Анна Малышева - Тамбур
— Да не в этом дело! — закричали в трубку. — Она не хочет быть со мной! Боится меня, хотя я ничего ей не сделала! Стоит заговорить — отшатывается, будто я хочу ее ударить, и смотрит так страшно! Я же ей не враг!
Дона… Она…
— Погодите, — Галина слышала, что собеседница сдавленно плачет, и старалась говорить как можно спокойней, чтобы не спровоцировать рыдания. — У вас что-то вышло? Вы поссорились? Поспорили? Мне вы все можете сказать — я здесь за этим и сижу!
— Нет, не могу, — еле слышно ответили ей. — Ни вам, никому. Зря, наверное, и позвонила… Попался на глаза ваш листок в почтовом ящике. Я обычно выбрасываю, но иногда хватаешься за соломинку.
— Почему не можете? Ведь было между вами что-то, или нет? — Галина слегка давила на клиентку, но этот прием она себе прощала. Некоторые нуждаются в поощрении. А то и в насилии — это тоже имеет успех. Особенно среди тех, кто не уверен в себе, а то, что ее клиентка была выбита из колеи, глухому было ясно.
— Вы поссорились?
— Нет… — тихо произнесла женщина. — Она…
Наверное, она куда взрослее, чем я думала. Больше видит и понимает. И вообще, она уже не ребенок. Господи!
Я как-то упустила это из виду. Ладно, все равно ничего не исправишь. Что случилось, то случилось. Я кладу трубку.
— Насчет Нового года… — попробовала было остановить ее Галина, но ее оборвали:
— Никакого Нового года не будет. Во всяком случае, для нас.
— Алло?!
* * *
— Алло?
Город, как мерный прибой, ударяется в сердце, голоса, как волны, размывают его, каждый раз унося частицу тебя, разрушая, причиняя боль Она ощущала себя волнорезом, поставленным на краю ночи, чтобы не дать затопить берег. Пограничником — но безоружным, и без собаки. Можно было отнестись к своей работе иначе, но тогда это была бы халтура, а то и преступление. Нет, лучше так Лучше слушать их всех и каждого принимать в свое сердце, тогда, по крайней мере, знаешь, что оно еще есть.
— Алло?
— Я уже как-то вам звонил, — робко произнес мужчина. — Вы — Галина?
— Да-да. Я вас слушаю.
Молчание.
— Я здесь! — напомнила она.
— Понимаете, — собрался с духом собеседник, — я тогда говорил вам о парне, которого мне пришлось опознавать. О…
— Стоп! — подскочила она. — О Дане?!
— Вы помните?
— Он умер?
— Нет, жив! Слава богу, что жив. Понимаете, я никак не мог избавиться от мысли, что… Ну словом, что я… Каким-то образом тоже был виноват… Позвонил следователю, вообще ввязался… Лица его никак не мог забыть. — В голосе что-то треснуло. Галина (вернее, Юлия) часто занималась домашним консервированием и отлично знала этот противный тихий звук. Так внезапно трескается стеклянная банка, которую в целях стерилизации надели на носик кипящего чайника.
— Значит, он жив, — женщина перевела дух. — В больнице?
— Да, то есть, наверное…
«Этот тип вообще ни в чем не уверен! Интересно, каков он с виду? Серая мышь, точно!»
Голубкину Сергей скорее напоминал крысу, но ведь никто не виновен в том профиле, который подарила ему природа или наследственность. В данный момент он сидел на кухне, скрючившись в углу диванчика, и старался говорить как можно тише, чтобы не потревожить больную жену. Алена все еще «валялась» и была в ярости.
Работа значила для нее все — намного больше чем семья и даже (как смутно подозревал Сергей) чем дети, опять живущие у бабушки. Она даже не захотела посмотреть взятые напрокат фильмы, и он их вернул. Смотреть в одиночку было как-то невесело, да и телевизор был всего один, причем стоял в той комнате, где отлеживалась жена. А ведь посмотреть хотелось, и «Кабаре», и «Мою прекрасную леди», да вообще хоть что-нибудь, кроме новостей. Алена смотрела только новости.
Вот об этом он и хотел поговорить с психологом. Теперь уже об этом, поскольку с Даней все было ясно.
— Я не понимаю, зачем живу, — тихо сказал мужчина.
Галина выдержала паузу. В таких случаях лучше не торопить клиента. Он, можно сказать, перешагнул некий барьер, — раз уж решился выговорить подобное. Да и себе время останется — для размышлений. Причем по тому же самому поводу.
— У меня есть жена и двое детей, — тускло проявился голос. — И работа. Знаете, я прежде не задумывался об этом…
Тишина — примерно минуты на две. Галина в это время смотрела новости по телевизору — причем по тому же каналу, что и Алена. Только та прибавила звук, а Галина его убрала напрочь.
