Валерия Вербинина - Ход Снежной королевы
Не промолвив ни слова, Матильда сделала, как он велел. Губы Армана дрогнули. Он хотел сказать что-то, но голос изменил ему.
– Да, да, да, – почти весело промолвил Ланглуа. – Ты забыл про то, что говорила наша полицейская дама? Сообщник! Вот его-то ты и упустил из виду.
– Черт возьми, – хрипло пробормотал Арман, не сводя с него взгляда. – Ну конечно же! Даже Клер, и та знала, что у Матильды был любовник. А я, глупец, не поверил ей!
– Клер знала? – удивился математик. – Надо же, а ведь мы так тщательно все скрывали. Впрочем, от старой проныры было трудно что-либо утаить.
– Я должен был догадаться, – устало промолвил Арман. Плечи его поникли. – Ты был любовником Матильды, и именно тебе она передарила золотой брелок в форме книжки. Вчера, когда Гийом потерял сознание, ты бросился к тайнику, нацепил плащ и поспешил убить Люсьена. Ты боялся, что не сумеешь добраться до него, если мадам Дюпон будет охранять его, а Матильда… Матильда обеспечивала тебе великолепное алиби.
– Я рад, что ты это понял, – ответил Ланглуа. – А еще больше я рад, что наконец-то рассчитаюсь с тобой за тот удар по голове. Ведь именно ты оглушил меня, чтобы добраться до старого Пино-Лартига, верно?
– Ты прав, – угрюмо сказал Арман, – именно я. И никакого постороннего я там не видел. Я солгал, что видел какую-то тень, и выстрелил в воздух.
– Жан-Поль! – крикнула Матильда, с тревогой оборачиваясь на замок. – Чего ты ждешь, в самом деле? Убей его, и бежим!
– Прощай, Арман, – промолвил математик.
Грянул выстрел. Арман покачнулся и лицом рухнул в снег.
– Скорее, Жан-Поль, скорее! – закричала Матильда, высунувшись из кареты. – Надо бежать!
– Не волнуйся, дорогая, – отозвался Ланглуа, взбираясь на козлы. – Благодаря этому болвану, – он кивнул на неподвижно лежащего на снегу Армана, – у них нет лошадей. Можешь не волноваться: они нас не догонят.
На крыльцо выскочили Амалия, Массильон и жандарм. Ланглуа засвистел и хлестнул лошадей.
– Стойте! – закричала Амалия.
– Прощайте, мадам Дюпон! – насмешливо прокричал Ланглуа, удаляясь.
Ему не следовало говорить так, Амалия выстрелила несколько раз.
– Куда вы стреляете? – крикнул Массильон. – Надо стрелять в кучера!
– Отсюда его не видно, – отмахнулась Амалия.
– Ни в кого не попали? – осведомился Комартен.
– Кажется, нет, – вздохнула молодая женщина. Опустив револьвер, она сделала несколько шагов вперед и наклонилась над каким-то темным пятном на снегу. – Черт возьми, да тут кровь! – проговорила она изменившимся голосом.
– Кровь? – заволновался Массильон. – Что, кого-то ранили?
Амалия и жандарм переглянулись.
– Думаю, Лефера, то есть Аржантея, – буркнула она. – Но где же он?
Учителю фехтования удалось зацепиться за запятки кареты, когда она уезжала. Злоба и горечь душили его. Почти не чувствуя боли, он подтянулся и, повиснув на руках, стал медленно перебираться на верх кареты, которая моталась из стороны в сторону.
– Но! Но! – возбужденно кричал Ланглуа.
Лошади фыркали и потряхивали гривами. Математик был слишком поглощен дорогой, чтобы глядеть куда-то еще, и это погубило его. Улучив удобный момент, Арман бросился на него. С диким криком Ланглуа выпустил вожжи из рук, и лошади, чувствуя, что никто больше не погоняет их, замедлили бег. Ланглуа яростно барахтался, норовя схватить своего врага за горло, но его бывший коллега оказался ловчее – отведя в сторону руку с рапирой, воткнул тонкое лезвие математику в грудь. Ланглуа захрипел и обмяк. Он был мертв.
Карета остановилась. Все кружилось вокруг Армана, рубашка на животе намокла от крови. Он стал слезать с козел, опираясь на рапиру, но не удержался на ногах и упал, взметнув вихрь снега. Небо над головой казалось черным, как запекшаяся кровь, а луна – холодной, как лик мертвеца. Сглотнув, Арман закрыл глаза, а когда вновь открыл их, увидел, что над ним стоит Матильда. В руках у нее была жандармская сабля, которую Реми Комартен забыл в карете.
– Опять ты, – с ожесточением проговорила женщина. – Опять!
Арман попытался собраться с мыслями.
– Матильда, – тихо проговорил он, – я люблю тебя.
– Думаешь, мне нужна твоя любовь? – с еще большим ожесточением спросила мадам Коломбье. – Ты убил его! И что прикажешь мне делать теперь, а?
– Послушай, Матильда, – пробормотал Арман. Пальцы его правой руки все еще сжимали рукоять рапиры. – Я… я согласен простить тебе, что ты хотела убить меня. Я могу простить тебе и не такое, поверь. Мы все еще можем уехать вместе… Если ты захочешь.
