Эллери Куин - Тайна египетского креста. Тайна китайского апельсина
— И вы его отвезли?
— Да, сэр. Так я и сделал. Вернулся сперва домой за пальто, сказал жене, что через полчаса буду дома, вывел из гаража старый грузовик, он залез в кабину, и мы тронулись. Я спросил, куда ехать, в какое место Арройо ему надо, а он и говорит: «На перекресток, где дорога на Арройо пересекается с дорогой на Нью-Камберленд — Пагтаун. Есть такой?» Я говорю: «Есть». А он: «Туда и вези». Я и отвез. Он вышел, дал мне десятидолларовую купюру. Я развернулся и помчался домой. Как-то мне жутковато стало…
— Вы видели; что он там делал, когда вы отъехали?
Крокер утвердительно кивнул, — Я следил за ним через плечо. Он пошел пешком по дороге, ведущей в Арройо. Он сильно хромал.
С места, где рядом с полицейским сидел экзотический старец, послышался вздох. Глазки старца бешено вращались, словно искали путь к спасению.
— На какую ногу он хромал, мистер Крокер?
— Да, пожалуй, он оберегал левую ногу, тяжелее ступал на правую.
— Тогда вы видели его в последний раз?
— Да, сэр. И в первый. До той ночи я его никогда прежде не видал.
— Спасибо, это все.
Крокер, довольный, покинул свидетельское место и поспешил к выходу.
— А теперь, — сказал коронер Стэплтон, буравя глазками бородатого старичка, съежившегося на своем ступе, — подите сюда вы.
Полицейский встал, встряхнул старца и подтолкнул его вперед. Старичок, в глазах которого застыл ужас, отшатнулся. Но полицейский бесцеремонно подхватил его под мышки, поволок и посадил на свидетельское место.
— Как ваше имя? — строго спросил коронер Стэплтон.
В зале раздался смех — настолько комичен был вид старичка, представшего перед судом. Стэплтону пришлось долго утихомиривать публику, восстанавливая порядок. Старец, облизывая губы и качаясь из стороны в сторону, что-то шептал себе под нос.
Эллери показалось, что он молился, причем, самое странное — молился он фигурке змеи на конце посоха.
Стэплтон нервно повторил вопрос. Старец выбросил вперед руку с посохом, распрямил костлявые плечи, как будто собираясь с силами, пристально взглянул в глаза коронеру и ответил:
— Я тот, кого называют Харашт. Я — Бог Полуденного Солнца. Ра-Харашт, Сокол.
В зале повисла тишина. Стэплтон заморгал ресницами и отпрянул, словно услышал страшное проклятие, угрожавшее ему. Публика вздохнула и вдруг разразилась истерическим хохотом, вызванным скорее не комичностью ситуации, а каким-то необъяснимым страхом, чем-то зловещим и непонятным в человечке, в его словах и жутковатой маниакальной искренности.
— Кто, кто? — переспросил коронер.
Человек, назвавшийся Хараштом, прижал руку с посохом к груди и не удостоил его ответом.
Стэплтон в явной растерянности вытер платком вспотевшие щеки, и, заикаясь, продолжил;
— Ээ… Аа… Чем вы занимаетесь, мистер Харашт?
Эллери взглянул на коронера с сочувствием. Допрос для него был явно мучительным мероприятием.
Харашт процедил сквозь зубы:
— Я — Целитель немощных. Я превращаю больных в здоровых и сильных. Я тот, кто плывет на Мэнзете, Ладье Восхода. Я тот, кто плывет на Лизенктэте, Ладье Сумрака.
Меня зовут Гор, Бог Горизонтов. Я сын Нут, богини Неба, матери Исиды и Осириса. Я — Верховный Бог Мемфиса.
Я тот, с кем Этем…
— Довольно! — выкрикнул коронер. — Полковник Пикетт, ради всего святого, что происходит?! Я думал, этот ненормальный может сообщить следствию что-нибудь важное. Я…
Шеф полиции штата резко вскочил. Старик же, назвавшийся Хараштом, спокойно ждал продолжения событий. Его страх прошел, и он, очевидно, почувствовал себя вне досягаемости.
— Простите, господин коронер, — начал полковник, — надо было сразу вас предупредить, что свидетель немного не в себе. Лучше я вам сам расскажу, чем он занимается, а потом вы ему зададите вопросы. Он устраивает какое-то врачевательное и довольно странное шоу. Сам он весь размалевывается солнцами, звездами, лунами и всякими примитивными рисунками времен египетских фараонов. И, похоже, верит, что он — Бог Солнца. Правда, он совершенно безобиден. Странствует, как цыган, из города в город в фургоне, в который запряжена старая лошадь. Он проехал через Иллинойс, Индиану, Огайо и Западную Виргинию со своими молитвами и везде торговал какими-то целительными снадобьями и зельем для роста волос, словом, всякое такое…
— Эликсир молодости, — важно провозгласил Харашт. — Влитый в бутылку луч Солнца. Я посвящен, я могу заколдовать солнечный свет, я — Менту, я Атму, я…
— По-моему, обыкновенный рыбий жир, — пояснил полковник с улыбкой. Его подлинного имени никто не знает, да и сам он, вероятно, его забыл.
