Кир Булычев - Дом в Лондоне
— Я знаю, — кивнула Лидочка.
Пока они разговаривали, инспектор и сержант Прайд, цыганистый молодец, вовсе не похожий на стража порядка, быстро, чуть касаясь, перебирали барахло.
— Вы думаете, что эти убийства совершили Кошки? — спросила Лидочка.
— Уверен, что и вы в этом не сомневаетесь. По методу исключения.
— Я догадалась совсем недавно. Уж очень несовместимы эти люди и преступление.
Слокам высыпал на стол содержимое толстого брезентового чемодана.
— А вот у них мотивы и способности к убийству есть, — сказал он. — Корысть. Сильная корысть очень корыстных людей. Им позарез нужны деньги, а мистер Кошко был довольно жаден.
Он и это уже знает? Впрочем, он мог узнать об этом от Роберта или Иришки.
— Целеустремленность, ненависть к богатому родственнику, страх за собственную жизнь — столько всего совместилось, что было бы удивительно, если бы эта бомба не взорвалась.
— Что вы ищете? — спросила Лидочка.
— Порой, осматривая вещи подозреваемого, ты не знаешь, где таится главная улика. Но мы имеем дело с преступниками непрофессиональными и притом очень жадными. Я уверен, что они оставили какие-то следы. Какие — поймем очень скоро.
— Нам надо подняться на чердак, — сказала Лидочка. — Василий там что-то прятал. Он не просто так ходил: ведь света там нет, и он об этом знал, но все равно что-то принес и спрятал.
Слокам продолжал кружить по комнате, чуть касаясь вещей пальцами, даже не всегда беря их в руки.
Вдруг он поднял заткнутый под вещи кожаный бумажник цвета красного дерева с монограммой.
— Это принадлежало мистеру Василию? — спросил он.
— Это Славин бумажник. Он получил его в наследство и очень им гордился.
— Хорошая кожа, — заметил Слокам. — Вы видели его в руках покойного?
— Да, видела. В нем всегда были документы.
— А вот бумаги они выкинули.
Слокам открыл бумажник, заглянул во все кармашки, потом зачем-то понюхал и сказал:
— Она его вымыла. С шампунем. Смешная женщина. И жадная.
Инспектор кинул бумажник своему помощнику и сказал:
— Это мы изымаем.
Он огляделся и подошел к старому пузатому бюро, крышка которого была откинута и на ней горкой возвышались бумажки, счета, баночки с клеем, карандаши, ластики. Видно, когда-то Слава пытался использовать бюро по назначению.
Слокам принялся быстро открывать многочисленные ящички. В одном почему-то оказались женские трусики, в другом носки, значки, сигаретные пачки… Слокам чуть отодвинул бюро от стены и заглянул в щель.
— Точно, — сказал он радостно, как энтомолог, накрывший сачком редкую бабочку.
За бюро были закинуты разные карточки — телефонные, кредитные, визитные. Солидная пачка.
— Это из бумажника, — сказал Слокам. — Она их выкинула, как совершенно ненужные вещи.
Тем временем Лидочка увидела в углу заваленную тряпками книжку. Она не посмела ее тронуть — это дело инспектора.
— Мистер Слокам, — Лидочка показала на книжку.
— Правильно! — воскликнул инспектор.
— Слава читал Рут Ренделл. Даже говорил мне, что ждет новый ее роман.
Слокам кивнул, двумя пальцами извлек книгу из тряпок и пролистал ее. Легкими лебедями из книги вылетели пятидесятифунтовые банкноты. Новенькие, только что из банка.
Слокам подхватил белую бумажку. На ней — Лидочка смогла разглядеть — были показаны расходы и получение денег в банке.
Прайд собрал банкноты.
— Мистер Кошко хранил деньги в любимой книжке, — сказал инспектор. — Только непонятно, почему они тоже оставили деньги в ней?
— А зачем менять такой хороший сейф? Им же не пришло в голову, что книжка может исчезнуть среди себе подобных…
— Когда есть подобные, — сказал Слокам. — В шкафу с английскими книгами ее не заметишь. В комнате Кошек она единственная.
Он передал книжку с купюрами помощнику, и Прайд, сверкнув зубами, спрятал ее в папку.
— Все пересчитать, — строго приказал Слокам.
Прайд поднял брови.
— Они знали, — сказал Слокам, — что Слава не вернется. Что он не ушел из дома, а погиб. Поэтому они начали конфискацию и не очень беспокоились о том, чтобы прятать вещи. Они уже чувствовали себя хозяевами.
— И все рассуждения об отъезде были ложью, — сказала Лидочка.
