Светлана Алешина - Африканские страсти (сборник)
— А какая женщина? — встрепенулась Лариса.
— Ну какая, обычная. Вот только старовата она для него. Возраст-то уже у нее не молоденький. Хотя, — махнула она рукой, — сейчас нравы-то какие, сами знаете. Все перепуталось, ничего не поймешь. То ли муж с женой, то ли мама с сынком, то ли папа с дочкой, — сокрушенно вздохнула она.
Все это время Галина Семеновна неодобрительно посматривала в сторону соседки и участия в разговоре не принимала. Ей, похоже, было все равно, лишь бы побыстрей все убрались и дали спокойно заниматься своими дачными делами.
— А вот, посмотрите, — Карташов достал фотографию Горецкой, — эту женщину вы здесь не видели?
Марья Васильевна взяла фотографию и поднесла ее поближе к глазам. Рассматривала она ее достаточно долго.
— Н-нет, — протянула она как-то неуверенно, — кажется, не видела.
— Вы посмотрите внимательнее, — настаивал Карташов. — Может быть, прическа у нее была другая или макияж.
Марья Васильевна наморщила лоб и стала снова изучать глазами фотографию. Пауза затянулась. Олег нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но поторопить не решался.
— Вроде бы как похожа она на ту, которая сюда приходила, — наконец заговорила старушка. — Но точно утверждать не могу. Та блондинка была, а эта вон темная какая-то.
— А вы представьте ее со светлыми волосами, — перебил ее следователь.
— Ну, может быть, и она, — снова неуверенно произнесла Марья Васильевна. — Вроде похожа.
— Так кажется или она? — немного резковато насел на бабульку Карташов. — Узнать сможете, если что?
— Нет, узнать не могу, — категорично вдруг отрезала Марья Васильевна. — Да и идти мне надо. И так вон как задержалась! А у меня еще не сварено ничего.
И старушка направилась в сторону двери.
— Так ведь и весь день можно проболтать! — продолжала ворчать она.
— Вы отказываетесь нам помочь? — повысил голос Карташов.
— Не знаю я ничего, не знаю… — Марья Васильевна взялась за ручку двери. — Приведите мне ту блондинку, тогда я скажу, а так — не знаю… Семеновна, давай выпускай меня отсюда!
Галина Семеновна, с неприязнью окинув взглядом своих непрошеных гостей, отперла дверь и выпустила соседку на лестничную площадку. Она явно намекала Ларисе и Карташову, что им тоже пора уходить.
— Еще один момент, — подняла вверх палец Лариса, — можно еще раз заглянуть в комнату Андрэ?
— Пожалуйста, — не скрывая своего недовольства, буркнула хозяйка.
Лариса прошла в комнату и осмотрелась вокруг. Что хотела здесь увидеть, она, пожалуй, объяснить не могла. Просто захотелось осмотреть вещи. Порой они говорят гораздо больше о своих хозяевах, чем что-либо еще.
— А книги эти ваши? — спросила она у хозяйки, подходя к книжной полке.
Галина Семеновна, мельком взглянув на полку, тут же ответила:
— Почти все мои. Но вот этих, — указывая на книги русских классиков, — у меня не было.
«Наверняка квартирант что-то читал», — подумала Лариса и заглянула под подушку. У нее самой была такая привычка — класть книги в это самое место.
И она обнаружила на простынке небольшую книжицу. Лариса подняла ее и прочитала имя автора: Антон Неводов. Это был сборник стихов. Причем автор ей был совершенно неизвестен.
— Что-нибудь нашла? — подошел к ней Карташов.
— Да вот, — рассеянно перелистывая страницы, показала она ему книжку. — Кстати, очень сентиментальные стихи, — и, открыв наиболее истрепанную страницу, она продекламировала четверостишье:
Мамина косынка легкая из газа,
И твоя слезинка заискрилась разом.
Улетела птицей легкая косынка,
На ладони нежной белая снежинка.
Следователь Карташов, понимавший, видимо, в поэзии так же, как студент театрального училища в токарных станках, кивнул в знак согласия.
— Кстати, судя по истрепанной странице, они Андрэ очень нравились. И странным мне кажется все это, — задумчиво заметила Лариса.
Хозяйка тем временем совсем приуныла и решила, наверное, что ее «гости» никогда уже не уйдут. Заметив это и еще раз оглядев все вокруг, Карташов кивнул Ларисе на дверь, показывая таким образом, что им пора. Она встала и направилась к выходу.
— Комнату я пока вынужден опечатать, — обратился Карташов к Галине Семеновне.
