Татьяна Степанова - Девять воплощений кошки
– Электрик, сын Тригорского, обратил внимание на странные неполадки в проводке, – сказала Катя. – Я доложила лейтенанту Дитмару.
– Он говорил мне, – Елистратов снова вытер платком лицо от пота. – Инженер с оборонки такого уровня, как она… естественно, она отлично разбирается… даже, возможно, лучше наших специалистов. Успела все изучить там, все их электросхемы, где камеры наблюдения, где основные энергоузлы и источники питания. Да ей одного взгляда на кабели достаточно, чтобы понять, что там и как законтачено. Мы не можем допустить даже тени такой угрозы… при таком стечении народа… Тихое, мгновенное задержание – вот наша цель в музее. Но мы должны быть готовы ко всему.
Катя, как и все они, поняла, о какой угрозе говорит Елистратов, не называя ее, словно из некоего профессионального суеверия: да не будет названо вслух, тогда и не случится, не произойдет.
Взрыв в музее в Ночь музеев…
Она ощутила, как вся кровь отхлынула у нее от сердца. И схватилась за телефон – звонить Анфисе.
«Абонент временно недоступен»…
Где Анфиса? Если она в Нижнем царстве или в хранилище, то там, возможно, телефон «не берет»…
Катя набрала номер Дитмара.
– Тимофей, что там у вас происходит?
– Только что кончился большой концерт, пианист выступал…
– Тима, пожалуйста, разыщите Анфису… прошу вас!
– Что случилось?
– Мы едем в музей, сейчас начнется операция по задержанию, – Катя прикидывала – стоит ему говорить о той угрозе? Нет, пока нет, может, это и ужасно, но сейчас неведение – их сила. – Разыщите Анфису, это важно, у нее телефон почему-то не отвечает.
– Я ее только что видел, подождите, я иду как раз туда. Народ после концерта валит в Египетский зал и в зал Золото Трои. Вот, вижу ее. Она тут в зале. Ваша подруга с камерой, как всегда. Здесь сама старуха… ну Виктория Феофилактовна, она лично проводит экскурсию, что-то вроде мастер-класса по истории Египта.
– Кто еще в зале?
– Экскурсанты и смотрительницы.
– Обе?
– Да, обе. Шумякова – рядом с Викторией Феофилактовной. Анфиса их как раз сейчас снимает.
Кто-то положил Кате руку на плечо.
Елистратов.
– Дай-ка мне лейтенанта, а то я звоню – у него занято, – он забрал телефон. – Тимофей, слушай меня. Ситуация серьезная. Сколько человек сейчас примерно в зале?
Он вернул мобильный Кате, только когда они уже садились в машины. Сказал:
– Вам туда с нами совсем не обязательно. Спасибо за помощь, коллега.
– У меня там подруга, – ответила Катя. И нагло, хотя у нее тряслись все поджилки, полезла первой в генеральский джип. Участкового Миронова, как он ни настаивал, с собой не взяли. Елистратов велел ему «лечить руку» в приказном порядке.
Эти мгновения, пока они ехали с Петровки на Волхонку по запруженным машинами бульварам в прозрачных сумерках майского вечера… Сначала с включенными на полную мощность полицейскими сиренами, а затем выключив их на подъезде к метро «Кропоткинская».
На первый взгляд вокруг музея – толпа и ажиотаж. И еще это огненное шоу – жонглеры из цирка показывали класс во дворе музея с огненными факелами и шарами.
Но затем Катя увидела и нечто иное – черные микроавтобусы, припаркованные со стороны Знаменки – саперы-взрывотехники уже прибыли и лишь ждали команды. И сотрудники полиции управления охраны правопорядка, рассредоточенные в толпе, тоже лишь ждали команды.
Катя вместе с Елистратовым и членами опергруппы вошла в музей через служебный вход. Тут же к ним присоединился невысокий мужчина в гражданской одежде – в спецовке, под ней, однако, угадывался бронежилет. Консультант отдела взрывотехников. Следом прошли еще какие-то люди – тоже в штатском, с оборудованием в сумках. Елистратов коротко посовещался с ними, и они мигом куда-то все делись, рассредоточились.
Катя гадала – кто это: эксперты-криминалисты, оперативники или снайперы СОБРа? И что там у них за оборудование – не снайперские ли оптические винтовки, которые до поры до времени нельзя показывать при таком стечении народа?
Из вестибюля прошли к подножию главной лестницы.
И лишь тут Катя поняла, как полон сегодня музей.
Никогда прежде ничего подобного за все дни, что они провели тут с Анфисой…
К Елистратову подошли охранники и сотрудники службы безопасности музея, он и с ними коротко посовещался.
– Сейчас они перекроют доступ посетителей, – Елистратов комкал в кулаке мокрый платок. – Мы в Египетский зал. Не все. Я пойду и…
Консультант-взрывник кивнул, показывая, что и он идет.
