Ольга Лаврова - Волшебные узоры
-- Салют, Паша!
-- Салют!
Плюс.
-- Знаменскому...
-- Привет...
Нуль, ни то ни се. Или и то и се?
-- Селям-алейкум, старик!
-- Взаимно.
Минусочек.
-- Здравствуйте.
-- Здравия желаю, товарищ генерал!
Генералы -- за исключением некоторых -- не учитывались. Не из пиетета перед чинами, а по недостатку информации. (Впрочем был и пиетет. Начальству принято было верить. Оно имело слабости, заскоки, поддавалось нажиму свыше в ущерб работе -- это за ним знали. Но в нем не предполагали злоупотреблений. Знаменский мог инстинктивно не любить человека с идеальным пробором, делавшего доклады с министерской трибуны, но не ставил под сомнение его честность. И спустя десять лет как личный позор переживал его арест).
-- Доброе утро, Пал Палыч!
Жирный плюс. С ним хоть в пекло.
А вот этот бр-р-р. Оттопыренные уши растягивают и без того широкое лицо. Весь плоский и тяжелый, как надгробная плита. Ходит только по прямым линиям. Портфель огромный, полупустой, похож на хозяина и на стуле переламывается пополам, будто тоже сидит. Не знаю толком почему, но он -бесспорный минус.
Ба, еще один выскочил из лифта, да какой!
-- Здорово, Знаменский! -- с бодрой улыбочкой.
Молча козырнем. Чтоб этого Левашова! Про него-то уж известно, почему минус. Это на него ссылался Рябинкин, вторично требуя выкуп с жен Дринка и Финка. Когда жены заложили Рябинкина, то и Левашова взяли за шиворот.
Да, сказал Левашов, я приезжал к нему на работу в форме (что для сотрудника розыска далеко не обязательно) и возил его на опознание, он подходил по примеЭтам, да оказался не тот. И все, с концами. Особая инспекЭция не сумела обосновать обвинение. Путаная, конечно, история, можно толковать двояко. Но Знаменский с Томиным считали, что подыграл Левашов мошеннику, поЭдыграл, сволочуга, поделили они куш.
Поганая встреча. А кабинет уже близко. И схитрил Пал Палыч, прошел по коридору до буфета, пообщался направо-налево, запасся сигаретами и -главное -- шесЭтью лишними плюсами. Уже жить легче.
В кабинете он дернул вбок шторы, распахнул окно, впуская остатки ночной свежести пополам с утренней гарью, отпер ящики стола. На листке календаря крупнее остальных записей значилось: "Бр. Никишины".
Пришел Томин. Вчера весь день провел в мышиной возне.
Собирал сведения об Иване Тираспольском, укативЭшем в дальние края. Сведений не набежало -- одни мнеЭния. Противоречивые. Мать Серова сказала: "Да при чем тут Ваня-то, господь с вами!"
Беседовал на лавочке со старухой Ивановой из десяЭтой квартиры, убежденной долгожительницей.
Встречался с десятками приличных, полуприличных и вовсе непотребных личностей, проверяя алиби "плотЭвичек".
Раздобыл фотографии Светланы Степанченко и воЭзил показывать приятелям Серова.
Итогом всего было несколько лаконичных фраз:
-- Человек, угрожавший Серову за какую-то Светку, в командировке на три дня. В отношении Светланы СтеЭпанченко предположения отпали. Со старухой Ивановой можешь не встречаться. Никишиных в доме не больно жалуют -- за злой язык. Живут замкнуто, друзей мало... Я их сейчас видел внизу в очереди за пропусками.
-- Нервничают?
-- Нисколько. Пялят глаза на какую-то блондинку. Ну, пока.
Зины в лаборатории не было, Знаменский попросил передать, что ждет ее срочно. Только положил трубку, как пожаловали Никишины.
Оба откровенно осматривались, и Знаменский увидел с их точки зрения окружающее -- все, что давней перестал замечать. Убогий концелярский стол. Серенькая с пластмассовым колпачком-абажуром лампа. Древний кожаный диван. Сейф облупленный, зато, между проЭчим, "симменсовский". На стене портрет Дзержинского с инвентарной бляшкой на рамке. А чего они ждали -- что у меня обставлено гостиным гарнитуром? Пепельница безобразная, согласен. У всех такие -- пластмассовые. ХрусЭтальные и металлические запрещены -- чтобы кто-нибудь на допросе, осердясь, не использовал в качестве тяжелоЭго предмета.
-- Чем можем быть полезны компетентным оргаЭнам? -- спросил Игнат, закинув ногу на ногу.
-- Меня зовут Пал Палыч.
-- Очень приятно.
-- Трудность в том, что... вы не расположены со мной разговаривать, верно?
Афоня, сбитый дружеским тоном следователя, покоЭсился на брата.
-- Нет, ну если действительно нужно...
-- Ручаюсь.
-- Спрашивайте, -- нехотя процедил Игнат.
-- Начнем с Серова. Что он был за человек? Умный?
-- Ума большого не наблюдалось.
-- Азартный?
-- Это да.
