Арнальд Индридасон - Пересыхающее озеро
Мужчина поднялся и повернулся к нему. И тут Томас узнал его, несмотря на его полноту. Он ходил следом за ним по Рейкьявику. Именно этот человек привел его к Эмилю.
Это был Лотар.
34
Элинборг застала Карла Антонссона дома. Ей удалось возбудить в нем нескрываемое любопытство, когда она объявила, что найденный в озере Клейварватн скелет, возможно, каким-то образом связан со студентами из Исландии, обучавшимися в Лейпциге. Хозяин пригласил инспектора в гостиную и объяснил, что собирался пойти вместе с супругой поиграть в гольф, но игра может подождать.
Утром Элинборг переговорила с Сигурдом Оли по телефону, поинтересовавшись самочувствием Бергторы. Коллега ответил, что все идет как нельзя лучше и жена чувствует себя превосходно.
— А тот человек, он перестал донимать тебя ночными звонками? — спросила Элинборг.
— Он продолжает названивать время от времени.
— У него, случаем, нет мыслей о самоубийстве?
— Ох, не то слово, — признался Сигурд Оли и добавил, что Эрленд уже ждет его. Они должны ехать в дом престарелых к Харальду из-за необъяснимого желания босса найти пропавшего Леопольда. Прошение о проведении поисковых работ на территории бывшей фермы под Мшистой горой, к великому разочарованию Эрленда, было отклонено.
Карл проживал на Рябиновой улице в красивом особняке на три семьи, окруженном аккуратным садиком. Ульрика, его жена, была немкой из Лейпцига. Она крепко пожала руку Элинборг. Супруги, несмотря на возраст, держали себя в хорошей физической форме. Наверное, благодаря гольфу, подумала Элинборг. Они были страшно удивлены этим неожиданным визитом и недоуменно переглядывались, пока инспектор не объяснила им причину своего появления.
— Вы нашли в озере кого-то из бывших студентов Лейпцигского университета? — спросил Карл. Ульрика удалилась на кухню, чтобы приготовить кофе.
— Мы не знаем, — ответила Элинборг. — Помните ли вы или ваша жена человека по имени Лотар? Он тоже учился в Лейпциге.
Карл посмотрел на супругу, появившуюся в дверном проеме.
— Спрашивают, помним ли мы Лотара, — сказал он.
— Лотара? А в чем дело? — спросила она.
— В полиции думают, что это он оказался в озере, — пояснил Карл.
— Это не совсем так, — поправила Карла Элинборг, улыбнувшись Ульрике. — Мы ничего в точности не знаем.
— Мы ему заплатили в свое время, — бросила Ульрика. — Чтобы уладить кое-что.
— Чтобы уладить что? — не поняла Элинборг.
— Когда Ульрика собралась уезжать вместе со мной в Исландию, Лотар помог нам оформить документы, у него имелись связи, — пояснил Карл. — Но это обошлось нам в копеечку. Мои родители собрали все, что могли, и, естественно, родители Ульрики в Лейпциге сделали то же самое.
— И Лотар вам помог?
— Да, значительно, — подтвердил Карл. — Но он содрал столько, что бескорыстной его помощь не назовешь. И я так думаю, что он оказывал услуги не только нам.
— Было достаточно заплатить или… — допытывалась Элинборг.
Карл и Ульрика переглянулись, и хозяйка снова ушла на кухню.
— Лотар предупредил, что, возможно, свяжется с нами позже. Понимаете? Но этого так и не случилось. Во всяком случае, сами мы не собирались что-либо предпринимать. Никогда. После возвращения из Германии я вышел из партии, больше не ходил на собрания и прочие мероприятия. Я полностью прекратил заниматься политикой. Что касается Ульрики, она никогда ею не интересовалась, у нее было отвращение к делам такого рода.
— То есть вы хотите сказать, что вас пытались завербовать? — уточнила Элинборг.
— У меня нет ни малейшего представления на этот счет, — признался Карл. — В действительности ничего из этого не вышло. Мы больше никогда не видели Лотара. Подчас, когда задумываешься о том времени, начинаешь сомневаться в самом себе, не веришь, что такое могло с тобой произойти. Это был совсем другой мир.
— Исландцы называли бредом то, что происходило в ГДР, — вклинилась в разговор вернувшаяся в гостиную Ульрика. — Мне всегда казалось, что это самое точное определение.
— У вас сохранились какие-нибудь контакты с вашими университетскими товарищами? — спросила Элинборг.
— Практически нет, — ответил Карл. — Так, иногда встречаемся на улице или на днях рождения.
— Одного из ваших товарищей ведь звали Эмиль? — продолжала свои расспросы Элинборг. — Вы что-нибудь знаете про него?
