Анна Данилова - Волчья ягода
– Иди в тамбур, минут через пять будет станция, и нам откроют дверь… Иди, не смотри, не надо…
Последнее, что я увидела, это были широко раскрытые глаза этой не старой еще женщины… Ее голова дернулась, выплеснув из виска что-то красное и густое, и стала медленно опускаться вниз… Второй выстрел я только услышала, но ничего не увидела – я была уже в тамбуре.
«Глушитель – хорошая штука. Удобная…»
Поезд медленно подъезжал к станции. Появилась проводница, но не та, которая проверяла мои билеты и запирала мое купе, когда я направлялась в ресторан. Другая. С улыбающимся порочным личиком. Интересно, сколько Игорь заплатил ей, чтобы она помогла ему запереть все купе на случай, если бы поднялся шум?
Через четверть часа мы остановили первую же попавшуюся машину и, вытряхнув из нее водителя, помчались по дороге в сторону московской трассы.
– Так ты живой, черт возьми? Как же ты напугал меня!
Он молча вел машину и внимательно смотрел на дорогу. Была ночь, и свет фар освещал заледеневшую поверхность асфальта.
– Зачем ты сбежала? Я же сказал, что доставлю тебя домой в целости и сохранности…
– Я… сбежала? Да я очнулась после нашей с тобой попойки на кровати с наручниками на ноге… Потом какая-то девица, похожая на мою сестру, отстегнула их… А ты… ты-то сам знаешь, где был?
– Знаю. Я спокойно спал, а когда проснулся, то понял, что ты сбежала…
– Идиот! Ты лежал в ванне с перерезанным горлом! Нас ограбили… Я едва унесла ноги из этой проклятой гостиницы…
– Ты случаем не рехнулась, мать?
Я замолчала. Мой рассказ действительно напоминал сюжет американского боевика. Я даже улыбнулась этой идиотской мысли.
– Мы куда, в Москву?
– А куда же еще?
– Останови машину, пожалуйста…
Он затормозил.
– Что еще случилось?
– Мне страшно… Обними меня, обними, мне холодно и страшно… Я запуталась… Я уже и сама не знаю, чего хочу… У тебя есть что-нибудь выпить?
– Коньяк в багажнике, в сумке. Достать?
– Достать. Тебе не надо было связываться со мной. Это очень опасно…
– С бабами всегда опасно. Но тебе просто нужно подлечиться. Немного. Самую малость.
– В смысле?
– Может, ты нанюхалась чего-нибудь? Откуда эти странные видения… Ты же просто сбежала от меня… Ты же видишь?.. – Он вышел из машины и склонился ко мне, показывая крепкую шею. – Горло не перерезано?
– Нет… – ответила я рассеянно. – Так ты достаешь коньяк или нет? Или ты мне ничего про него не говорил, и мне все это только послышалось?
– Достаю-достаю… Не послышалось.
«И я тоже достаю…»
Пока он ходил за коньяком, я достала из сумки пистолет.
– Армянский… – он снова появился передо мной, но уже с бутылкой. – Ты будешь прямо из горлышка или тебе раздобыть стакан?
– Сначала поцелуй меня…
И он хотел поцеловать, действительно хотел поцеловать и даже прикрыл глаза… Губы наши встретились.
– Ты с ними ЗАОДНО, – сказала я громко, чтобы он успел услышать, и выстрелила ему прямо в сердце. – Вот теперь ты уже не сможешь возникнуть, как сегодня в ресторане… И что это тебя так тянет именно в рестораны? В следующий раз придумай что-нибудь пооригинальнее…
Я вышла из машины и оттащила его тело к обочине.
– Прощай, телохранитель.
Я пересела на место водителя, завела машину и не спеша, наслаждаясь свободой и вдыхая в себя свежий морозный воздух, покатила вдоль присыпанной снегом, словно сахарной пудрой, дороге вперед, навстречу своему спасению. В Москву. В Шереметьево-2. В Лондон. На остров Мэн. К нормальной жизни. К Гаэлю.