— Благодарю, полковник, — прочувствованно произнес коронер.
Эллери вдруг пронзила неожиданная догадка. Он узнал примитивную эмблему на посохе безумного старца.
Это был урей, изображение кобры, символ власти фараонов. Правда, вместо кобры, насколько мог судить Эллери, там был довольно грубо намалеван солнечный диск через который переползала змея… Египет времен фараонов! Иные имена, упомянутые сумасшедшим Пророком, были ему знакомы: Гор, Нут, Исида, Осирис. Остальные, хотя и странные, имели явно египетское звучание. Эллери, довольный, выпрямился в кресле.
— Итак, мистер Харашт, или как вас там, — продолжил коронер, — вы слышали показание Каспара Крокера о темноволосом хромом человеке?
В глазах старика появилось более осмысленное выражение, и вместе с ним вновь промелькнул страх.
— О человеке, который хромал? — пролепетал он. — Да.
— Вы знаете кого-нибудь на него похожего?
Молчание, затем последовал ответ:
— Да.
— Так, — заметил коронер, вздыхая. — Вот мы и сдвинулись с места. Кто этот человек? Где вы его встречали?
— Это мой жрец.
— Жрец?!
По залу прокатился шепот, и Эллери услышал, как сидевший позади него толстяк сказал:
— Ну и богохульство! Прости, Господи.
— Вы хотите сказать, что он ваш помощник?
— Нет, мой ученик, мой жрец. Верховный жрец Гора.
— Ах, ну да. Как его имя?
— Велия Крозак.
— Гмм… — промычал коронер. — Иностранное имя.
Армянское? — Он уставился на старца.
— Нет нации, кроме египтян, — спокойно ответил старик.
— Хорошо, — сдался коронер. — Назовите по буквам его имя.
— Мы его знаем, мистер Стэплтон, — вмешался полковник. — В-е-л-и-я К-р-о-з-а-к. Мы нашли кое-какие бумаги в фургоне.
— И где же он, этот Велия Крозак? — спросил коронер.
Харашт вздрогнул.
— Он уехал.
Эллери успел уловить паническую вспышку страха в глазах старца.
— Когда?
Старик задрожал. Но тут снова вмешался полковник;
— Разрешите, я поясню, господин коронер. Крозак всегда держится в тени, насколько нам известно. Он бродяжничает со стариком несколько лет. Весьма подозрительный субъект. Он был менеджером в одном рекламном агентстве, или вроде того, а Харашт зарабатывал на жизнь врачеванием и молитвами. Харашт подобрал его где-то на западе. Последний раз их видели вместе в канун Рождества, когда они останавливались возле Холлидей Коув, неподалеку от Вейртона. Крозак ушел около десяти часов, и наш Как-Бишь-Его-Зовут клянется, будто больше его не видел. По времени все совпадает.
— И вы не напали на след этого Крозака?
Полковник растерялся.
— Пока нет. Исчез, как сквозь землю провалился. Но мы его найдем, куда он денется. Мы разослали словесные портреты, его и Клинга.
— Мистер Харашт, — обратился коронер к старику, — вы когда-нибудь бывали в Арройо?
— В Арройо? Нет, никогда.
— Они никогда не забирались так далеко на север Западной Виргинии, пояснил полковник.
— Что вы знаете о Крозаке, свидетель?
— Он истинный верующий, — заговорил Харашт с пафосом. — Он коленопреклоненно молится у алтаря, внимает священным письмам с благоговением и…
— Да-да, понятно, — устало произнес коронер. — Уведите его.
Полицейский, сопровождавший старика, усмехнулся, встал, сгреб бородатого Проповедника в охапку и увел со свидетельского места. Когда оба покинули зал, коронер облегченно вздохнул.
Эллери тоже вздохнул. Его отец прав. Все выглядело так, что как бы ему не пришлось вернуться в Нью-Йорк с поджатым хвостом. Предварительное следствие было суетливым и бестолковым, не поддающимся никакой логике и больше смахивало на фарс. И тем не менее… Было зверски обезглавленное тело, было распятие…
«Распятие!» — Эллери задумался, пытаясь отыскать связь. Распятие — и Древний Египет… Что-то это ему напоминало…
Тем временем в зале суда все шло своим чередом.
Полковник Пикетт предъявил бумаги, найденные в фургоне Харашта, которые, по его мнению, принадлежали Крозаку, бессвязные, не имевшие никакого смысла и никак не характеризующие личность или занятия писавшего. Не было и фотографий Крозака, что делало опознание этого человека еще более сложным. Затрудняло поиски и отсутствие образца почерка Крозака.
