Вероника Тутенко - Если вы не бессмертны
Долидзе вспомнил, наконец, о кофе, и сделав глоток: «Совсем остыл!», продолжал:
— Он сам пришел ко мне в кабинет. Сказал, что хочет провести этот свой дурацкий сеанс. Я не возражал. Он сказал «спасибо» и уже закрыл дверь, но через нэсколько секунд вернулся. Уже увэреннее он спросил, можно ли ему позвонить из моего кабинета, пригласить прэссу. Я сказал: «Конечно! Мы же давние друзья!». Я долго ждал этого часа.
По лицу Долидже пробежала судорога, на несколько секунд он с силой сжал глаза.
— Простите, — виновато улыбнулся грузин, встретившись с испуганным взглядом девушки. — У меня так бывает иногда.
— Извини… У меня все еще…
Мужчина в черном не может скрыть страх, глядя, как смуглое лица грузина становится бескровным.
— Ты же знаешь… — бессвязно шевелятся губы мужчины в черном.
— … первое время это бывает, — договаривает за него грузин. — Наверное, слишком много работаю…
— Это все суета! — цепляется за эту мысль мужчина в черном.
— Суета, — повторяет грузин с почти мечтательной улыбкой. — Ты один приехал или как?
— Не один, — морщится мужчина в черном.
— А-а, — черные брови многозначительно ползут вверх. — Навэрное, с Мариной, угадал?
— Угадал.
— А что за сеанс? Все как всегда?
Равнодушные, даже пренебрежительные интонации задевают человека в черном.
— Будет один сюрприз.
— Сюрприз?
— Сюрприз.
О том, что Марина купила змею, я знал еще до того, как приехал Аникшин.
— Марина рассказала?
— Чарков. Он позвонил мне ночью очень расстроенный. Бесследно исчезла гремучая змея. Иногда такое уже случалось, что у него уползали змеи. Но на этот раз было одно странное обстоятельство. Сказал, что приходила какая-то странная девушка. Длинные волосы заплетены в мелкие косички. Как он сказал, «страшновата, но я бы сдэлал из нее красавицу», — грузин неопределенно усмехнулся. — Я сразу понял, что это Марина.
Инга вспомнила самоуверенное выражение лица Чаркова, когда он рассказывал о недостатках девушек, совершенно незаметных на его работах, и тоже усмехнулась.
Долидзе снова поморщился от боли.
— Приступы становятся все чаще, — пожаловался он. — Так на чем я остановился?
— На Марине, — напомнила Инга.
— Да. На Марине. Я пошел к Клаве. Она фармацевт, и нэплохо понимает в ядах.
— К жене Аникшина? — удивилась Инга.
— К ней, — покачал головой Долидзе. — Она сначала не хотела продавать мне яд. Догадалась, навэрное, что здесь что-то нечисто. Но я припугнул ее, что расскажу все Аникшину… Что это она его гремучую змею… отдала или продала… я нэ знаю.
— Продала, — поделилась Инга сведениями.
— Я так и подумал.
— А как вы догадались, что она Марине змею продала?
— Догадаться нетрудно, — мрачно усмехнулся Долидзе. — Она змей его ненавидит. Но виду при нем нэ показывает.
«Она не любила змей».
Знал бы Чарков!
— Яд она, конечно, нашла, — теперь Долидзе говорил быстро-быстро, так что акцент был почти незаметен. — Оставалось только добавить его в керосин…
Снова вспомнив о кофе, Долидзе допил то, что оставалось в чашке, одним большим громким глотком.
По-джентльменски предложил:
— Еще что-нибудь?
— Нет-нет, спасибо, — торопливо отказалась Инга, боясь оборвать нить разговора.
У Инги не укладывалось в голове, как мог Аникшин, собравшись проделать перед зрителями смертельный трюк, оставить без присмотра бутылку с ядохимикатами.
— Очень просто, — махнул рукой грузин, как будто речь шла о каких-то совершенно незначительных вещах, но в глазах его, казалось, навсегда застыло выражение ужаса. — Бутылка стояла на видном месте. На тумбочке. Он как будто знал, что я приду, и бросал мне вызов.
— Но ведь змея была неядовитая, — Инга задумчиво глотнула остывший кофе. — Значит, он все-таки боялся…
Ничего он не боялся! — горячо возразил грузин. — Была бы у него возможность достать ядовитую гремучую змею, поверьте, он бы ее достал.
— Но есть же ядовитые гадюки! — недоумевала Инга.
— Гадюка — не тот эффект, — покачал головой Долидзе. Черные брови грузина взметнулись вверх и, многозначительно подняв указательный палец, он повторил. — Эффект! Вот, что было важно для Аникшина. Одно дело взять в руки гадюку и совсем другое — когда из рюкзака выползает гремучая змея.
