Джеральд Уолкер - Блуд
Ричард Роджерс и Оскар Хэммерштейн - известные композитор и либреттист музыкальной комедии в США в XX веке. - Примечание переводчика.
- 16
ным, хотя и победил в некотором роде. Нет, неверно. Чтобы заполучить желаемое, ему пришлось унижаться, скулить, умасливать старика, для которого, очевидно, единственной радостью в жизни были унижения перед ним собственного сына. Кто бы еще стал перед ним так пресмыкаться? Больше некому. Вот и куражится стервец на старости лет. Нашел себе удовольствие.
Затем Стюарт осознал, что сейчас он, должно быть, сам уже отец. Вероятно, произошло это в последнюю пару недель, благослови их Господь.
Пешком он прошел от офиса отца в финансовом центре города в Виллидж, где весь день прослонялся по узким, беспорядочно изогнутым улицам. Он думал позвонить какой-нибудь девушке, но не решил, какой именно. Наконец, оставил сомнения и пошел посмотреть остросюжетный фильм, который еще не видел. Картина оказалась очень плохой и поэтому ничем не помогла. Не помог и плохой обед в итальянском ресторане. Выйдя из ресторана, он сказал себе, что сделал все возможное, чтобы избавиться от все более настойчивого стремления к очередному убийству, как единственному действенному средству обрести столь желанный душевный покой. Но чем большие волевые усилия он делал над собой, тем сильнее возрастал неукротимый дух противоречия. Оставалось одно из двух: либо окончательно свихнуться в этой дьявольской борьбе с самим собой, либо совершить очередное убийство и хоть на время обрести душевный покой, прежде чем внутренний мир и согласие с самим собой снова не взорвутся противоборством сомнений. Вот когда ясно понимаешь, что здоровый дух - это абсолютно скотское безразличие ко всему на свете. Вот в чем заключена незыблемая основа жизненного благополучия. С прошлого раза прошло почти два месяца. Здесь он обнаружил, что у него с собой нож, прижатый к бедру - единственное, что может ему помочь.
Этим утром он почувствовал, что опять нарастает напряжение. Благодаря Эрику-Алеку он выгадал неделю, лишь одну паршивую неделю. А теперь обстоятельства давили на него опять. Как обычно, такие разные обстоятельства. Его родители, Терри и тот неизвестный ребенок, один гомик за другим, неначатая работа над диссертацией, то, что он не готовится к экзаменам, нехватка денег или развлечений, только бесконечный, подпитывающий сам себя гнев, и чувство, что его время закончится раньше, чем отец перестанет давать деньги.
Если бы ему удалось хоть немного забыться. Плотские удовольствия не очень в этом помогали. Лучше повернуться и ударить в ответ. Но кого, родителей? Теперь он уже знал, что этим только замутит воду и добьется еще большего раздражения. А вот педерастов со всеми их гнусными подхватами, ухмылочками и оскорблениями. Этих мальчиков становилось все больше. Из-за них он раздражался, но и успокаивался. Здесь не о чем спорить. В настоящее время он не видел никакого другого способа, а этот хоть на короткое время приносил облегчение. Здесь он справится. Он покажет им, он опять им покажет. Мать вашу, мать вашу, мать вашу!..
Стюарт, вытянувшись, сбросил локтем подушку на тонкий, ветхий ковер. Пусть себе лежит. Родители - кому они нужны? Каждый из них находился не дальше двадцатиминутной поездки на "подземке" от Морнингсайд-Хайтс, но разве они действительно жили в том же городе, в том же мире? Единственным неординарным событием в их мелких жизнях в Бронксе был развод, но даже он не оказался настоящим разрывом.
- 17
Как можно это назвать, если родители трехлетнего малыша разводятся, но не порывают меж собой, пока ребенку не исполнится семнадцать? Все эти годы Стюарт был связным. "Мамочка говорит, что ей еще нужны деньги." - "Скажи ей, что я больше не могу дать. Передай ей, пусть позвонит мне, и я ей сам скажу." Потом его отец познакомился с Ритой и по меньшей мере пять лет ушло на переговоры о разводе. В некотором роде было брачным чудом уже то, что его невероятно неразговорчивый отец нашел себе новую жену. Она тоже была разведена, имела десятилетнего сына и тоже торговалась с бывшим мужем по поводу развода.
Они не пригласили Стюарта на свадьбу. Как объяснил отец, свадьбы по сути не было. Была лишь регистрация брака в юридической конторе. Кроме того, появление Стюарта может лишь дополнительно расстроить сына Риты, жившего теперь с отчимом.
Мать вторично замуж не вышла. Благодаря чему у него хоть была возможность иногда приезжать домой и менять обстановку опостылевшего студенческого общежития. Но дома он еще острее ощущал свою неприкаянность. Его просто душило бешенство, когда взрослым умом он снова и снова осознавал, во власти каких химер находился он все прежние годы.
