Вилли Корсари - Из собрания детективов «Радуги». Том 2
Тремя ступеньками ниже находился другой длиннющий коридор, освещенный круглыми лампами. Окон в коридоре не было — только маленькие стеклянные двери, слева и справа. В конце коридора вокруг землемера Триберти, который стоял у двери своего кабинета, толпились и шумели люди.
— Убирайтесь вон! — кричал Триберти, размахивая счетной линейкой. — Еще рано! Рано-о-о! — Маленький, костистый, он двигался в толпе с уверенностью человека, которому стая голубей мешает пересечь площадь. Посетители то и дело забегали вперед, снова и снова образуя живую преграду между ним и Лелло. Они говорили наперебой, так что ничего невозможно было разобрать. Но тон у всех был жалобно-просительный.
Лелло спустился по ступенькам и нерешительно направился к странному кортежу. Его затея казалась ему теперь глупой и бесполезной. Триберти почти наверняка пошлет ко всем чертям его самого и его теорию. И почему, спрашивается, он должен ставить себя в смешное положение? Чтобы позлить Ботту? Лелло вдруг ощутил к нему самую настоящую ненависть. Это он своим оскорбительным недоверием, снисходительными улыбочками заставил его решиться на столь нелепые действия. По ассоциации он разозлился и на Массимо. Ведь и Массимо, если разобраться, относится к нему так же, как Ботта. Почему ему приходится жить среди людей, которые гасят его самые светлые порывы? Почему никто не ценит его идей? Ведь он совсем не кретин! Лелло до боли закусил губу, сжал кулаки и бросился к землемеру Триберти в тот самый миг, когда тот, ловко увернувшись от просителей, открыл одну из бесчисленных дверей и мгновенно исчез. Лелло, который был уже в нескольких шагах от него, услышал, как щелкнула задвижка. Все ясно: Триберти заперся в туалете. Тем лучше, тем лучше. Какое ему, Лелло, в сущности, дело до Гарроне, Ботты, Фольято, Массимо? Он не нуждается ни в чьем одобрении. У него своя жизнь — уютная квартирка, надежная, спокойная работа… И ему наплевать, что о нем думают другие.
И тут он вдруг заметил, что окружающие смотрят на него с подозрением. Они все еще толпились у двери туалета, молчаливые и растерянные, как стая собак, которых перехитрила лиса.
— Разрешите, — твердым голосом сказал он.
Просители неохотно расступились. Идя по коридору, он услышал, как остальные, сняв осаду, направились к стеклянной двери.
Поеду в Грецию один, без Массимо. В одно прекрасное утро, никому ничего не сказав, сяду в свой «фиат-500» и тронусь в путь. На ночь буду останавливаться в маленьких городках…
Коридор венчало высоченное окно, схваченное массивной железной решеткой. Добравшись до него, Лелло собрался было повернуть назад, как вдруг заметил на левой стороне арку, а за ней — полутемную пологую лестницу. Едва Лелло ступил на первую ступеньку, как в живот ему уперлась линейка землемера Триберти.
— Ой! — испуганно воскликнул он.
— А, это вы! — сказал Триберти и дружелюбно улыбнулся.
Они познакомились во время воскресной туристской вылазки всего отдела. В тот раз ездили в Комо и в Лугано. Четыре с половиной тысячи лир за все, включая гостиницы и еду. Триберти тогда взял с собой жену и шестнадцатилетнюю дочь.
— Я увидел вас в коридоре и… — смущенно объяснил Лелло.
— Мне пришлось воспользоваться запасным ходом, — невозмутимо объяснил Триберти. — Вторая дверь туалета выходит на лестницу. Вы наверх, к Гадзере?
Лелло не знал, кто такой Гадзера и что он делает на вершине этой странной лестницы.
— Собственно, я шел к вам…
— Вот как? Прекрасно. Тогда идемте.
Они вернулись в коридор, опустевший и тихий. Лишь вдали, у входа, слышались глухие, неразборчивые голоса. Без всякой на то причины Лелло снова вспомнил о худом, с запавшими щеками старике, который в прихожей жадно сосал зеленую мятную конфету, словно лягушку, прыгавшую в его темной, как пещера, пасти. Может, это и был Баукьеро?! Лелло похолодел от страха. Кладбища, мертвецы всегда действовали ему на нервы. Впрочем, этот коридор тоже походил на кладбищенскую дорожку.
— Вот мы и пришли, — сказал Триберти, остановившись у двери туалета. Он вынул из кармана ключ, всунул его в замочную скважину, открыл дверь и снова запер ее изнутри. — Кстати, все эти просители пробрались в помещение тайком, — уточнил Триберти. — Вы бы посмотрели, сколько их приходит утром, к открытию.
