Ольга Лаврова - Волшебные узоры
Конечно, хулиганов Саша будет дальше щупать, не его учить. Но им обоим чудилась в истории с Серовым неслучайность. Тот, кто ударил ножом, знал за что. Или зачем. Удар квалифицированный, рассчитанный, внезапЭный. Либо поджидали, притаясь в подъезде, либо скользЭнули следом.
И вторая неслучайность: что Серов оказался в этом подъезде. Добро бы, к примеру, дождь хлынул -- забежал укрыться. Но вечер был сухой. От кого-то прятался? Был бы настороже, не подставил спину. Словом, как ни крути ситуацию, существовала, видимо, цель. К кому он шел, зачем шел?
-- Паша, отвлекся.
-- Да, давай дальше. Старые счеты, месть.
Учитывая прошлое Серова, версия серьезная. Томин зашуршал списком:
-- Кто недавно от "хозяина"?
На бумаге они, естественно, именовались иначе: "лица, вернувшиеся за последние месяцы из заключеЭния, в данном микрорайоне". Фамилии, статьи, сроки. В основном шпана. Плюс четверо проворовавшихся за приЭлавком. Один шофер за аварию с жертвами.
Штудируя список по третьему разу, Знаменский поЭставил на полях галочки -- предложение Томину провеЭрить алиби.
-- Плотвичка, -- обронил тот.
-- Ну, на нашем безрыбье...
-- В деле ничего?
-- Нет, Саша, все довольны. Теперь если только заЭпросы.
Прежнее дело Серова Знаменский читал сегодня с утра пораньше. Прочих обвиняемых Серов не топил, сели без взаимных претензий. А вот не нажил ли врагов в заключении -- это предстояло покопать. Первый шаг -- запросы в колонию, мрачная волынка.
Они еще потолковали, и Томин собрался уходить, но подоспела Зина. С порога уловила настроение своих мужчин.
-- Что, великие сыщики, туго?
-- Хоть бы ты чем порадовала.
-- Кроме новой кофточки, -- добавил Томин.
Фразы были дежурные. Ничего Зина принести нем могла.
-- Шурик, это называется блузка.
-- Абы шла, -- он рассовывал по карманам свои блокноты и бумажки.
-- Если не очень торопишься, советую задержаться, -- Зина присела к столу.
Тут Пал Палыч встрепенулся, а Томин перестал шуршать.
-- Маленькая информация. Как вы знаете, отпечатков на ноже нет. Но зато под рукояткой оказалась свежая кровь другой группы, чем у Серова. Видно, удар был такой сильный, что рука соскользнула немного вниз и задним выступом лезвия преступник порезал ладонь.
Друзья отреагировали по-разному.
Пал Палыч восхитился остротой придумки. Кому бы еще пришло в голову сравнивать кровь на лезвии и скрытых щелях! У Зины особый склад воображения: интуитивно воссоздавать возможные детали случившегося.
Томина волновала практическая сторона вопроса.
-- Царапина на ладони и группа крови...
-- Мало, понимаю. Но биолог считает, что у преступника редкое заболевание крови -- не буду приводить мудреное название. Важно, что он почти наверняка обращался к врачу. А врач направлял его к гематологу!
Пал Палыч встретился с Зиной взглядом и энергично кивнул: умница, спасибо, информация как нельзя кстати!
Томин внутренне прикидывал: проверить все территориальные поликлиники, ведомственные, платные, еще и клиники, пожалуй... Ох, набегаешься! А он, может, и не лечился. Или вообще заезжий.
-- Слушай, насколько редкое? -- спросил он. -- Сколько таких больных в городе -- десять, сто?
-- Может быть, и пятьсот.
Томин длинно присвистнул. Совсем прекрасно. ПятьЭсот подозреваемых, пятьсот проверок на связь с СероЭвым, пятьсот алиби! Он изобразил петлю на шее и свеЭсил голову набок: дескать, легче повеситься.
Да, нереально, молча согласился Знаменский и стал прикидывать по-своему. Половина (или около того) больЭных будут женщины, их можно отбросить, преступление не женское. Остальных процедить через ситечко. ПонадоЭбится, конечно, бригада. Ничего, тут Скопин пойдет навстречу, главное -- выявить, кого процеживать. Для этого отпечатать на ротаторе стандартный текст -- и в райздравы города и области. "В связи с расследованием уголовного дела просим в пятидневный срок сообщить фамилии лиц мужского пола, консультировавшихся у гематолога по поводу такого-то заболевания". Он выскаЭзал это вслух, и задача обрела успокоительно-бюрокраЭтический характер.
Позвонили из проходной. Некий гражданин прорыЭвался к Знаменскому по делу Серова. Томин вызвался сходить -- устроить, чтобы пропустили. Пал Палыч сел писать задним числом "Дополнительные вопросы эксЭперту": "Выяснить возможность наличия крови в проЭстранстве между рукояткой и лезвием и в положительном случае..." -- ритуальное косноязычие казенных бумаг.
