Екатерина Лесина - Музыкальная шкатулка Анны Монс
Не мальчишка, как те, ухлестывавшие за нею в университете, но и не старик. Он имел работу, карьеру начал строить, он рассказывал о своих перспективах сдержанно, но с достоинством, отчего становилось очевидно — эти перспективы вполне реальны.
Он приглашал принцессу не в кафе, а в театры.
И на выставки.
И умел ее слушать.
И делать подарки, недорогие — ведь они ничем пока друг другу не были обязаны, — но драгоценные, ведь каждый такой подарок был выбран с любовью.
Для нее.
Это не было поклонением, это было проявлением взрослого, зрелого чувства. Так казалось принцессе. И когда ее принц сделал ей предложение — он робел и розовел, словно и правда боялся, что ему откажут, — принцесса едва не заплакала от счастья.
А старуха взяла — и все испортила.
Проверила она принца и выяснила… Конечно, ни одному ее слову девушка не поверила. И впервые за долгое время она высказала старухе все, что думала. Ссора получилась грязной, с нотами истерики и заламыванием рук, с угрозами наглотаться снотворного, уйти из дому, броситься в прорубь…
— Пожалуйста, — спокойно ответила старуха, выдержав этот наплыв девичьей ярости. — Это твоя жизнь, и ты, конечно, можешь делать с нею все, что сочтешь нужным. Я не стану тебя отговаривать. И не стану поддерживать. Если ты уверена, что будешь счастлива с этим человеком, то мое согласие тебе не нужно.
Согласие не было нужно, а вот деньги — дело другое…
— Он ведь зарабатывает, и неплохо, — старуха закурила. Курила она какие-то на редкость мерзкие, вонючие сигареты. — Ты имеешь квартиру, которую я не стану у тебя отбирать. Живите…
Квартира? И все?!
— Ты же не думаешь, что я продолжу содержать тебя после свадьбы?
Именно об этом принцесса и думала.
— Это не твои деньги!
Во всяком случае, зарабатывал их отец вовсе не для старухи.
— Не мои, — согласилась бабка. — Это деньги твоего отца, которыми мне доверено распоряжаться. И можешь быть спокойна. Как только тебе исполнится тридцать, ты получишь все, что тебе причитается.
Тридцать?! Да принцесса не доживет до возраста столь почтенного!
Зачем ей деньги в старости? Ей они сейчас нужны!
— Дорогая, — бабка попыталась ее успокоить. — Если твой нареченный и правда тебя любит, он сделает все возможное, чтобы ты была счастлива. Просто расскажи ему обо всем…
Так девушка и поступила.
Она отнюдь не была наивна и поняла, чего именно добивалась старуха, но… до последнего надеялась: бабка ошибается. И, как только она эту ошибку осознает, все наладится чудесным образом.
Да и сердце ей подсказывало, что…
Сердце оказалось разбито — вдребезги.
Нет, принц не сбежал тотчас, но… он изменился. Куда подевались его прежнее понимание и готовность прибыть к ней по первому зову? Ласка. Нежность…
Любовь?
— Прости, я занят, — все чаще слышала принцесса. — Я ведь должен заботиться о нас. Работать…
— Ты слишком много работаешь.
— Иначе карьеры не построить, — принц был непоколебим. — Ты должна меня понять…
Она искренне пыталась, но… принцесса не привыкла себе в чем-то отказывать или — чтобы отказывали ей. Ссоры, поначалу редкие, случалось все чаще и чаще. И разрыв был неминуем.
Кого она во всем винила? Естественно, зловредную старуху, из-за которой ее любимый вынужден был оставить принцессу ради работы…
— Сложно сказать, встретились ли вы тогда или раньше, — Олег разглядывал Ксюшу с неподдельным интересом, который, кажется, вовсе не понравился Игнату. Он по-прежнему стоял за Ксюшиной спиной, и руки, лежавшие на ее плечах, были тяжелыми.
— В университете, — глухо ответила Анна. — Факультет один… только она была слишком глупа, чтобы учиться. Даже бабкины деньги ее не спасали.
— Зато спасли ее вы, верно? Вам деньги были нужны, как воздух… вы ведь уже тогда задумали избавиться от материнской опеки, скажем, съехать от нее… вот только студентке съемную квартиру не потянуть, а работу вы найти не сумели. Точнее, сумели, но не ту, которая приносила бы доход. И тут вам предлагают выход: вы помогаете Виолетте учиться, а она забирает вас от мамы. Так это звучало?
— Да.
— А потом вы из подружки превратились в служанку. Горничную. Верно?
— Да.
— И вам это не по вкусу пришлось. Вами слишком долго командовали, чтобы и дальше терпеть подобное обращение… но и уйти вы не могли.
— Догадливый!
Девушка не улыбнулась — оскалилась, появилось в ней нечто даже не волчье — крысиное.