— Ну разве они могли уехать от такого земного счастья! — согласился Слокам. — Где деньги растут в книжках — только руку протяни. Я знаю, как буду с ними говорить…
Наверное, следователь не должен рассказывать свидетельнице о том, как намерен вести допрос, но Слокам рассуждал вслух.
— Я поговорю с ними о богатстве и бедности. Я заставлю их снова вдохнуть аромат больших денег, невиданных денег. Они же их так и не вкусили… По-человечески их жалко.
Он опять улыбнулся по-заячьи — очень большой, грузный молодой заяц. Инспектор огляделся и сказал:
— Не буду я тратить времени. Мне достаточно того, что есть. Но чтобы не оставалось и тени сомнения, мне нужен один штрих. Какой?
Слокам посмотрел на Прайда. Тот не знал. Инспектор обернулся к Лидочке.
— Не знаю, — честно призналась она.
— Что он спрятал на чердаке, — сказал Слокам. — Вы не покажете мне, где это произошло?
— Я не уверена. Там было темно, и я спряталась.
— Но по шуму вы поняли, в какой части чердака он возился?
— У вас есть сильный фонарь?
— Прайд, — Слокам обратился к сержанту, — возьмите фонарь и электрическую лампочку. Я полагаю, там просто перегорела лампа, и ее надо заменить.
— Но там вообще нет лампы! — возразила Лидочка. — Я не нашла выключателя. И Василий тоже обошелся без света.
— У нас в Лондоне, — назидательно сказал Слокам, — не бывает чердаков без света… В отличие от России.
Лидочке пришлось принять это заявление без возражений. Когда они поднялись на чердак, сержант Прайд, проявляя удивительную сноровку, уже вставлял новую лампу в патрон, а другой полицейский светил ему сильным фонарем.
Вспыхнул свет.
— Вон там, — сказала Лидочка, показав на коробку из-под телевизора.
Через три минуты Слокам извлек из нее пластиковый пакет, в котором были сложены различного рода ценные мелочи, завернутые в обрывки газеты «Краснодарский край».
— Теперь у меня достаточно материала для серьезного разговора, — удовлетворенно сказал Слокам.
ГЛАВА 29
Уезжая, инспектор спросил Лидочку:
— Вы не боитесь оставаться одна?
— Нет, кажется, нет.
— Не боитесь, что бандиты вернутся?
— Скажите, Мэттью, зачем им возвращаться?
— Чтобы взять вас в заложницы, — объяснил грузный зайчик.
— У моего мужа не найдется столько денег, чтобы меня выкупить.
— Они могут назначить скромный выкуп.
— Вы думаете, что они вернулись домой? — спросила Лидочка.
— Не могу сказать, — ответил Слокам. — Если бы я имел дело с англичанами или нигерийцами, то мог бы вычислить логику их поведения. У вас, русских, все не так, как у людей.
— А я думаю, что они улетели, — сказала Лидочка. — У них был резервный ход. Допустим, на поезде и на самолете из Манчестера.
— Ну вот, вы лучше меня все знаете. И я с вами согласен. Я убежден, что ваши неприятные знакомые — часть достаточно большой и серьезной организации, которая может позаботиться о своих членах.
— Но Алла не была профессиональной убийцей…
— Этого мы уже не узнаем, — сказал Слокам. — Мы отправляем фотографии и словесные портреты всех действующих лиц в Москву. Но не рассчитываем на то, что нам будет выражена формальная благодарность.
Лидочка вышла проводить инспектора. Остальные полицейские уже сидели в машине. Было темно. От фонарей, лучи которых причудливо освещали большие цветы, веяло маленькой провинциальной сценой.
— А что будет с Кошками? — спросила Лидочка.
Слокам пожал плечами. Потом сказал:
— Если бы все действующие лица этой драмы были русскими, я бы не стал тратить сил понапрасну. Провел бы допросы и, если бы они не сознались, выслал бы всех подозреваемых из страны.
— Включая меня?
— Не знаю, — сказал инспектор. — Но формально вы для меня ничем не лучше остальных. Хоть вы и помогли мне. Спасибо.
— И что же вас останавливает?
— Неужели вы не поняли? Среди убитых есть английский гражданин, причем состоятельный английский гражданин и налогоплательщик. Мы должны охранять интересы наших субъектов. Тем более, если они убиты.
— И что же?
— Никто не будет выслан в Россию. Я заставлю мистера и миссис Кошко сознаться. И не думаю, что это будет очень трудно. Мисс Кошко, вернее всего, возвратится домой и вступит в наследство. По достижении совершеннолетия. У нее есть взрослые родственники?
— Бабушка, мать Славы.
— Ей придется приехать сюда.
— Она давно собиралась… К тому же она — единственный близкий Иришке человек.
Слокам поклонился и направился к машине.
— Простите, Мэттью, — вслед ему спросила Лидочка, — а что же будет со мной?