* * *Алексей Павлович Дубников жил неподалеку от станции метро «Баррикадная». Ромих не помнил, как добирался до его дома, как поднимался на лифте, как звонил в дверь. Главное для него в тот момент, когда он решился на все эти убийства, заключалось в том, чтобы выстрелить именно в того человека, имя которого записано на листке, и ничего не перепутать… Ведь своих потенциальных жертв он не знал в лицо, а потому ему надо было придумать нечто такое, что позволило бы выяснить, видит ли он перед собой именно того Дубникова, или его брата, родственника, соседа, знакомого…
По телефону он предварительно договорился о встрече, честно представившись Ильей Ромихом, для того, чтобы потом, как бы ни сложились обстоятельства, у него было бы хоть какое-нибудь объяснение своего присутствия в квартире, где произошло преступление… Все-таки он ювелир, к тому же – довольно известный. А такой предлог для встречи, как ручной работы перстень с большим бриллиантом стоимостью в двадцать тысяч долларов, мог во всей Москве найти далеко не каждый… Кроме того, у этого перстня (который, кстати, существовал реально и был заказан Илье представителем одной из самых состоятельных семей армянской диаспоры в Москве), была легенда, на которую не могли не клюнуть эти бизнесмены-толстосумы вроде Дубникова и Белоглазова с Алиевым. Этот перстень якобы был заказан для одной столичной артистки видным политическим деятелем, известным как своими скандальными похождениями, так и дружбой с президентом. Но произошла ссора, и перстень не выкупили…
Настоящие ценители ювелирного искусства, люди, знакомые с десятком лучших ювелиров Москвы, никогда бы не поверили этой байке уже хотя бы потому, что рассказана она была по телефону, пусть даже и самим Ромихом. Такие предложения, тем более когда речь идет о десятках тысяч долларов, делаются в камерной, почти интимной обстановке, чаще всего на дому у ювелира, куда покупатель приходит в строго назначенный час и, как правило, один.
Но согласились на встречу все трое. Однако Ромиха хватило лишь на одного…
Он смутно помнил, как вошел в квартиру Дубникова, как поздоровался с ним за руку, не снимая перчаток, сказал, что очень извиняется за столь внезапное вторжение, что обычно он так не поступает и приглашает покупателя к себе…
Он бормотал минуты две, постепенно привыкая к тому, что рядом с ним стоит именно Дубников, потому что тот, пожимая ему руку, представился Алексеем Павловичем, а потом Илья просто достал из кармана заряженный пистолет и выстрелил ему в лоб. Почти в упор. И сразу же вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
На улице он вдруг почувствовал себя намного лучше. Все-таки ему повезло – его никто не встретил ни возле дома, ни в подъезде… Возможно, никто никогда не узнает, что Дубникова убил именно он, Илья Ромих…
Затем он поехал к Алиеву на Озерковскую набережную, позвонил, постоял немного у двери, а потом взялся за ручку, и дверь поддалась…
– Ренат Тарханович, к вам можно?
Дверь открылась, а за ней показалась еще одна, красного дерева, с золоченой ручкой и тоже приоткрытая…
Илья уже почему-то уверенно зашел в квартиру и остановился в ярко освещенной прихожей, устланной толстым желто-красным ковром с белыми пушистыми кистями по периметру.
– Ренат Тарханович… Это Ромих, Илья…
Но ему никто не ответил.
– Да есть здесь кто-нибудь или нет?
И снова тишина.
Тогда он, вытерев ноги о черный жесткий коврик, разостланный прямо у порога, прошел до двери, ведущей в комнату, и остановился на пороге, не веря своим глазам.
Маленький черноволосый татарин Алиев, которого так хорошо описала ему Берта, лежал лицом вниз на паркетном полу в луже крови.
Илья, пятясь, вышел из квартиры и бросился к лестнице…
Он шел по улице навстречу ветру, разгоряченный, не чувствуя мороза, и думал о том, что все, что с ним сейчас происходит – всего лишь сон. Что такого не может быть. Ведь он специально приехал к Алиеву, чтобы убить его, раздавить это чудовище, принесшее несчастной Берте столько страданий, но кто-то опередил его… Кто?
Словно что-то предчувствуя, Ромих снова позвонил Белоглазову, этому сырному магнату, этому зверю, обладающему неукротимой сексуальной энергией, с которой он был не в силах совладать сам, а потому обратился за помощью к Храмову, чтобы тот впустил его в свой зверинец, где этот гнусный белобрысый человек мог освободиться от своих забродивших соков, выплеснув в чужих жен и дочерей свой белый, едкий яд…
Человек, взявший трубку, был явно не Белоглазов.
– Кто это? Отвечайте? Не бросайте трубку…
Там уже милиция? И этого тоже убили?
Чтобы не испытывать судьбу и не попадаться лишний раз на глаза тем, кто сейчас находился в квартире Белоглазова (а Илья был просто уверен, что Белоглазова постигла та же участь, что и Алиева, а может, и всех, кто находился в журавлевском списке), он вернулся домой.
Берта уже не спала. Она смотрела телевизор и грызла яблоко. Лицо ее было хоть и заспанным, но посвежевшим, спокойным и даже умиротворенным.
– Ты как? – спросил Ромих, входя в комнату и целуя жену. – Выспалась?
– Знаешь, что я решила? – Она улыбнулась и потерлась щекой о его щеку. – Давай уедем… Я не хочу в тюрьму… Понимаешь, прошло всего несколько дней, и чувство мести постепенно сменилось чувством страха за тебя, Илюша… Нам бы, вернее мне бы, отвертеться от Журавлева и Храмова… Как ты думаешь, меня вычислят? И насколько можно верить Малько?