-- Будем надеяться, что человек, пытавшийся убить другого, бережет собственное здоровье, -- вздохнула Зина.
Именно так оно и бывает. Тюремный врач ворчал, что больше всего докучают убийцы -- идут с каждым пустяком.
Томин привел сухонького, мелко семенящего человеЭка. Горло его было укутано шарфом. Едва поздоровавЭшись, он попросил закрыть окно -- ангина. Знаменский закрыл окно, откуда несло сухим жаром, Зина устроиЭлась в уголке на диване, натянув юбку на колени, отмеЭченные неодобрительным взором посетителя, и он загоЭворил четко и рублено, будто отстукивая чечетку:
-- Я из дома, где жил Серов. Этажом выше. Член совета общественности. Имею рассказать следующее. ВиЭдел Серова незадолго до происшествия. Минут за пятнадЭцать. Он разговаривал с другим жильцом. Его сосед по площадке. Фамилия Тираспольский. Я понятно излагаю? Полчаса спустя Тираспольский уехал на своей машине. В неизвестном направлении.
Он умолк и строго уставился на Знаменского.
-- И ничего не сказал родственникам? -- спросил тот.
-- Якобы в отпуск. На юг. Но ни-ка-ких координат.
-- Марка машины?..
-- "Москвич", МОФ 98-30. Кофе с молоком.
-- Думаете, скрылся? -- вклинился Томин.
Посетитель впал в назидательный тон.
-- Товарищ, я ничего не думаю. Я немножко знаю. Tо, что знаю, рассказываю. Рассуждать не компетентен. Правильно? -- адресовался он к Знаменскому.
-- Правильно, -- скрывая улыбку, поддакнул Пал Палыч. -- А что за человек этот Тираспольский?
-- Считают, весельчак. Я считаю -- пьяница. И циник. Наш дом, пятиэтажку, называет "хрущобы". А раньше жил в бараке. Забыл.
-- Так... Вы их видели издалека? Вблизи?
-- Почти как вас. Шел домой, поздоровался. Они стояли в подворотне.
-- Не слышали, о чем был разговор?
-- Несколько слов, -- утвердительно качнул тот закуЭтанной шеей. -Серов сказал: "Сбегаю в десятую квартиЭру". Бессмыслица. В десятой квартире только я с женой.
-- Это в вашем доме вы живете в десятой квартире? -- уточнил Томин.
-- Разумеется, не в чужом! -- Томина он тоже, кажется, не одобрял. -Но к нам Серов не ходил. Я блатных песен не люблю. В домино не играю. И Серова не одобрял.
-- Большое спасибо. Вот бумага, там в нише коридора есть столик, изложите, пожалуйста, все, что вы видели и слышали.
Посетитель с достоинством принял лист бумаги и засеменил к двери.
Зина отпустила юбку:
-- Как пишут газетчики, ставка на общественность себя оправдала.
Томин уже звонил.
-- Дежурного ОРУД-ГАИ... Приветствую, Томин из уголовного розыска. По делу о тяжком телесном поврежЭдении нам срочно нужен гражданин Ти-рас-поль-ский. Выехал предположительно на юг. Светло-кофейный "Москвич", МОФ -- Михаил, Ольга, Федор -- девяносто восемь тридцать... Да, срочный розыск. В случае обнаружеЭния немедленно проверить, нет ли у него пореза на ладони правой руки. Спасибо, ждем вестей...
Знаменский полистал списки жильцов дома, где в подъезде нашли Серова.
-- В квартире десять проживают инженер Степанченко с супругой -- мы их тогда не застали: с вечера пятницы уехали за город. Затем гражданка Иванова, одна тысяча восемьсот девяностого года рождения -- ее не стали буЭдить. И... братья Никишины.
-- Два юных нахала? -- припомнил Томин.
-- Да просто ершистая поза, -- вступилась за ребят Зина. -- От одиночества, от заброшенности. У обоих, в сущности, переходный возраст.
-- Тем более могут попасть в любую историю.
-- Надо посмотреть их поближе. Прошу тебя, ЗиночЭка, попудрить носик и поприсутствовать.
-- Зачем, Пал Палыч?
-- Мне нужно их доверие. Но я для них следователь. А ты -- прежде всего красивая женщина. Ты произвела впеЭчатление.
-- Шурик, обрати внимание, он это замечает только для пользы дела!
-- Увы. Паша, как зовут жену Степанченко?
-- Светлана Дмитриевна.
-- Гм...
x x x
Многие коллеги Знаменского были суеверны, что не редкость в среде, связанной с риском, с повезет -- не повезет. Одни пользовались расхожими приметами, друЭгие имели личный набор знамений -- добрых и дурных.
Знаменский не искал смысла в номерах автобусных билетов, не ждал худа от кошки или залетевшего в комнату воробья. Но часто по дороге от проходной Петровки до кабинета считал плюсы и минусы. Плюсом был человек светлый, минусом -- темный, сомнительный. И если дебет оказывался разительно неудачным, мог отложить какое-то мероприятие, зависевшее не только от расчета, но и от случайности.