Что ему сказала мать несколько недель назад? Стюарт сидел в общежитии, потому что из-за какого-то небольшого осложнения болезни дыхательных путей несколько дней не ходил на занятия. Мать звонила ему, а он старался избавиться от ее расспросов "почему-ты-не-звонил", отвечая, что чувствовал себя плохо. Она велела ему немедленно взять такси и приехать домой, чтобы она могла за ним ухаживать. " Не надо, - отвечал он, - мне уже лучше и сегодня я собираюсь пойти на занятия." - "Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - говорила она. - Если бы ты по-прежнему слушался меня, то не болел бы так часто." - "Если бы я еще слушался тебя, я бы по-прежнему оставался тем кретином, каким был все эти годы... Заткнись, оставь меня в покое, мать твою..."
Жизнь становится такой простой и легкой, когда перестаешь наконец колебаться и делаешь решительный шаг. Не имеет значения какой именно, лишь бы решительный и лишь бы шаг. Хоть один шаг навстречу своей свободе, навстречу самому себе, чтобы хоть немного ослабить все те невидимые изнутри моральные путы, мешающие жить своей жизнью, не дающие стать самим собой. Почему же, в таком случае, столь немногим это удается? Разве люди не понимают? Или они отступают, находя эту простоту слишком пугающей? Он в который уже раз не мог понять, почему ему потребовалось двадцать два года, чтобы сделать это открытие, почему столь простой, правильный и легкий выход стоил таких усилий?! Наверное труднее всего понять то, что истина столь проста, доступна и безобразна! Нужно просто сделать решительный шаг, пусть даже самый неверный, и предполагаемое падение окажется выходом на поверхность, а непреодолимые барьеры ничтожной мишурой.
Стюарт ногой резко сбросил с себя простыню, чтобы воздух охладил его разгоряченное тело. Он спал без пижамы и этим на некоторое время добивался иллюзии прохлады.
Неужели никогда в его голове не замолкнут их голоса? Ты уходишь, чтобы избавиться от них, но обнаруживаешь, что они все еще с тобой. Преследуемый живыми, а не призраками. Изменится ли что-нибудь после их смерти? Можно предположить, что станет еще хуже. Это не значит, что ты больше не можешь приез
- 18
жать домой. Главное, что ты не можешь уезжать оттуда. Или, может быть, у тебя никогда и не было дома.
Теперь его домом была "Оклахома", где он жил с сентября и общался с соседями лишь во время приступов одиночества. За исключением того промаха с хорошим Альфредом в прошлом декабре, он относился к людям достаточно любезно, хотя и сохранял определенную дистанцию, особенно между собой и другими постояльцами его "блока", как в общежитии называли темный коридор, шесть отдельных жилых комнат и общие кухню и ванную комнату.
Опять началось хриплое дыхание, напомнив о том, что тедрал почти закончился. Надо будет купить в аптеке. Сам себе буду матушкой. Мамочка-Стюарт содержал свою комнату в общежитии на Манхэттене в чистоте, почти пустой. Старался никогда ничего не разбрасывать.Чем более раздраженным он себя чувствовал, тем тщательнее следил за порядком в своем жилище. В идеале, считал он, жилье должно выглядеть так, словно здесь никто не живет. Впрочем, думал Стюарт, так оно и есть. На пляж или не на пляж? Три дня подряд эта несчастная "подземка"! Не на это он рассчитывал нынешним летом.
Опять его охватывало знакомое беспокойство. Точнее, беспокойное и пугающее настороение, напоминающее ему о детском слове "озорной", под которым, что Стюарт понял позднее, он подразумевал "сексуальный". Его самая первая ассоциация связывала это слово с ощущением, когда хочется сходить по большому, но ждешь, нарочно удерживаешься как можно дольше, сохраняя необычное возбужденное состояние, которое к тому же нарастает, как при искусственно растянутом отсасывании.
Подумав об отсасывании, он понял, что уже некоторое время прислушивается к постукиванию тарелок и столовых приборов на кухне в двадцати шагах от его запертой двери в конце изогнутого буквой "L" и тускло освещенного коридора . Альфред Бронсон, без сомнения, тщательно выбритый, с аккуратно завязанным галстуком, в не новой, но приличной и выглаженной им самим рубашке, старательно заправленной в узкие брюки, возился на кухне. Альфред готовил себе завтрак. Еще одно напряженное, заполненное работой в библиотеке утро, еще одно утро, приближающее его к должности преподавателя и сопутствующему ей цивилизованному чувству устроенности в жизни, не говоря уж о блестящих юношах-студентах, которые будут восхищаться эрудицией и остроумием своего молодого преподавателя.