– Да с какой стати ты решил, что ты лучше его? – вскипела молодая женщина. – Кто дал тебе право убивать его?
Ее ненависть угнетала. Арман стиснул эфес, и в то же мгновение Матильда обрушила на него жандармскую саблю. С проворством, неожиданным для самого себя, он откатился в сторону, и удар ушел в пустоту.
– Матильда, стой! Умоляю тебя!
Не слушая его, она бросилась вперед, в бешенстве размахивая саблей. Он пытался парировать, уворачивался, но она все била и била, одержимая лишь одним желанием: убить его, расквитаться с ним за все ошибки, которые она совершила по его вине. Силы Армана таяли, он упал на колено, но все же через секунду поднялся. Он знал, что не сможет долго продержаться – раненный, против разъяренной молодой женщины. Внезапно что-то ярко вспыхнуло в его мозгу, и на какое-то мгновение секунды он словно перенесся в свой сон – тот самый, в котором увидел самый лучший фехтовальный прием. Почти машинально, не сознавая, что делает, он повторил удар, своим изяществом превосходящий все остальные, и, услышав сдавленный хрип, в удивлении поднял взгляд. Матильда, выронив саблю, стала медленно опускаться на землю.
– Матильда… – все еще не веря своим глазам, позвал Арман.
Но она не отвечала. Она упала на бок, вытянув одну руку в сторону, и больше не шевелилась.
Арман покачнулся. Рапира, обагренная кровью, выпала из его руки и мягко воткнулась в снег. Из последних сил он сделал шаг к Матильде – своей единственной любви, предавшей его. Но тут окружающий мир словно раскололся на куски, и Арман увидел ясный день, первую в своей жизни гусарскую атаку, потом ее сменило улыбающееся лицо отца, затем вдруг появился одноногий шарманщик, просивший милостыню возле их дома, и снова предстало лицо отца, но уже ужасным багрово-синим следом вокруг шеи, когда он лежал на столе в морге. Картинка сменилась, возник ручеек, убегающий вдаль, по которому уносился сделанный маленьким Фредериком Аржантеем бумажный кораблик. Но вот ручей взметнулся вверх, его воды стали черными, обступили со всех сторон, и тот, кто был на самом деле Фредериком Аржантеем, ушел на его дно, чтобы никогда уже не возвращаться…
Когда Амалия, Массильон и жандарм добрались до кареты, завязшей в снегу, возле нее оставались лишь три бездыханных тела. Арман Лефер лежал на спине, положив руку на грудь. Взор его был устремлен прямо в небо, и Реми Комартен, поколебавшись, закрыл своему спавшему однополчанину глаза.
– Это он их убил? – спросил актер.
Амалия кивнула.
– Его же ранили в живот, – пробормотал потрясенный Реми. – Как же он мог? С такой раной…
– Эликсир, – мрачно отозвалась Амалия.
– Что? – переспросил Реми.
Но Амалия ничего не ответила.
Эпилог
Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
В общем, все так и было: Амалия разделила эликсир жизни на три части и дала его мне, моей маме и Гийому. Мама через несколько минут пришла в себя, у Гийома хлынула кровь из носа, а у меня рана срослась прямо на глазах, так что я смог встать на ноги. И даже противный доктор Виньере был потрясен и заявил, что ничего подобного он никогда прежде не видел. В пузырьке, по правде говоря, почти ничего не осталось, но Амалия все-таки отдала ему флакон. Может, когда-нибудь доктор и сумеет установить состав находившегося в нем чудо-средства, да только я сильно сомневаюсь, что ему это удастся. Все-таки он не алхимик, вы понимаете меня?
А сама Амалия отправилась разоблачать преступников. Их оказалось трое: Ланглуа, Матильда – не зря она никогда мне не нравилась! – и мой учитель фехтования. Потом была перестрелка, погоня и много чего еще, но для нас все окончилось благополучно, а в жизни, по-моему, это самое главное. Да и в романе – тоже. Только вот Армана мне было жаль, хоть он и оказался Фредериком Аржантеем. Амалия сказала, что с самого начала думала на него, но почему – не ответила. Наверное, из-за полицейской привычки к секретности. А на следующий день Реми Комартен, деревенский жандарм, нашел в углу сада еще один труп, зарытый в снег. И на сей раз мертвецом оказался Брюс Кэмпбелл.
– Значит, вот почему Матильда и Ланглуа перешли к активным действиям, – вздохнула Амалия, глядя на тело. – Он все-таки сумел доползти до Иссервиля, а они решили, что его смертельно ранил Арман. Помнишь, когда он «нашел» Ланглуа, которого сам же и оглушил, он притворился, что кого-то увидел и выстрелил в него. Потом люди осматривали дом и сад в поисках следов, и, должно быть, Матильде или Ланглуа удалось обнаружить мертвого Кэмпбелла. Наверное, они были здорово разочарованы – ведь они не сомневались, что он и есть Аржантей и что между делом он расчистит им дорогу к наследству. Ну, а поразмыслив, сообщники сочли, что никому знать о его смерти вовсе не обязательно и что они могут с успехом продолжить его начинание. Да, вот теперь мне все понятно.
