Юрий Михайлик - При странных обстоятельствах
— Да ну тебя, дочку бы постеснялся.
— Ничего, она уже знает, что ее не в капусте нашли. — Сергей Палыч притянул к себе Машку, обнял:
— А что это за Толик такой? Откуда взялся? Где твой Вадим?
— Ну, пап, — недовольно поморщилась Машка. — Толик с третьего курса. А Вадим как Вадим.
— Вот это уже ясно, — засмеялся отец. — Толя с третьего курса. Это много о нем говорит. А родители кто?
— Не знаю. — Машка вывернулась из-под руки и ушла с веранды.
Тетя Агата вручила Марине и Игорю две огромные сумки — собрала то, что осталось от пиршества. Много было всего. Игорь хотел было возмутиться, но Сергей Палыч урезонил его в один момент:
— На бедность нам хочешь подкинуть? А то ведь погибнем с голоду! Ты б лучше подумал — куда вот сейчас с таким грузом? Надо машину покупать.
И Марина точно вошла в разговор:
— Дядь Сережа, мы как раз хотели…
— Сколько? — остановил ее вопросом Сергей Палыч.
— Штуки две, — солидно ответил Игорь. — На пару месяцев.
— Нет разговора. Отдашь когда сможешь. Две-то хватит?
— Должно.
Хотя Игорь и не ждал отказа, все равно было приятно, что дядя Сережа отозвался на просьбу так сердечно. А знал бы он, что Игорь и сам может одолжить — и не две—три тысячи… А может, и знал? Все ведь сечет мужик…
И, словно подтверждая мысли Игоря, дядя Сережа с понимающей улыбкой хлопнул его по ладони, одновременно и прощаясь и давая понять: заметано дело, все в порядке — есть, было и будет.
— Звякнешь мне на работу, как понадобятся. Я буду держать наготове.
Сумки и впрямь оказались тяжеленными, а такси на этот раз не было долго. Игорь с Мариной минут двадцать стояли на пустой поздней дачной улице. Усталая Марина привалилась к плечу мужа, и он с удовольствием ощущал податливое, родное тепло.
— Степа меня сильно тревожит, — сказал Игорь.
— Потом, Гошенька… На трезвую голову, — остановила его жена.
3
Воскресенье Валерий Чумаков заранее объявил днем радости. Наивному человеку показалось бы, что в день радости не нужно делать ничего неприятного, и, конечно же, он бы ошибся. В день радости можно делать все, только относиться к своим занятиям надо просто и весело. Так научил Чу макова доктор Леви, который написал целую книжку об аутотренинге. Книжку эту подарила Валерию Танечка, и вот уже второй месяц Чумаков пытался воспитывать себя по правилам науки.
В воскресенье доктору Леви предстояло тяжкое испытание. Больше всего на свете Чумаков не любил ходить на базар. Но мать давно уже просила купить смородину и вишню для варенья на зиму. По книжке Леви — чем неприятнее занятие, тем убедительнее должна быть установка на радость от него. Аргументы Чумаков сыскал для себя железные. Он был сладкоежкой и на базар отправился под лозунгом: как хорошо пить чай с вареньем в долгие зимние вечера! С этим лозунгом целый час таскался по раскаленному базару, пробуя смородину и сминая пальцами вишню — следовало покупать спелую, но твердую.
На обратном пути пришлось труднее — то ли Чумаков недостаточно усвоил формулу радости, то ли доктор все же преувеличивал ее значение, то ли книжка Леви была рассчитана на среднеевропейскую температуру, только измаялся Валерий здорово и с облегчением сдал ношу матери, которая тут же и принялась хлопотать с вареньем.
Теперь Чумакова ждали дела просто или очень приятные: душ, обед, футбол по телевизору, в шесть — свиданье с Танечкой и поход к Фоминым, куда на вечер пригласили местного экстрасенса.
— Вставай, лежебока, уже пять, я тебе воду для бритья приготовила.
Чумаков брился опасной бритвой в роду, мужчин Чумаковых это было традицией. Вообще в доме было множество традиций. Валерий смеясь называл их языческими обрядами, но следовал обрядам с видимым удовольствием. Одним из них была торжественная подготовка к выходу из дому. Пока был жив отец ежевечерне мать чистила, гладила отпаривала пятна, чтобы утром мужчины вышли в полном великолепии. Отец Валерия был инженером, заведовал отделом в проектном институте и умер от инфаркта в сорок пять лет, когда сын учился на третьем курсе юрфака. С тех пор Валерий жил вдвоем с матерью расходовавшей на него весь запас заботы. В управлении милиции Чумаков считался пижоном, хотя никаких особо модных вещей не носил, просто всегда был отчищен и отглажен, форму мама ушивала так, чтобы на ней не было ни морщиночки.
