оказался скромным двухэтажным особняком в северной – правительственной – части Хараре. Экспедицию провели в просторный, но обустроенный с нарочитой скромностью кабинет, где их приветствовал человек в недорогом и, похоже, купленном много лет назад костюме. Седые виски и старчески ссутулившиеся плечи довершали картину. Сложно было представить, что этот невзрачный старичок руководит сколь-нибудь масштабными процессами и решает вопросы национальной важности.

– Господин министр, – по-свойски приветствовал его Бонгани.

Всем стало очевидно, что в иерархической системе Борсханы учреждение, в которое они прибыли, не имеет большого веса. Тень Афолаби скользнула в голове у каждого, кто стоял сейчас в министерском кабинете, обставленном в стиле европейских мебельных магазинов средней руки.

Министр кивнул в ответ на приветствие и произнёс глухим надтреснутым голосом:

– Господин Бонгани, рад вас видеть спустя… – он запнулся, пытаясь, видимо, мысленно сосчитать срок, и, не справившись с задачкой, закончил. – Спустя столько лет.

– Да-да, – ответил Бонгани. – И я рад встрече. Но давайте приступим к делу, если вы не против.

Министр снова кивнул и указал на бланки с гербами Борсханы, разложенные на столе.

– Прошу, господа.

Луи Дюран вписал в паспорт месторождения его истинные координаты и заверил документ подписью, под которой в качестве свидетелей поставили подписи остальные участники экспедиции, а контрольный комиссар ООН Петерс Клемент утвердил документ. Кира, в свою очередь, подписала ходатайство о притязании на «право первооткрывателя», Дюран и Клемент подтвердили его обоснованность.

Как только все подписи были проставлены и Кира приняла из рук министра массивную папку со своими экземплярами документов, раздалась трель телефона Бонгани – словно звонивший наблюдал за происходящим и ждал окончания процедуры.

Взглянув на экран мобильника, Бонгани изменился в лице – на нем появилось выражение сосредоточенного ожидания: черты окаменели, глаза напряжённо сузились, даже пот на лбу выступил.