– Я с вами. Там Анфиса. И потом, Шумякова меня знает… Лучше, если рядом с вами, Алексей Петрович, там буду я, – Катя говорила это все, а сама…
Язык молол, что называется…
А сама она была вся как натянутая струна и одновременно точно во сне.
– Остальные знают, кто где находится и как действует в чрезвычайной ситуации, – Елистратов оглядел группу захвата. – Заходите двумя группами, со стороны зала Трои и вслед за мной. Модель – задержание в ходе беседы, моего с ней разговора. Все, с богом!
Они двинулись в Египетский зал.
И Ладья Вечности…
Яркая – синяя, красная, блещущая позолотой, не потускневшая от времени, выплыла навстречу, словно искушая в последний раз:
Поднимайтесь на борт.
Плывем все вместе в Ночь, что вот-вот увенчает собой День.
Ты в сердце моем, и нет ничего другого… Ты время жизни… До самого захода твоего… до конца все глаза обращены к тебе…
– Эти строки, дорогие мои друзья, этот гимн, сочиненный четыре тысячи лет назад…
Катя услышала ликующий, чуть дребезжащий старческий голос Виктории Феофилактовны, читавшей египетский гимн экскурсантам.
И увидела лейтенанта Дитмара.
Колонны в форме папирусов из желтого песчаника, выраставшие словно из-под земли. И гранитный барельеф. И Василису Одоевцеву в черном парике.
И засохший цветок лотоса из древнего венка.
А потом она увидела Анфису – у окна.
За спиной смотрительницы Арины Шумяковой.
Взор той был обращен к дверям Египетского зала на них: на Елистратова, на консультанта в рабочей спецовке, на Катю. Затем медленно она обернулась к комнате Мумий и саркофагов, посмотрела в сторону следующего зала, откуда двигались сквозь толпу оперативники группы захвата.
Шумякова сделала шаг назад, совсем заслоняя собой Анфису, почти наступая ей на носки кроссовок. И медленно расстегнула свой мешковатый пиджак.
Под пиджаком – заправленная в юбку белая блузка. И пояс – самый обычный, на котором туристы крепят кошельки.
Только вот у Шумяковой на поясе был не кошелек, а что-то совсем иное.
Небольшой прямоугольный предмет с мигающим красным индикатором. Она положила на этот предмет ладонь.
– Добро пожаловать, – громко, перекрывая гул голосов, сказала она. – Я давно вас жду.
Все находившиеся в зале обернулись на ее голос. Виктория Феофилактовна умолкла.
Елистратов… поднял руку в предупреждающем жесте.
Катя… остановилась, ощутив внезапную слабость и страх.
– Ой, Арина Павловна, вы мне на ногу наступили, плохая примета, а то поссоримся, – голос Анфисы, опустившей камеру…
Люди в зале задвигались.
– Всем стоять на месте, – громко, повелительно объявила Шумякова.
– Граждане, посетители музея, прошу вас всех оставаться на местах и сохранять спокойствие, – сказал Елистратов.
По его тону Катя поняла – они проиграли. Фактор внезапности, на который они все уповали, не сработал. План «быстрого тихого задержания» в одно мгновение полетел ко всем чертям.
– Что происходит? – спросил удивленно кто-то из посетителей. – Это шоу? Перформанс?
– Да, это перформанс. Мой перформанс для вас, – громко ответила Шумякова. – Для особо любопытных объявляю: здесь в музее я поставила F42D1.
– Профи, – шепнул одними губами консультант-взрывотехник Елистратову. – Это электронный детонатор для подрыва нескольких зарядов с временны́м интервалом. На ней самой взрывчатки нет. Это не пояс смертника, это гораздо хуже. У нее дистанционный пульт, сенсорный. Уговаривайте, тяните время, просите отпустить заложников. Могут быть большие жертвы. Надо вывести людей из здания.
– Арина Павловна, о чем вы? Что все это значит? – спросила Виктория Феофилактовна.
– Меня пришли арестовать за убийства, и я к этому давно готова. Я взорву и себя, и музей, и всех вас.
Катя ждала, что все закричат, замечутся в панике среди витрин и колонн. Но стояла такая пронзительная тишина…
Так тихо может быть лишь в Нижнем царстве…
– Граждане, сохраняйте спокойствие! – Елистратов выступил вперед.
– Стойте, не двигайтесь, – приказала ему Шумякова. – Анфиса, вы у меня за спиной. Что же вы не снимаете? Забыли про камеру? Смотрите, какие у них у всех лица, какие они все тихие, покорные. Готовы слушать… такие внимательные, никто не отворачивается… Вы хотите шарахнуть меня своей камерой по башке, да? Сзади? Здесь у меня сенсорный пульт… Даже одно непроизвольное движение пальца, когда вы меня ударите по голове, и… Бах!