Инга даже поежилась, вспомнив, какой эффект произвело тогда неожиданное появление экзотической рептилии.
— Ведь гремучая змея, — с глуповатым и мечтательным видом, как у Чаркова, когда он рассказывал о своих хладнокровных красавицах, продолжал Долидзе, — она даже пахнет по-особому — джунглями…
Меньше всего в это утро Инга была расположена слушать дифирамбы в адрес гремучих змей.
Гораздо больше ее интересовала другая змея. Вернее, другой…
— Значит, это вы — Змея?
— Я, — почти довольно улыбнулся Долидзе.
Инга хотела спросить, почему и кто прозвал его Змеей, но Долидзе ответил на этот вопрос прежде, чем она успела его задать.
— Я родился в шестьдесят пятом, в год Змеи.
Тоже, конечно, объяснение, но довольно странное. Мало ли кто в какой год родился — не называть же всех поголовно Свиньями, Крысами и Драконами?
— Значит Аникшин тоже Змея. И Чарков, — удивилась Инга, подумав, как иногда могут совпадать год по Китайскому гороскопу и увлечение человека, родившегося в этот год.
— Они Лошади, — разочаровал Долидзе журналистку. — Я на год старше. Но учились мы вместе.
— И все-таки… Почему вас прозвали Змеей?
— Потому что я бэлый и пушистый, — попытался пошутить Долидзе и тут же снова помрачнел. — Это было так…
— Рома, я тоже хочу узнать, когда умру! — девушка с афрокосичками заглядывает через плечо астролога, который производит какие-то, в общем, несложные математические вычисления на большом несвежем ватмане, разложенном на сдвинутых столах в библиотеке.
— Обязательно узнаешь! — мрачно обещает Роман. — Этого не могут сказать даже звезды.
— Тогда зачем все это? Недовольно косится на ватманский лист длинноволосая блондинка.
— Анечка, — тоном, каким разговаривают с капризным ребенком, объясняет астролог. — Я могу только просчитать наиболее вероятные варианты.
— Ну и… — нетерпеливо следит за исчислениями астролога мужчина в черном.
— Что-то странное получается, — хмурится астролог, пытаясь решить какое-то уравнение. — Посмотри, Римма.
— Я же говорил, что никогда не умру! — ликует человек в черном.
Римма заглядывает через плечо мужа.
Удивленно констатирует:
— Получается ноль. Но вот… видишь, — показывает какую-то точку на схеме, отдаленно напоминающей кардиограмму. Смертельная опасность. И исходит она от Змеи.
— «Но примешь ты смерть от коня своего», — насмешливо декламирует большеглазая брюнетка.
— Элизабет!!!!!
Элизабет виновато опускает глаза, не выдерживая направленных на нее со всех сторон укоризненных взглядов.
— От человека, родившегося в год Змея, — уточняет Римма.
— Признавайтесь, есть среди вас Змеи?
Голос человека в черном звучит непринужденно, даже весело, а взгляд, кажется, хочет просканировать душу каждого.
— Ну я — Змэя! — неохотно отзывается старый друг Сергея Аникшина, а теперь один из последователей «Великого Гуру».
И через секунду тишины эта неожиданная рифма в одном коротком предложении вызывает взрыв веселья, и тихий зал библиотеки наполняется гомерическим хохотом.
— Труднее всего было незаметно подменить бутылку на такую же, но без яда. И поймать змею. Иначе, если бы обнаружилось, что змея неядовитая… Сами понимаете…
— Так вот почему последними словами Аникшина были «Поймайте змею», — догадалась журналистка.
— Навэрное, — согласился грузин. — Змэю так нэмка напугала, что еле нашел ее на лестнице. А тут еще камеры кругом. С трудом удалось отбиться от журналистов до приезда милиции. Но в суматохе никто ничего не заметил… Долидзе сжал виски руками, стиснув на секунду зубы от нового прилива боли.
— Больше он никому не причинит зла… Скоро мы снова встретимся там. Я рассказал вам все, как есть, потому что мне уже все равно. Даже если вы и напишите об этом… Суд… Я не боюсь суда. Только детей и жену жалко. Вернее, я боюсь суда. Но другого. Другого. Страшного Суда.
В темных глазах Долидзе заметалось беспокойство, но ни один мускул бледного, отечного лица при этом не дрогнул.
— А где же гремучая змея? — задала Инга давно мучивший ее вопрос.
— Пока у меня на даче, — лицо Долидзе чуть просветлело, — там дальше видно будет.
— На даче? — удивилась Инга.
— Да, на даче. В аквариуме. Черепашка в нем жила. Еще маленький был. Теперь вот змея. Хотел убить… Так сказать, вещественное доказательство. Рука не поднялась. Жалко все-таки. Живое существо. Я теперь по вэчерам ее проведываю, — грузин глуповато улыбнулся.
