Анна и Сергей Литвиновы - Вспомнить будущее
Я подняла на уровень груди табличку. Он увидел, просиял и, я думаю, сразу понял, что я не просто шофер или курьер – не стоит недооценивать интеллектуальный уровень своих противников. Шоферши не носят таких сумочек, как я, таких туфель и камешков в ушках.
– Здравствуйте, – сказал мне господин Герхард Шмидт на чисто русском языке. Видимо, легенда, под которой он жил, оправдывала его знание великого и могучего.
– Добро пожаловать в Москву, – поприветствовала я его.
Нетребин не отдал мне своей сумки, хоть я и дернулась ее забрать, и вообще, встретив меня, немедленно приосанился и как бы даже помолодел. Старички определенного сорта – те, кто в былые времена не пропускал ни одной юбки – обычно при виде меня взбадривались, словно им кто-то невидимый делал инъекцию того лекарства бодрости, над которым Юрий Степанович некогда работал.
За незатейливым разговором: «Как долетели? Как погода?» – мы дошлепали до парковки.
Я думаю, Юрий Степанович по достоинству оценил мой «Туарег». Жителей тесной Европы особо впечатляет обилие джипов и других авто класса люкс на грязных и разбитых российских дорогах. Он с удовольствием забрался на переднее пассажирское сиденье, и мы вырулили с многоярусной стоянки.
От Нетребина-старшего попахивало чем-то затхлым. Примерно так же, но в своем роде, несло под конец жизни от моей бабули. То был запах старости.
Однако времени на то, чтобы рефлексировать и рассусоливать, у меня было немного, на все про все полтора дня: познакомиться, очаровать, выманить. И – покарать.
И поэтому я сразу взяла быка за рога:
– Я была заместителем Михаила Юрьевича. Я очень его любила, – сказала я со значением и выдержала паузу, чтобы он слегка переварил и осознал смысл моих слов о любви к его сыну. – Поэтому я решила сама встретить вас и сопровождать.
– Данке шен, – пробормотал старикан.
– Его супруга, – я постаралась вложить максимальное количество яда в слово «супруга», – очень взбудоражена смертью Миши. Она даже наняла специально частного детектива, который пытается выяснить, кто убийца. Вы же знаете, на полицию у нас в России надежд мало. Но от нанятого ею Шерлока Холмса – он совсем юный человечек и безо всякого опыта – тоже, насколько я понимаю, оказалось мало толка. В общем, убийца Миши до сих пор разгуливает на свободе, неузнанный и пока безнаказанный.
Юрий Степанович ехал молча и только вертел головой, разглядывая наших соседей по трафику и пейзажи по обеим сторонам Ленинградского шоссе. Интересно, если бы он знал, как переменится Россия за истекшие четверть века и каким бурными, богатыми на возможности окажутся эти времена, убежал бы он отсюда в перестроечном восемьдесят восьмом в подернутое ряской, стоячее европейское болото? Мне хотелось спросить: «Может, вы б лучше тогда остались – а, дедуля? И не потребовалось бы губить моих родителей?» Но ни о чем подобном я вопрошать не стала – зато мысли о безвременно погибших папе с мамой придали мне и силы, и злости.
– У меня с Мишей были особые отношения, – промолвила я. – Он вам рассказывал обо мне?
– Н-нет, – слегка изумленно откликнулся Нетребин-отец.
– А мне он о вас рассказывал, – загадочно обронила я.
– Что же, интересно? – полюбопытствовал мой пассажир.
– Вы ведь не просто его деловой партнер, не правда ли?
– А кто же я тогда, по-вашему? – насторожился Нетребин.
– Вы много помогали ему, и порой совершенно бескорыстно. Насколько я знаю, Миша только благодаря вам выучился за границей.
– Да, это так, – с важностью кивнул мой спутник.
Довольно быстро мы достигли Москвы и пересекли МКАД. Навстречу нам, на мосту, в шесть рядов пыхтела пробка.
– Вы помогали становлению его бизнеса, – продолжила я петь старичку дифирамбы, – и вы, во многом, наставляли, обучали Мишу, поддерживали его. Вы столько сделали для него, – пылко проговорила я, – что и родной отец столько не сделает!
При слове «отец» Нетребин явственно вздрогнул.
– И, вы знаете, – продолжала я с напором, – вы настолько похожи на него, вы так мне его напоминаете, что я, кажется, знаю, почему вы были с ним так ментально близки! Боже мой, герр Шмидт, да вы ведь, как он! Лишь слегка добавилось морщинок и седых волос – а в остальном, будто Миша снова вернулся ко мне! Вы знаете, я так его любила, и мне так его не хватает, что я готова говорить о Мишеньке буквально часами. И мне почему-то кажется, что в вашем лице я найду благодарного слушателя.
