Татьяна Устинова - Первое правило королевы
На вечер она получила несколько приглашений — от Юдашкина, из «Новой оперы», еще откуда-то. Были билеты в «Современник» — два, — и Инна так расстроилась, увидав эти два билета, что решила ни за что не ходить. Ну не с кем ей идти, ну и что?! Пошла бы с Ариной, но у той на работе созвали срочное совещание, и вообще ее муж не любил, когда она задерживалась слишком уж допоздна.
У Арины есть муж, а у Инны нет.
Как быстро и необратимо все изменилось. Прошло около пяти месяцев, а ей кажется, что целая жизнь. Даже если бы бывший муж немедленно, прямо сейчас, вот прямо на стоянку перед Большим театром приполз на коленях, умоляя о прощении и заодно посыпая голову пеплом, Инна, ласково улыбаясь, отправила бы его обратно в новую — теперь уже старую — «счастливую семейную» жизнь.
Оказывается, муж так же мало значил в ее жизни, как вон тот воробей, что весело купается в искристой луже — сейчас бодро зачирикает, встопорщит крылья и махнет на лавочку, драться с сородичами за раскрошенную булку из «Макдоналдса». Какое ей, Инне, дело до этого воробья? Если бы он подлетел к ней, а у нее была бы булка, она бы ему покрошила, а раз нет — извини, пожалуйста.
Оказывается, единственный человек, до которого ей по-настоящему есть дело, — это нынешний губернатор Белоярского края. Который не делает никаких предложений дважды. Который спас ей жизнь и, пожалуй, карьеру. Который ничего не боится, и рядом с ним она на самом деле чувствовала себя защищенной.
Которого никогда больше не будет в ее жизни.
Инна шла по оттаявшему асфальту. Он искрился так, словно ночью в него закатали все существующие в мире бриллианты. Цокали каблучки, развевалась пола легкой шубы, и Маринина под мышкой придавала ей уверенности в себе.
«Как же так, — цокали каблуки, — как же так»…
Осип издалека помахал ей рукой — бдительный, верный, славный Осип, которого она чуть было не заподозрила в измене.
— Ты чего печальная такая, Инна Васильна? Смотри, какой день чудесный!
— Чудесный, — согласилась Инна.
— А чего печальная?..
— Нет, ничего, Осип Савельич.
— Я тебе газет купил. Вон, сзади. «Коммерсант», «Комсомолец», «Деньги», все как просила.
— Спасибо.
— Свекровь твоя звонила.
— Тебе?!
— Ну да, — невозмутимо согласился Осип, выруливая со стоянки, — у тебя телефон чего-то там не отвечал. Сказала, во сколько в воскресенье приезжать.
Инна промолчала.
— А я так рад, что мы в Москву вернулись, — признался Осип и посмотрел на нее в зеркало заднего вида. — Так рад.
Инна улыбнулась.
— Ну что, Осип Савельич? Есть в жизни справедливость?
Осип немного посопел — согласно. В данный момент в его жизни были гармония и справедливость.
— Не поедем больше в Белоярск?
Он еще посопел немного.
— Ну, если ты поедешь, так и я тоже, куда ж я без тебя… А в Москве все равно лучше.
Кому как, подумала Инна.
Конечно, это очень глупо, слишком похоже на большую литературу и слишком по-девчоночьи, но она вдруг моментально решила, что, если бы Ястребов Александр Петрович решил стать губернатором побережья моря Лаптевых и позвал бы ее с собой, она сию же минуту поехала бы в аэропорт и улетела на море Лаптевых.
Если бы позвал. Но ведь ни за что не позовет — чертов гордец и упрямец.
Или она просто ему не нужна. Так ведь тоже бывает, очень часто.
Машина пролетела набережную, повернула, ласточкой вспорхнула на мост и влилась в бурный поток Садового кольца.
В кармане Инниной шубы завозился и задрожал мобильный телефон, настроенный на режим вибрации. Инна вытащила его из кармана и посмотрела в окошечко. Номер не определился, и это показалось ей странным.
— Да.
«Нокия» пискнула и разразилась короткими гудками.
Инна отняла ее от уха и большим пальцем погладила теплый пластик. Впереди замаячил тоннель. Осип коротко взглянул на нее в зеркало.
«Нокия» опять затряслась. Инна посмотрела на нее, подождала и нажала кнопку.
— Да.
Тишина. Тоннель был уже совсем рядом. Машины рядами уходили в его пасть, как в преисподнюю.
— Да! Кто это?..
— Инна?..
Она чуть не уронила трубку.
Он не стал бы звонить ей. Он не знает номера ее мобильного телефона. Если она понадобилась ему, ее разыскал бы помощник.
— Инна, ты слышишь меня?..