-- Добрый или жадный?
Ответил Афоня:
-- Такой, знаете, рубаха-парень. И заводной -- с полЭоборота.
-- В игре не ловчил?
-- Нет, он вообще был "за правду".
-- А ваш сосед играл в домино?
-- Степанченко? -- удивился Афоня. -- Что вы, он очень занят -- с женой ругается.
-- На какой почве?
Брезгливо вмешался Игнат:
-- Слушайте, ну почему мы должны копаться в их грязном белье ради вашего любопытства?
Знаменский помолчал. Не то чтобы он проверял Томина, но если Светлана Степанченко и отпадает, ее муж остается жильцом квартиры номер десять.
-- Для любопытства я выбрал бы что-нибудь более занимательное, чем семейные скандалы. -- Он обратился к Афоне: -- Сосед вам несимпатичен. Почему?
-- Нудный тип.
-- А что значит, по-вашему, нудный тип?
-- Нет кругозора, одно мировоззрение. Утром что проЭчтет в газете -вечером на кухне жене рассказывает, а она картошку жарит.
-- А как вам представляется интересный человек? -- старался Знаменский разговорить ребят.
-- Социологический опрос? -- хмыкнул Афоня. -- Пожалуйста. Нестандартно мыслит. Нестандартно выраЭжается. Жизнь его бьет, крутит, а он не обкатывается. Понимаете? Человек с крепкими зубами. Не травоядный.
-- Так... Но вернемся к соседу. Кто он по профессии?
-- То ли физик, то ли химик.
-- То есть вы судите человека по тому, насколько он красно говорит. И не интересуетесь, что он делает.
Игнат взвился, раздраженный больше болтливостью брата, чем добродушной, в общем-то, сентенцией ЗнаЭменского.
-- Нас пригласили для воспитательной беседы?
-- Нет. Скажите, Афанасий, Степанченко был знаком с Серовым?
-- Вроде нет. Откуда?
-- Насколько я знаю, Степанченки тоже вызваны повесткой. Вот и расспросите их сами. Получите редкое удовольствие!
Сам не хочет разговаривать и младшему рот затыкает. Нагнать, что ли, строгости? Пожалуй, хуже заартачатся. Не боятся они учреждения, где находятся, не следователя. Это ему нравилось, но в жанре пикировки немногого добьешься для дела.
-- Игнат, вы не допускаете мысли, что я задаю свои вопросы с какой-то разумной целью? Что у меня есть основания задать их именно вам?
-- А что вы за нас взялись? Подозреваете?
-- Афанасию это бы наверняка польстило, -- усмехнулся Знаменский. -- Но должен его разочаровать. Я допрашиваю ежедневно многих людей.
Почитая себя задетым, Афоня выдал детскую колкость:
-- По принципу "как поймать льва в пустыне". Ловите десять и девять отпускаете?
-- А вы -- поклонник инспектора Варнике? Пришел, увидел, догадался? Это хорошо на картинке, там все нарисовано.
Приоткрылась дверь, впустив невидимую для Никишиных Зину.
-- Кроме Варнике, был еще Шерлок Холмс!
Игнат прищурился:
-- Нашел кого вспоминать! Это надо напрягать извилины.
-- Слабовато, Игнат. По первой встрече, вы казались острей.
-- Как футболисты -- уверенней играют на своем поле, -- произнесла за спиной братьев Зина.
Те привскочили поздороваться. Пал Палыч отошел к окну, как бы освобождая арену.
-- Кстати, о Шерлоке Холмсе, -- принялась она нараЭбатывать авторитет. -- В наши дни Холмс выглядит скромЭным любителем. Рядовой криминалист проделывает штуЭки, которые великому сыщику и во сне не снились!
-- Рядовых криминалистов нам Серов изображал, -- сказал Игнат. -"Колись" и "давай связи" -- вся метоЭдика.
Ну, сейчас ты получишь сдачи -- развеселился Пал Палыч. Кому бросил вызов! Зиночке Кибрит с ее двумя высшими (юрист и биолог), с энергией и сосредоточенЭным умом, которых хватило бы на троих мужчин, и с женской обидчивостью за любимую науку!
Она не скрывала, что задета за живое, из-под ресниц посверкивали острые золотые лучики. Позицию Никишиных она охарактеризовала как подростковое недомыслие, шутки назвала бездарными, их поведение -- парной клоЭунадой и так далее, все это с воинственным напором и в бурном темпе. Пал Палыч прямо залюбовался.
Потом Зина уселась на край стола и все еще сердито начала излагать историю, успевшую войти на Петровке в легенду.
Историю о том, как к Пал Палычу случайно попал в подследственные беспаспортный бродяга, как Пал ПаЭлыч шестым-седьмым чувством распознал крупную и притом загадочную фигуру, но не имел и ниоткуда не мог получить маломальских доказательств. Какие она, Кибрит, и ее коллеги проделали головокружительные исследования, и чем все кончилось.
-- Словом, -- заключила Зина, -- у Пал Палыча есть благодарность от Комитета госбезопасности! -- и она поЭбедно зыркнула в его сторону.
