Валерия Вербинина - Письма императора
Обзор книги Валерия Вербинина - Письма императора
Валерия Вербинина
Письма императора
Пролог
Он бежал.
Перепрыгивая через две ступеньки, он слетел с лестницы. Входная дверь была заперта, но Франсуа было нелегко смутить подобными мелочами. Вскочив на подоконник, он локтем выбил стекло и, кое-как выбравшись наружу, спрыгнул в сад.
– Держи его!
Мимо – бледные силуэты томных статуй, мимо – почти черные в сумерках деревья, похожие на застывших драконов. Откуда-то издалека донесся лай собак, и Франсуа похолодел.
– Держи его, Этьен! Он бежит к ограде!
Но Франсуа уже сидел на ограде верхом. Перекинув через нее вторую ногу, он скользнул на улицу, на которой в этот поздний час почти не было фиакров.
– Держи, держи, уйдет!
Сердце колотится, как бешеное, в висках молотом стучит кровь, дыхание со свистом вырывается изо рта. В голове – только одна мысль: бежать! бежать! бежать!
– Держи-и-и!
К воплям возмущенной прислуги присоединяется полицейский свисток, который заливается соловьиной трелью. На перекрестке ему отвечает другой. Ах, что за невезение!
Франсуа выскочил на перекресток, боднул полицейского, который пытался его остановить, и что есть духу понесся дальше.
– Стой! Стой, мерзавец!
Еще один полицейский, на ходу доставая пистолет, кинулся наперерез Франсуа. Но тот легко увернулся и, чтобы отвязаться от преследователей, нырнул в узкую темную улочку, освещенную одним-единственным газовым фонарем. Сзади доносился топот чьих-то ног, и этот топот с каждым мгновением становился все ближе.
Куда теперь, Франсуа?
Кот, почти неразличимый во мраке, с возмущенным воплем шмыгнул из-под ног бегущего. Франсуа чертыхнулся, споткнувшись, но уже в следующее мгновение побежал дальше. Он задыхался и держался рукой за бок, в котором отчаянно кололо. Впереди уходила во тьму улица, казавшаяся бесконечной, а справа смутно белела стена какого-то особняка. Это был изящный, пожалуй, даже аристократический дом, стоявший здесь не один век, и Франсуа, мгновенно приняв решение, бросился к нему. Нащупав в кармане связку отмычек, он с облегчением перевел дух.
Замок поддался почти сразу, и Франсуа уже находился внутри, когда преследователи поравнялись с особняком. Мысленно он воздал богу хвалу за то, что дверь затворилась без всякого скрипа, и подумал: «Еще какое-то время они будут прочесывать улицы, а когда поймут, что я ускользнул, им ничего не останется, кроме как вернуться восвояси несолоно хлебавши. Во всяком случае, им никогда даже в голову не придет искать меня здесь».
Франсуа немного расслабился. Вытерев пот со лба, он стал осматривать убранство особняка. Все предметы находились на своих местах, но у висящих на стенах портретов был какой-то кислый вид, и Франсуа поневоле заключил, что в этом красивом доме давно живут чужие люди. Если, конечно, здесь вообще кто-то живет. Ведь сейчас лето, и многие предпочитают это время проводить на водах или на юге…
Тут ему в голову пришла другая мысль – а нельзя ли тут чем-нибудь поживиться? Конечно, это не такой богатый дом, как у герцогини де Лотреамон, но все-таки… Прислуги нигде не видать, и вообще, грех отказываться от того, что само плывет тебе в руки.
Успокоив себя этим рассуждением, он осторожно зажег лампу и двинулся вверх по огромной лестнице, отделанной розоватым мрамором. По пути Франсуа настороженно прислушивался, не раздастся ли в недрах дома какой-нибудь подозрительный шум, свидетельствующий о том, что в нем находятся люди. Однако его чуткий слух не смог различить ничего, кроме потрескивания масла в лампе да писка мышей где-то за стеной.
«Похоже, что и впрямь никого… Однако и везет же мне!»
Приободрившись, он принялся обследовать комнаты. В первых трех не обнаружилось ничего, достойного его внимания, зато в четвертой он сразу же заприметил на комоде старинную фарфоровую вазу, а на столе – красивый золотой медальон.
Франсуа положил на стол увесистый сверток, который он все время держал в левой руке, поставил лампу и осторожно открыл медальон. Внутри оказалось изображение младенца – голубоглазого, пухлощекого, с вьющимися белокурыми волосиками. Франсуа с умилением посмотрел на него, мысленно прикинул про себя стоимость медальона и умилился еще больше. Захлопнув медальон, он уже собирался сунуть его себе в карман, когда случайно заметил на плитах пола, сбоку от себя, какую-то тень, которой секунду назад там не было. Готовый ко всему, Франсуа резко обернулся – и слова замерли у него на губах.