И теперь пока Чумаков с наслаждением брился, его уже ждали наглаженные брюки, свежая рубашка, накрахмаленный носовой платок.
— Деньги взял? — спросила мать, придирчиво оглядывая сына. — Ты, надеюсь, не поздно?
Вопрос был чисто риторическим, и Чумаков ответил на него, потершись носом о материнскую щеку. Давно уже Валерий возвращался дамой когда хотел, и мать не ждала никаких объяснений, стоически перенося странные отношения сына с Танечкой. Танечка матери нравилась и мать почему то считала, что, если двое молотых людей любят друг друга, они должны пожениться и жить вместе.
В глубине души Валерий эту точку зрения разделял, а потому на третий месяц знакомства сделал Танечке предложение по всей форме. Она радостно засмеялась и обещала подумать. И думала вот уже второй год, а на все чумаковские настояния отвечала одним и тем же вопросом:
— Так тебе плохо глупенький?
Вопрос этот подкреплялся немедленными действиями, после которых Чумакову становитесь ясно, что все хорошо, а сам он действительно ужасно глупый.
Татьяна была добрым, веселым, компанейским и удивительно легкомысленным существом. Во всяком случае так говорила Рита — сухопарая и деловитая подружка Танечки. Обе работали в букинистическом магазине и работу свою считали крайне важной. Рита была дипломированным товароведом, а Танечка училась заочно на факультете иностранных языков, прилично владела английским и испанским, а потому по мнению Риты, ей была уготована иная судьба. Судьбу эту Рита подстегивала — уже дважды Ритин муж Павел, работавший в Приморском пароходстве, предлагал Танечке должность переводчицы на пассажирских судах заграничных линий. Конечно, эта работа была куда престижней, денежней, просто интересней, чем продавать книги в иностранном отделе букина, — тут Чумаков был согласен с Ритой. Но Танечка отказывалась.
Рита была старше на два года и замужем уже лет пять, она считала себя ответственной за судьбу подруги:
— Надо думать о будущем. Для чего же ты учишься, если не хочешь работать с языком?
— Я и думаю о будущем, — смеялась Танечка. — Вот Валера без меня пропадет! Нельзя же это допускать!
Иногда случались праздники. Ритин муж отправлялся в командировки по портам пароходства. Рита, отпросившись на работе, ехала вместе с ним, а их трехкомнатная квартира оставалась на несколько дней безраздельным владением Танечки и Валерия…
А в обычные дни им некуда было деваться — Татьяна жила с родителями и младшей сестренкой в двух тесных комнатушках коммунальной квартиры, а дома у Чумакова не разрешала даже поцеловать себя — мамы, добрейшей чумаковскои мамы, она боялась как огня.
В гости к Фоминым они снова шли втроем — Танечка с Валерием и Рита. Павел редко ходил с ними, он всегда был занят. Экстрасенс обещанный на сегодняшний вечер был предметом горячих споров. Чумаков в существование сверхъестественных способностей не верил. Рита допускала некоторые флуктуации, отклонения от нормы, а Танечка была страстной приверженкой всего необычного и таинственного: она буквально заваливала Валерия лавиной сведений, ссылками на древнеиндийские рукописи, шумерские предания, историями о таинственных сооружениях неолита, тибетской и филиппинской медицине… Танечка читала очень много помнила все прочитанное и формулировала точно и беспощадно. Барахтаясь в этой лавине Чумаков противостоять Танечке не мог, ему не хватало ни ее страстности, ни ее эрудиции. И тогда Валерий обращался к непобедимому аргументу: он требовал фактов. Нынешний поход “на экстрасенса” и был предъявлением факта.
Кравец возник совершенно неожиданно. Он попался навстречу в двух кварталах от Октябрьского райотдела — вероятно шел со службы. Чумаков заметил его издали, и тут Кравец повел себя странно. Он тоже углядел Чумакова и его спутниц, резко повернулся и перешел улицу лавируя между автомобилями. Он явно не желал встречи. Пока Чумаков тихонько удивлялся про себя, Рита захихикала:
— Танечка, твой искусствовед.
— Я вижу, — ответила Танечка.
— А кто это? — спросил Чумаков равнодушно.
Приземистая фигура Кравца уже исчезла за углом.
— Танечкин поклонник, — весело объяснила Рита. — Спец по живописи. Приходит в отдел, выбирает два—три альбома и стоит целый час рассматривает репродукции. А заодно и Танечку. Три дня назад целую дискуссию устроил, боролся с модернизмом.