— Я всегда слушался родителей, — еле слышно произнес мужчина. — Старался хорошо учиться. Потом армия. Я отслужил, как все. Институт. Потом еще доучивался, чтобы получить эту работу. Женился. Нет, не подумайте, она хорошая, добрая, но…
Молчание.
— Я здесь.
— У нас двое детей. Денег не так уж много, то есть, если честно, мало. Ну, это на ее взгляд. У меня требования небольшие. — Он нервно сглотнул — в трубке послышалось эхо. — Дети постоянно у бабушки. Их будто и вообще нет. Наверное, так лучше для них. Мы ведь почти дома не бываем, разве когда болеем…
Он говорил еле слышно, будто кто-то, невидимый, раз за разом убавлял звук, сжимая пульт в руке. Галина прикрыла глаза. Ее история. Совершенно обычная — семья, работа. Кризис. Маленький человечек, который решился кому-то пожаловаться. Возможно, впервые. И сам не зная, на что или на кого. Галина всегда считала, что одной виновной стороны не бывает. Изменяет муж — стало быть, жена что-то упустила из виду. Опустилась, остервенела, перестала с ним говорить о том, что его волнует. Нелады с детьми — родители виноваты не меньше. Начальник озверел — так и подчиненный наверняка мог бы сгладить ситуацию. Но бывали в самом деле безнадежные сюжеты, когда звонила затравленная жертва, которая больше не может сопротивляться и для которой этот звонок в телефон доверия — уже огромный подвиг.
— Мне, наверное, и звонить не стоило бы… — начал было Сергей, но Галина по-матерински его остановила:
— Если вы позвонили — стоило. Почему бы просто не поговорить?
— Поговорить? — запнулся тот. — Да… Только я сам не понимаю, о чем. С тех пор как я увидел того парня… Я о нем рассказывал… Та ночь, и его рука в крови, магазин, его глаза… Синие-синие. Я таких глаз никогда и не видел" Только" не подумайте, что я такой ориентации! Не в этом дело, хотя парень был красивый. Имею же я право сказать, что другой мужчина — красивый?
— Разумеется. Вы же говорите так об актерах?
Этот — красивый, тот — нет!
— Да-да, похоже! — разволновался мужчина. — Это было, как в кино. Ну, будто меня случайно взяли в массовку! А что за фильм, чем кончится, не объяснили.
Но я его запомнил. И вот узнаю, что он убийца. И что видел я его сразу после убийства. Понимаете? Я сразу попал в другую жизнь. Я как будто проснулся и понял, что кроме моей семьи и работы есть что-то еще. Это в сорок-то лет! Сорок лет прожил, как хомяк в ящике морковка, опилки, и все! Есть морковка, есть опилки — все хорошо! Думал, что все так живут, пока не увидел его! Я не говорю, что хотел бы жить ТАК, как тот убийца. Но… По-прежнему я тоже жить не могу. Иногда у меня бывает ужасное чувство. — В трубке вибрировало его тяжелое дыхание. — Жуткое. Что я должен все разрушить, изломать, изменить! Убить кого-то, черт возьми, убить, как ТОТ, как этот парень с синими глазами! Что не за тем я родился, чтобы тянуть эту хомячью жизнь, терпеть, ждать чего-то, жить с нелюбимой женой… Я не люблю ее! Я, наверное, что-то сделаю!
Голос истерически оборвался и пропал. Галина пару раз крикнула в трубку, но ответа не было. Тогда она дала отбой, прибавила звук в телевизоре и отпила пару глотков остывшего чаю. Уж что-что, а брать себя в руки она умела. За это ей и платили.
«Скверно, и очень, — подумала она. — Мужик прямо на стену лезет. Хорошо еще, что его можно найти, через следователя. Он же свидетель по делу Дани, должны быть какие-то координаты».
Она поставила чайник, прибавила звук в телевизоре, постояла у окна, глядя на слабо подсвеченный фонарями больничный сад. Галина чувствовала себя, как смотритель маяка, который обязан оставаться на посту, чтобы очередной корабль не разбился о скалы. Огромная ответственность и огромное одиночество.
"А что подарить родителям Ильи? А своим? Как было просто в детстве — споешь под елкой песенку — вот и подарок. Потом начинается — учись хорошо, поступай в институт, выходи замуж, рожай ребенка, работай…
Чтобы все было «по-людски», как выражается моя свекровь. Хомячья жизнь? Так он выразился, мой клиент? А что… Прав. Жилище, еда, отхожее место, размножение… А потом недорогие и приличные похороны. Как у всех. «По-людски». Вот только он уже хочет кого-то убить, а я пока нет. Женщины вообще терпеливы".
… — Алло?
— Я вам звонила уже, — тихо произнесла абонентка. Галина снисходительно улыбнулась. Ей звонили столькие, что она физически не смогла бы запомнить все голоса. Но каждый надеялся, что о нем вспомнят.