Я балансировала на тонкой грани: «я знаю, что вы знаете, что я знаю». Вроде бы я не утверждаю, что он отец, нет, я лишь давала понять, что я вроде бы знаю его тайну – а может, и нет. Нетребину-старшему некуда было деться из моей машины, и ему пришлось слушать и постепенно привыкать к мысли, что мне все известно.
А мы тем временем домчались уже до Третьего кольца и повернули налево. Здесь, как я и рассчитывала, началась тягучая пробка – чего еще ждать от Москвы в половине седьмого вечера!
– А во сколько состоятся похороны? – вклинился со своим вопросом Нетребин. – Будет ли отпевание?
– Наш Миша не был воцерковлен, – покачала я головой, – поэтому отпевания не предусмотрено. Похороны будут на Богородском кладбище. До того состоится формальная гражданская панихида – завтра, в морге медицинского института на Сеченова. Потом автобусы отвезут всех на кладбище, затем поминки в ресторане «Северный витязь». Я за вами заеду в гостиницу завтра, в девять, и мы отправимся вместе.
– Мне так неловко, что вы столько беспокоитесь.
– Ну что вы, мне очень, очень приятно сделать хотя бы малость для человека, к которому мой Миша был настолько близок.
И вдруг он спросил, весьма резко – я узнала бывшего доктора наук и профессора, которому, по должности, – пальца в рот не клади.
– Почему вы все стараетесь подчеркнуть мои особые с Михаилом отношения? Намекаете чуть ли не на какое-то мое с ним родство?
Алексей Данилов
Когда я прибыл в Шереметьево, внутренний мой голос стал отчего-то нашептывать мне: постой, не торопись, оглянись, будь осторожен. Долгий опыт свидетельствовал, что к подсказкам моего второго, темного, подсознательного «я» следует относиться внимательно. В конце концов именно благодаря ему я обычно и денежки зарабатываю. Поэтому я умерил пыл и с крытой стоянки по направлению к выходу из таможенной зоны шел чуть ли не как резидент на встречу с особо ценным агентом: постоянно держа в уме всех персон и все автомобили окрест. Ничего подозрительного или виденного ранее не было, однако я все равно не стал немедленно присоединяться к толпе встречающих, а решил переждать несколько минут в кафе рядом. Тем более самолет только что приземлился, и нужно было время, чтобы герр Шмидт прошел паспортный контроль и таможню.
И тут я понял, почему бунтовало мое второе «я» и как правильно я поступил, что решил маленько обождать. Потому что в толпу встречающих ввинтилась собственной персоной Микаэла Евдокимовна Сулимова. В руках она держала табличку с именем Шмидта – вероятно, того самого. Разумеется, не было ничего криминального, когда б она вдруг повстречала здесь, в аэропорту, меня. Мало ли что может делать столичный яппи в международном аэропорту родной Белокаменной! Но бороться с нею за почетное право отвезти Нетребина-старшего в отель мне совершенно не улыбалось. Я охотно готов был уступить эту позицию Микаэле.
А сам я постарался стать как можно менее заметным. Я нечасто прибегал к подобного рода трюку – но владеют им в принципе многие. Кроме экстрасенсов, еще профессиональные разведчики и топтуны. Ты вроде бы здесь, на месте – однако мысленно будто натягиваешь на себя шапку-невидимку. И (проверено) становишься практически не виден для окружающих. Тебя просто перестают замечать. Усилием воли ты как бы сливаешься с окружающим пейзажем.
Со своего наблюдательного пункта я видел, как Микаэла встретила седого господина с дорожной сумкой. Она попыталась взять у него багаж, но он не отдал и даже приосанился. Оба отправились по направлению к стоянке. Я пошел следом. Мне надо было успеть проследить, на чем они уедут, и поспешить за ними. Я не мог знать, что Микаэла замышляет, но полагал, что ничего хорошего от нее герру Шмидту ждать не приходилось.
Мне помогло, что женщина шла не спеша, приноравливаясь к старчески неторопливым движениям Нетребина. Я увидел, как она грузит его сумку в багажник стального «Туарега», запаркованного на втором уровне, а сам бросился к своей машине на уровень третий. В итоге за шлагбаум я успел выехать очень грамотно: через две машины за Микаэлой.
Мой опыт наружного наблюдения не простирался далее советской черно-белой шпионской классики: «Семнадцати мгновений весны» и «Мертвого сезона». Я понимал, что проколоться легко, и потому продолжал играть в игру «невидимка», распространяя вокруг своего лимузина биополе незаметности. Впрочем, моя машина, черная «Вольво», и без того сливалась с московским трафиком.