Перед ним, заложив руки за спину, стояла прехорошенькая особа лет двадцати, не более. Ее белокурые волосы были распущены по плечам, а карие глаза, в которых нет-нет да вспыхивали золотистые искры, с любопытством смотрели на ночного гостя. Если добавить, что на особе не было ровным счетом ничего, кроме расшитой ночной сорочки, то станет ясно, отчего Франсуа потерял дар речи.
– Здравствуйте, сударь, – нежно проворковала она.
Франсуа побледнел и сглотнул слюну.
– А… э… Здравствуйте, сударыня, – промямлил он.
В сущности, ему следовало не говорить, а действовать. Потому что в следующее мгновение воздушное видение извлекло из-за спины правую руку, и оказалось, что оно держит в ней ту самую увесистую фарфоровую вазу, которая до сего мгновения мирно стояла на комоде.
Должно быть, в Париже внезапно произошло землетрясение. Весьма возможно также, что на Европу ни с того ни с сего обрушился гигантский ураган. Или какой-нибудь не в меру игривой комете пришла в голову мысль лягнуть нашу многострадальную Землю, после чего та сошла со своей орбиты и город Париж съехал к Северному полюсу. По крайней мере, у Франсуа не было других объяснений тому странному факту, что потолок вдруг обвалился на него, а стены накренились и заплясали в каком-то диком танце. Последнее, что он помнил, было склонившееся над ним лицо чаровницы и золотистые огонечки в ее глазах, после чего Франсуа окончательно провалился в блаженное небытие.
Часть I
Девушка с золотыми глазами
Глава 1
– Ваше превосходительство, к вам баронесса Корф.
Начальник российской секретной службы Багратионов поднял голову от письма, которое читал, и с любопытством поглядел на слугу.
– Уже? Хорошо, проси.
Большие старинные часы пробили три раза и начали играть гавот, когда баронесса Амалия Корф вошла в кабинет. «Однако она пунктуальна», – с невольным уважением подумал Багратионов. Он отложил письмо в сторону и поднялся из-за стола.
Камергер Багратионов заступил на должность начальника особой службы всего два года тому назад, сразу же после трагической гибели императора Александра Освободителя. С баронессой Корф, которую тогда звали Амалией Тамариной, ему еще не приходилось сталкиваться, потому что примерно в то же время, после блестяще выполненной миссии, Амалия покинула особое ведомство и вышла замуж, сделав весьма удачную партию. Однако весной 1883 года обстоятельства, по-видимому, переменились, потому что баронесса подала прошение о зачислении ее обратно в службу, несмотря на то, что у нее имелись муж и маленький ребенок. Все это весьма интриговало камергера.
«Либо она отчаянная авантюристка, либо просто неуемная взбалмошная особа», – решил Петр Петрович, узнав о прошении. Однако за прошением последовало еще одно послание, и оно было подписано таким высоким лицом, с мнением которого почтенный камергер никак не мог не считаться. Именно поэтому он и назначил сегодня баронессе встречу в три часа пополудни.
Петр Петрович поцеловал даме ручку, рассыпаясь в галантных комплиментах, а сам тем временем не переставал ломать голову над тем, что же собой представляет загадочная баронесса Корф. Для авантюристки у нее слишком усталые глаза, а для взбалмошной особы – слишком безмятежное лицо. Поняв, что ему никак не удается подыскать для нее подходящее определение, он решил начать с самого начала.
«Молодая. Лет двадцати? Да, пожалуй, что так. Красивая. Очень красивая, – поправил он себя. – Белокурые волосы, черные брови – скорее всего, полячка или отчасти полячка… Рот с четко очерченными уголочками, наводящими на мысль о решительности. Глаза карие, обыкновенные…»
Но тут в «обыкновенных» глазах полыхнули совершенно необыкновенные искорки, и Багратионов, что с ним случалось нечасто, смешался. Ну, конечно, собеседница догадалась, что он пытается ее раскусить! А она, кстати, занималась тем же самым в отношении его самого.
«Багратионов Петр Петрович, камергер, тайный советник и кавалер Белого Орла, – перебирала в уме известное Амалия. – Еще не старый – около сорока пяти, наверное. Очень любезен, манеры располагающие, лицо добродушное, даже, может быть, простоватое, но это впечатление наверняка обманчиво. Чрезвычайно некрасив. О таких моя горничная Дашенька говорит: «Страшен до блеска», но, в конце концов, он же начальник тайной службы, а не jeune premier[1] в театре… Интересно, что он обо мне думает?»