И, опережая ее протест, тут же добавил:
— Это ненадолго. До выяснений всех обстоятельств дела. А то, может, родственники какие найдутся…
— Какие уж тут родственники! — совершенно расстроенно заметила хозяйка.
И, махнув рукой, ушла на кухню, вероятно, для того, чтобы не видеть подобного вандализма по отношению к ее жилплощади.
Карташов повесил пломбу на дверь комнаты, и они с Ларисой поспешили на выход.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил следователь.
— Пока еще не знаю, но… Опять Горецкая… — Лариса посмотрела на Карташова цепким взглядом.
— Да мало ли что она могла тут делать! Может быть, в роль входила, — отмахнулся Карташов.
— Я понимаю: Горецкая — жена депутата, пусть и местного масштаба. Кому охота связываться. Тем более вызывать на допрос, — в интонации Ларисы послышалось ехидство.
— На какой допрос? — возмутился Карташов. — Ты что?! В качестве кого я ее вызову? Свидетельница? Обвиняемая? Нет, — он сделал категоричный жест рукой. — Пока не будет фактов, я не имею права.
— Просто боишься, — спокойно констатировала Лариса.
Олег промолчал, только каким-то раздраженным жестом открыл подъездную дверь.
— Хорошо, — вздохнула Лариса, подходя к своей машине. — Значит, право буду иметь я.
Карташов неодобрительно посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но промолчал и только вздохнул.
— Ладно, мне в отделение пора. У меня еще куча дел.
— Тебя подвезти?
— Нет, спасибо, мне тут рядышком. Поговорить кое с кем надо.
— Как хочешь. Я поехала, — пожала плечами Котова.
— Ты звони, если что, — напоследок кинул Олег.
— Ты тоже.
* * *Роль Горецкой, безусловно, во всей этой истории Ларисе очень не нравилась. Но, кроме подозрений, причем довольно смутных, у нее ничего не было. Может быть, актриса действительно вживалась в роль. Вроде бы в драмтеатре готовилась постановка «Отелло». Дездемону должна была играть именно Горецкая. А может, Андрэ вообще был ее любовником…
Стоп! А вот это, между прочим, не так уж и безобидно. Если они действительно были любовниками, то мог иметь место обычный шантаж. У мужа предвыборная гонка, а жена… Экзотика — она, конечно, хороша, но в разумных пределах. Ко времени, к месту и к обстоятельствам.
Лариса уже подъехала к «Чайке» и, не переставая размышлять, медленно вышла из машины и направилась внутрь ресторана.
Зайдя в свой кабинет, она тут же набрала номер кассы театра. Усталый женский голос ей ответил, что премьера «Отелло» состоится сегодня. Голос также порекомендовал сходить на эту премьеру, но одновременно предупредил, что билетов нет.
«Зачем же тогда рекомендуете?» — чуть не выкрикнула в трубку Лариса, но вовремя сдержалась. Она лишь вежливо поинтересовалась:
— А Горецкая будет играть?
— Конечно, — тут же заверили на том конце провода. — У нее роль Дездемоны. Прекрасная партия! В роли Отелло — Якушев. Такой чудесный дуэт!
Кассирша, похоже, села на своего любимого конька и начала распространяться по поводу местных звезд на всю катушку. Лариса поспешила поблагодарить за информацию и повесила трубку. Отсутствие билетов ее не пугало, а в том, что пойти на спектакль необходимо, она уже не сомневалась. Позвав Степаныча, она попросила его достать билеты, и он, понимающе кивнув, тут же исчез.
У господина Городова везде были «свои» люди, и в этом ему не было равных. Даже Лариса с ее деньгами порой не могла решить какой-то вопрос без него. И в том, что сегодня вечером у нее будет билет в театр, она ни капельки не сомневалась.
Решая текущие дела, она весь день не переставала думать о Горецкой и таинственном Андрэ. Что же занесло его в нашу отнюдь не процветающую страну? У них там, правда, в Конго, жизнь, наверное, не сахар… Но в мире есть масса других стран, куда можно было податься. В ту же Францию, например, которая некогда была для Конго метрополией. И чем больше Лариса думала об этом, тем мрачнее она становилась и тем меньше ей нравилась вся эта история.
Спектакль оказался каким-то средним: не вечерним и не дневным. В честь премьеры, да еще и Шекспира, в театре решили дать еще один дополнительный спектакль. К тому же престиж драмтеатра с недавнего времени стал подниматься, и укрепить его лишний раз не мешало. Поэтому спектакль начинался в четыре и в семь. Несмотря на все связи Степаныча, он смог достать билет только на четыре часа, чему Лариса была даже рада.
