Джеймс Мэйо - Персидская гробница. Не трогай спящих
Загора в широкой улыбке продемонстрировал безукоризненные зубы.
— Прекрасно! Должен сказать, я восхищаюсь вами, мистер Худ. Великолепное английское качество — пренебрегать неприятными фактами. Но я вас заверяю, наше гостеприимство будет соответствовать такому случаю. Ведь не каждый день предоставляется возможность избавиться от одного из лучших рыцарей Ее величества.
— Вам чего-нибудь хочется, мистер Худ? Что бы доставило вам наибольшее наслаждение в оставшиеся последние пятнадцать минут? Вы же человек с воображением… А кроме того, это старая и славная английская традиция последний завтрак приговоренного к смерти, разве не так? Конечно, есть известные пределы — ведь здесь мы снова становимся пленниками установленных правил; но если существует что-то, что могло бы доставить вам удовольствие, приятное возбуждение, подкрепить ваши силы, — скажите только слово.
Он хлопнул в ладоши и появился Чен.
— Я бы не отказался от мартини и сигареты, — сказал Худ и лихорадочно раздумывал, как выиграть побольше времени. В голову как назло ничего не приходило, зато он ясно чувствовал, что паралич ног проходит.
Загора распорядился и отослал Чена.
— На кого вы работаете? — поинтересовался Худ.
Возмущенный Загора повернулся так стремительно, что полы его халата распахнулись, но быстро взял себя в руки и рассмеялся.
— Это тоже прекрасная традиция, мистер Худ, не так ли? Согласно существующим правилам, я сейчас должен детально рассказать про все мои прошлые преступления. А затем долго излагать глубинные мотивы, мной руководившие, и расписывать мои методы, чтобы придать рассказу живость, он снова рассмеялся, — Я должен привести вам доказательства моей подлости и вероломства, доказывающие как дважды два, что в будущем мне непременно уготован ад. — Он внимательно посмотрел на Худа. — Вы оказались слишком примитивны и мелки. Вы не оправдали моего уважения к вам, мистер Худ.
Он прошел в дальний конец комнаты, что-то прокричал в раскрытое окно и подождал, пока появится Балек. Тут Загора разговор перешел на такую тарабарщину, что Худ ничего не понял. Потом Балек ушел, Загора вернулся обратно — и в этот момент вошел Чен с бокалом на подносе. Слуга остановился и взглянул на Загору. Худ прикинул расстояние и придвинулся к ножке дивана.
Загора кивнул. Чен подошел к Худу. На маленьком изящном хрустальном бокале была выгравирована прелестная картинка. Худ оперся кулаком о диван у себя за спиной, другой рукой взял бокал с мартини и немного отхлебнул.
— А где же сигарета? — спросил он.
Чен кивнул и полез в карман. Худ ударил его бокалом по коленной чашечке и той рукой, которой опирался о диван, нанес сокрушительный удар, сваливший слугу на пол. Потом вскочил, чтобы вонзить разбитый бокал в глаза Загоре. Но оказалось, что ноги у него совершенно мертвые… а расстояние слишком велико… И он упал.
Загора отступил назад. И когда Худ, шатаясь, изо всех сил пытался двинуться вперед, на голову ему обрушился удар.
Первое, что он почувствовал — это зловоние. Над ним простиралось бескрайнее небо, вдали проплывало видно несколько облачков. Солнце стояло ещё довольно высоко. Он был связан и как-то неудобно лежал на спине. Руки оказались под ним. Худ мог двигать пальцами, немного — ногами и головой. Он перекатился на бок и почувствовал, что связан проволокой. Острая боль от этого движения пронизала ноги и у него перехватило дыхание. Однако это означало, что действие наркоза кончилось.
Пахло гнилью и он понял, что запах исходит от его собственного тела. Он был раздет догола. Худ скосил глаза вниз и понял, что весь намазан какой-то сероватой жирной гадостью. От неё — то и исходило зловоние. Худ все понял. Его связали и намазали для того, чтобы от него несло падалью для вящего удовольствия грифа.
Помимо ужасной боли в ногах Худа мучало головокружение. Вокруг шла каменная балюстрада, за которой виднелась верхушка дерева. Видимо, он находился где-то в парке Куанг-т'энга. Потом Худ обнаружил, что лежит на плоской крыше. Неподалеку от его ног была запертая дверь. Вокруг разбросаны куски сгнившего мяса и прочие отбросы. Он вытянул шею и оглянулся назад. Гриф сидел на балюстраде, внимательно наблюдая за ним.
Морщинистая кожа прикрыла один глаз птицы. Худ был поражен её размерами. Голая изогнутая шея торчала, словно птица специально злобно горбилась. Ни звука не издав, она спрыгнула вниз и, стуча когтями, направилась к Худу.