До тоннеля оставалось чуть-чуть. В тоннеле связь оборвется, так уж она устроена. Связь оборвется, и он не перезвонит, и Инна больше никогда его не услышит, и не узнает, зачем он ей звонит, и решит, что просто ослышалась, просто ей так показалось, потому что она думает о нем день и ночь!
Ни свернуть, ни отъехать, ни остановиться.
Как остановишься в потоке?!
Наверное, что-то отразилось на ее лице, потому что Осип вдруг нажал на тормоз так, что она повалилась лицом вперед, в обшивку переднего кресла, и, нашарив рукой, включил аварийную сигнализацию.
Сзади завопили машины, но Осип и ухом не повел.
До тоннеля не осталось почти ничего.
— Инна, ты слышишь меня?..
— Да.
— Ты… не узнаешь меня?
— Узнаю.
Господи, разве она может его не узнать!..
— Инна Васильна, что с тобой? — негромко спросил Осип. Она затрясла головой, стараясь медленно дышать, и руки вдруг сильно замерзли в теплой машине, полной весеннего агрессивного солнца и запаха нагретой синтетики.
С другой стороны огромной и бестолковой державы Александр Ястребов, один на пустой вечерней дороге, тоже пошарил рукой, включил аварийную сигнализацию и съехал на обочину, утонув колесами в снегу.
Он не думал, что будет так трудно.
— Инна, мне нужно с тобой поговорить. Ты можешь?
— Могу.
Что он станет ей говорить? Что замучился без нее?
Что «больше так продолжаться не может» или еще какие-нибудь идиотские книжные фразы? Что жизнь не удалась? Что он не справится дальше один — ни с собой, ни с работой, ни с чем?..
Он нажал кнопку, и стекло с тихим скрипом поехало вниз, и мороз дохнул в горящее лицо.
— Инка, я хочу, чтобы ты вернулась в Белоярск.
Молчание в несколько тысяч километров представилось ему, как в кино, — сначала тайга, тайга и снег, потом горы, потом города, потом равнины, потом поля и деревни, потом леса, и опять города и поля, только уже без снега, и огромный город, распираемый людьми и машинами, ревущее шоссе, грохочущее метро, город, закатанный в асфальт и камень, и среди всего этого — она с телефонной трубкой в руках.
Сейчас от этой чертовой трубки зависит все.
— Инна, ты слышишь меня?
— Да.
— Возвращайся.
— Зачем?..
Что-то затрещало, словно порвалось, связь почти сорвалась на хрип, и он перепугался, что не договорит:
— Инна!
— Да!
Она тоже перепугалась, выскочила из «Вольво», чуть не угодив под проходящую мимо машину, которая неистово засигналила и облила ее водой из-под колеса, а Осип закричал страшным голосом:
— Инна Васильевна, вернись!..
— Инна, ты слышишь меня?! Я прошу тебя, приезжай! У меня ничего без тебя не получается!
— Что у тебя не получается?
Машины уже не сигналили, а выли так, что Ястребов слышал этот вой на своей стороне державы, но она не обращала на них внимания.
Он сказал первое, что пришло в голову:
— Работа. Ты же специалист, ты во всех делах разбираешься в сто раз лучше, чем я. Помоги мне, пожалуйста, а?
Она выдохнула и посмотрела на темные потеки, залившие светлую шубу.
Вот оно в чем дело. В делах.
— В качестве кого?
— Что?..
— В качестве кого я буду тебе помогать?
Он не ожидал ничего подобного. О чем она спрашивает? О должности?.. О ранге?..
— В качестве… первого зама, — пробормотал он растерянно. — Моего. Моего первого зама.
И опять в трубке что-то затрещало, как будто засмеялось ехидно.
Нет. Она все поняла неправильно — и про него, и про себя. Еще утром она ни за что не поверила бы, если кто-нибудь бы сказал ей, что сегодня днем перед въездом в тоннель Ястребов предложит ей должность первого заместителя губернатора.
А сейчас она никак не могла поверить в то, что собиралась сделать — отказаться.
— Инна?
— Да. Я здесь.
— Таких предложений не делают дважды, — вдруг сказал он, и она словно увидела, как он улыбнулся, — а я почему-то делаю, и уже во второй раз. Помнишь, однажды я уже предлагал тебе… себя и свою команду.
— Ты не предлагал себя.
— Что?!..
— Ничего, — проскрежетала она.
— Соглашайся, — попросил он, — давай. Пожалуйста.
— Почему?..
— Что — почему?
— Почему ты мне опять предлагаешь, если таких предложений не делают дважды?
Он помолчал. Все-таки она заставит его это сказать, чертова баба, без которой у него никак не получалось жить!..
— Потому что я тебя люблю, черт тебя побери, — выговорил он отчетливо. — Это я тоже должен повторить дважды?