— Полагаю, со Стасом вы связались исключительно из желания досадить своей заклятой подружке. Приятно осознавать, что красота — это еще не все, что ей, такой чудесной, замечательной, жених изменяет — с вами. Мелочь, но… на мелочах мир стоит.
Анна дернула плечом.
— А потом что было? После их разрыва? Виолетта узнала, что у матери появился ухажер? И не просто ухажер, но тот самый, первый ее муж, о котором в семействе не было принято упоминать вслух. Ошибка молодости, верно? И матушка не просто начала с ним встречаться, но собралась вторично за него замуж выйти. Виолетта разозлилась?
— Осатанела просто, — теперь усмешка девицы была вполне себе искренней. — Верещала, как резаная… посуду всю перебила.
— И понеслась к маме выяснять отношения…
— Да.
— А вернулась со шкатулкой?
— Да, — Анна отбросила челку со лба. — Она — дура, но иногда… Она поняла, что крик на матушку не подействует, и решила поступить иначе. Расспрашивать ее стала. А та, еще одна идиотка, возьми и расскажи ей про шкатулку. Мол, это залог их любви и все такое…
— И Виолетта решила, что если шкатулку украсть, то и свадьба не состоится.
— Верно. Любовных романов начиталась… Я же говорю, дура! А на следующий день заявился… этот…
— И Виолетта испугалась…
…С ней никто и никогда не разговаривал… так. И если поначалу Виолетта возмутилась, то, заглянув в мертвые глаза гостя, испытала настоящий ужас. Она вдруг поняла, что взять шкатулку — это была не самая удачная идея.
Почему она не сказала правду и не вернула шкатулку?
От страха.
Отдать — это фактически сознаться в краже, а вот вернуться домой и тихонько поставить шкатулку на прежнее место… конечно, мама догадается, но догадка — это еще не уверенность.
А еще был любовник, очередной бесперспективный ухажер, случайно допущенный в квартиру. Он выставил Перевертня, но признаться при нем, что странный тип прав и Виолетта украла шкатулку, было никак невозможно. Нет, ее новый план, почти зеркальное отражение старого, был идеален.
И, возможно, у нее бы получилось…
— Вы услышали фамилию? — Да, — Анна расправила плечи и подбородок подняла. — Я… раньше Виолетта называла его «этот козел». А он представился… Я сразу поняла, что он — тот самый…
…Историю эту Анна в детстве слышала. Мама, страдая оттого, что ее драгоценная девочка растет в неполной семье, раз за разом рассказывала ей о том, что произошло с отцом Анны.
Это было похоже на сказку, грустную только.
В ней маленький мальчик оказывался не нужен собственной матери и отправлялся в детский дом, чтобы спустя многие годы вернуться…
И при виде человека, совершенно ей прежде незнакомого, в душе Анны вдруг всколыхнулась такая лютая ненависть, что девушка сама испугалась этого, чуждого ей прежде чувства. Но оно, и только оно было настоящим. Впервые за долгие годы Анна действительно поняла, ради чего она живет.
Не для матери, чья опека становилась все более навязчивой. Побег ее не спас, и теперь матушка, смирившись с отсутствием Анны, звонила ей… она требовала отчета о том, как прошел день, что Анна делала, что она ела, надевала, куда ходила и с кем, о чем разговаривала… она вновь и вновь принималась твердить, что Виолетта — неподходящая для Анны компания, изводила дочь упреками, порою ударялась в слезы.
Не для Виолетты Анна живет, всецело уверенной в том, что, взяв Анну в дом, она совершила некое благодеяние, и теперь регулярно ей о том напоминавшей. Она требовала от Анны благодарности и покорности, а еще — готовки, уборки, стирки и, естественно, помощи в учебе.
Не для Стаса, который — по непонятной причине — не позволял ей разорвать отношения с ним, но с каждым разом становился все более настойчивым, требуя, чтобы Анна ушла от Виолетты. Видите ли, он счел Анну подходящей кандидатурой на роль своей невесты! Она не заблуждалась, дело тут было не в любви: Стас на нее категорически не был способен. Дело было в характере Анны. Стас искал жену, которая будет сидеть дома и не задавать супругу лишних вопросов, обеспечивать ему уют — за небольшую сумму денег и кольцо на пальце.
Нет, все эти люди были посторонними ей. А вот Перевертень, с его снулым взглядом, — врагом. Самым настоящим, лютым.
Даже после его ухода Анна не успокоилась. Она наблюдала за Виолеттой. Та, всполошенная, металась по комнате, вновь и вновь принимая решение, чтобы тут же его изменить. Выпроводив парня, который никак не желал убираться, надеясь, что его героическое поведение будет оценено по достоинству, Виолетта все же взяла себя в руки. И та самая шкатулка была извлечена из тайника в шкафу и поставлена на стол.