Худ крикнул на нее. Гриф остановился. До птицы оставалось около двух футов. Потом она сделала ещё один небольшой шаг вперед, заходя с головы. Худ решил, что гриф наверняка сначала займется его глазами, а потом раной на шее. Он обязательно должен двигаться, это был крохотный шанс напугать пожирателя падали.
Гриф подошел ещё ближе. Худ в ужасе увидел, как он вытянул шею, готовый ударить, и плюнул в него. Гриф отступил, сделал два шага и оказался на уровне его груди. Прежде чем Худ успел хоть что-то предпринять, кривой клюв ударил его в грудь чуть ниже соска. Худ закричал. Клюв сорвал кожу в самом нежном месте, атака велась со знанием дела. Он почувствовал, как по груди потекла кровь. Птица подобралась ещё ближе, нанесла очередной молниеносный удар — и перед мысленным взором Худа предстала картина, как это чудовище сидит на его грудной клетке, запускает голову в его внутренности, роется там и выбрасывает наружу куски. Он надеялся только на то, что смерть наступит раньше, чем процесс зайдет слишком далеко. Холодный глаз продолжал наблюдать за ним.
Шея дернулась, гриф ухватил лоскуток мяса на краю раны и потянул за него. Худ закричал от боли и испуганная птица отступила на несколько шагов. Потом вскочила на балюстраду прямо над ним. Какое-то время она не двигалась, а потом снова прыгнула вниз, нацеливаясь клюнуть между ног. Худ яростно перекатился и закричал. Гриф испугался шума и снова немного отступил. Теперь он стал бродить вокруг, перестав обращать на Худа внимание и подбирая кусочки засохших хрящей, разбросанные среди многочисленных отбросов. У него явно был хороший аппетит.
Худ чувствовал, что он измотан, его тошнит и кружится голова. Он резко тряхнул головой. Засыпать было нельзя, Как только гриф увидит, что он замер, он тут займется глазами.
Худ попытался избавиться от проволоки, но связывал его явно профессионал. Концы соединялись в узел прямо возле его руки. Худ попытался разогнуть их, но не смог.
Худ поднял голову. Гриф временно его игнорировал. Тут Худ заметил электропроводку, идущую вдоль нижней части парапета. Единственная розетка была возле его ног. Видимо, плоскую крышу время от времени использовали в качестве террасы и потому провели освещение.
Он повернулся спиной к грифу и, отталкиваясь ногами, дюйм за дюймом стал продвигаться к розетке. Гриф снова собрался атаковать, Худ засвистел и закричал, заставив его остановиться. Наконец он добрался до розетки и перевернулся так, чтобы дотянуться пальцами. Теперь он оказался лицом к лицу с грифом. Клюв был всего в трех футах от его глаз.
Худ стиснул зубы. Пальцы нащупали розетку. Гриф замер неподвижно. Худ сумел ещё немного раздвинуть концы проволоки. Сейчас он молил Бога, чтобы в розетке был ток, вставил туда один конец проволоки и замер в ожидании.
Гриф подошел к нему вплотную. Худ заставил себя лежать неподвижно, когда гриф вонзил клюв ему в грудь.
— Боже мой! — мысленно воскликнул Худ, которому отчаянно хотелось закричать. Гриф наклонился над ним и коснулся его — Худ сунул второй конец проволоки в розетку и вздрогнул от удара и вспышки, когда ток прошел по проволоке и по нему, устроив короткое замыкание.
Дико захлопали крылья, казалось, птицу сбил с ног электрошок. Как-то странно подергиваясь, она отскочила к дальнему краю террасы.
Это тебя немного успокоит, сволочь, — подумал Худ.
Но, к сожалению, на этом все кончилось. Больше от розетки проку не было. Худ изо всей силы поднял вверх колени, гримаса боли исказила его лицо, когда проволока врезалась в тело. Но когда он опустил ноги, проволока ослабла.
Не обращая внимания на грифа, он перевернулся, задрал связанные лодыжки на постамент балюстрады и, двигая коленями вверх — вниз, начал перетирать проволоку о край камня. Скоро он уже содрал кожу, потекла кровь, но Худ стиснул зубы и всем весом наваливался на проволоку, чтобы ускорить процесс. Казалось, это тянется бесконечно, но останавливаться было нельзя.
Наконец проволока лопнула и Худ пошевелил ногами, чтобы ослабить путы. Однако слетела только одна петля. Пришлось снова вернуться к каменной пиле. Проволока не рвалась!
Казалось, гриф постепенно приходит в себя. Он угрожающе щурился на Худа и начал наступать. Тот продолжал яростно работать ногами, перепиливая проволоку. Наконец путы лопнули, он развел в стороны затекшие лодыжки и перевернулся, встав на колени возле парапета. Теперь работать стало легче, но предстояло одолеть ещё множество петель.