— По-моему, он так и не вернулся в Исландию, — пожал плечами Карл. — Остался жить в Германии. С тех пор я его больше и не видел… Он еще жив?
— Не знаю, — ответила Элинборг.
— Я была с ним едва знакома, — подключилась Ульрика. — Не большого полета птица.
— Эмиль предпочитал одиночество. Он мало с кем общался, и не многие водили с ним дружбу. Поговаривали, что его легко склонить на свою сторону. Но я плохо знал этого человека.
— А что еще вы можете сказать про Лотара?
— На самом деле ничего, — признался Карл.
— А у вас сохранились какие-нибудь фотографии тех лет из Лейпцига? — поинтересовалась Элинборг. — Может быть, с Лотаром или другими?
— Нет, с Лотаром точно нет, да и с Эмилем навряд ли. Но у меня сохранилась одна фотокарточка с Томасом и его подругой Илоной. Она была из Венгрии.
Карл встал и подошел к большому секретеру, достал оттуда старый фотоальбом и полистал его. Найдя нужную фотографию, он протянул ее Элинборг. Снимок был черно-белый. На нем были запечатлены юноша и девушка, держащиеся за руки. Солнце светило им в лица, и они улыбались в объектив.
— Они стоят перед собором святого Фомы, — пояснил Карл. — Снимок сделан за несколько месяцев до исчезновения Илоны.
— Я слышала эту историю, — ответила Элинборг.
— Я присутствовал при ее аресте, — проговорил Карл. — Просто ужасно. Злоба и беспощадность. Никому так и не удалось выяснить, что с ней сталось. Я думаю, что Томас так и не оправился.
— Она была очень идейной, — заметила Ульрика.
— Илона участвовала в оппозиционном движении, — объяснил Карл. — Это тогда не приветствовалось.
Эрленд постучал в дверь палаты. Завтрак только что закончился, но в столовой все еще звякали посудой. На этот раз Эрленд взял с собой Сигурда Оли. Услышав голос Харальда, доносящийся из комнаты, Эрленд открыл дверь. Харальд, как и прежде, сидел на кровати, опустив вжатую в плечи голову и уткнувшись взглядом в пол. Он постарался выпрямиться, когда полицейские вошли в палату.
— Кто это еще с тобой? — проворчал он, увидев Сигурда Оли.
— Мой коллега, — ответил Эрленд.
Харальд даже не поздоровался с Сигурдом Оли, вместо этого он бросил угрожающий взгляд в его сторону. Эрленд уселся на стул напротив старика. Сигурд Оли остался стоять, прислонившись к стене.
Дверь в палату открылась, и в щель просунулась седая голова.
— Харальд, — позвала голова, — сегодня вечером в одиннадцатой палате будут служить вечерню.
Человек не стал дожидаться ответа и тут же скрылся.
У Эрленда округлились глаза.
— Вечерня? — удивился он. — С трудом могу представить вас за вечерней молитвой.
— Вечерней мы называем тут выпивку, — прошептал Харальд. — Надеюсь, вас это не касается.
Сигурд Оли усмехнулся себе под нос. Его мысли были заняты совсем другим. Он покривил душой в утреннем разговоре с Элинборг. Бергтора ходила к врачу, и тот сказал, что еще неизвестно, как будет развиваться дальше ее беременность. Бергтора старалась бодриться, передавая ему слова врача, но он-то видел, что она готова расплакаться.
— Давай покончим с этим делом, — проскрипел Харальд. — Может быть, я и не сказал вам всю правду, но это все ж таки, с моей точки зрения, не дает вам права вот так относиться к людям. Но собственно… я хочу…
Неуверенность Харальда удивила Эрленда. Старик поднял голову, чтобы посмотреть инспектору прямо в глаза.
— У Йоуи оказалась гипоксия, — заявил Харальд, снова опустив голову. — В этом все дело. При рождении. Врачи утверждали, что все будет в порядке, ребенок будет развиваться нормально, но потом выяснилось, что он не такой, как все. Когда Йоуи подрос, он не был похож на других мальчишек.
Сигурд Оли взглянул на Эрленда и подал ему знак, что не понимает, о чем старик говорит. Эрленд пожал плечами. Что-то изменилось в поведении Харальда. Он не походил на себя самого, стал как будто мягче.
— Так мы узнали, что он со странностями, — продолжал бывший фермер. — Недоразвитый. Умственно отсталый. Йоуи был добродушным, но не мог контролировать свои действия и был необучаем, не умел читать. Мы довольно поздно осознали это, с трудом признались самим себе и не хотели смириться с его болезнью.
— Вашим родителем пришлось несладко, — заметил Эрленд после наступившего продолжительного молчания. Похоже, Харальд не собирался что-либо добавлять к сказанному.