В небольшом опрятном кабинете землемера Триберти в шкафах хранились все документы и дела о выделении места на центральном городском кладбище и все проекты о сооружении там могил. «Посмотришь, как люди мучаются за право очутиться под землей, так и умирать расхочется», — любил повторять землемер Триберти. Он славился не только остроумием, но и неподкупностью. Ежедневно посетители старались обмануть его, опередить других, получив побольше квадратных метров земли, осаждали землемера просьбами, обещаниями всевозможных услуг, рекомендательными письмами. И тем не менее землемер Триберти защищал строгие порядки стойко, но без фанатизма, неизменно сохраняя добродушие. К этим бедным и богатым просителям, не имевшим законных прав, к бесчисленным посредникам, маклерам, подрядчикам, спекулянтам он, покорившись судьбе, относился снисходительно, считая их составной частью своей работы.
— Архитектор Гарроне? — сказал он тоном школьного учителя, который вспоминает своего давнего ученика. — Конечно, я его знал! Когда я прочитал о его гибели в газете, я, знаете, даже расстроился. Да, ужасная смерть, ужасная!
— А здесь, — Лелло обвел рукой кабинет, — он работал?
— Что поделаешь, он, как и все остальные, пытался урвать кусок. Проект маленькой капеллы, крохотного дорического храма, даже реставрация памятника — он и этим готов был удовлетвориться. Проектов он приносил великое множество, это может подтвердить и синьора Рипамонти. Но в комиссию, насколько я знаю, не поступило ни одного.
— В какую комиссию?
— Совет архитекторов, который рассматривает проекты новых памятников или могил на кладбище, собирается раз в месяц. И знаете, где они заседают? В зале бракосочетаний!…
Триберти с достоинством улыбнулся, как бы давая Лелло право всласть похохотать над подобной нелепостью. Но Лелло сохранял полную серьезность.
— А конкуренция большая?
— И не говорите! — Триберти замахал руками. — Эти архитекторы наивно рассчитывают, что им кто-нибудь закажет проект громадного фамильного склепа. Никак не могут понять, что наступили другие времена. Для склепов на кладбище больше нет места. Да и само кладбище наших дедов и прадедов доживает последние дни. Либо будут сооружены компактные, рациональные кладбища в разных концах города, либо… Знаете, я недавно прочитал в «Доменика дель коррьере», что в Америке на больших кладбищах действуют электронно-счетные устройства. Нельзя же и дальше воздвигать памятники из каррарского мрамора — молящихся ангелов или скорбные женские фигуры. По мне, даже ниша — и та чрезмерная роскошь.
— Неужели? — воскликнул Лелло.
— Ничего не поделаешь, — сказал Триберти. — Будущее за кремацией.
Лелло судорожно проглотил слюну и попытался улыбнуться. Но, посмотрев землемеру Триберти в лицо, понял, что тот не шутит.
— А мы здесь, в Турине, должны показать пример, — продолжал Триберти. — Возможности у нас есть, но недостает широты взглядов, способности заглянуть в будущее. Либо крематории, либо бесконечное кладбище — отсюда до самого Раккониджи… О, горе нам!
Лелло уже готов был от всего сердца посочувствовать своему собеседнику, как вдруг заметил, что Триберти смотрит вовсе не на него. Он беспокойно обернулся и увидел за стеклянной дверью тень согнувшегося человечка.
— Они снова тут, — прошептал Триберти.
— Но чего они хотят? — прошептал Лелло.
— Ждут, надеются. Пытаются узнать, нет ли каких перемен, не освободилось ли на кладбище место, кому выделили участок земли, чтобы перехватить заказ на могилу, на памятник, на любую работу. Они являются к клиенту под видом официальных представителей архитектурной мастерской, якобы знающих ходы к Триберти, показывают предварительные проекты, говоря, что они уже одобрены комиссией. Сулят клиенту золотые горы, беспардонно лгут — словом, это самая настоящая ярмарка.
— Вы случайно не встречали среди них некоего Баукьеро? — прошептал Лелло. — Землемера Баукьеро.
Триберти на миг задумался.
— Что-то не припомню, имя незнакомое. Но это ничего не значит, у меня бывает столько людей… К счастью, одни со временем теряют надежду, другие умирают… Этот Баукьеро недавно представил свой проект?
— Не знаю, скорее, давно, — ответил Лелло.
— О, этим занимается синьора Рипамонти. Очень толковая женщина. Я потом все дела передаю ей, иначе я вообще не смог бы работать. Скажу без лишней скромности, тут у нас дел побольше, чем в адресном столе. С нами может сравниться только Управление вывесок и витрин! Посмотрите, — пробормотал он, — посмотрите!
