Жак Робер - Кто-то за дверью
Приглашаю его сесть. Он буквально падает в кресло, закрывает глаза и больше не двигается. Похоже, с ним случился обморок. Он бледен, а на щеках уже пробивается темная щетина. Поистине мерзкая физиономия, и я принимаюсь вовсю ругать себя, что впустил его в дом. В то же самое время он меня чем-то притягивает. Мне кажется, эту физиономию я где-то видел.
- Хотите что-нибудь выпить?
Он открывает глаза, изумленно оглядывается вокруг, словно пробудился после долгого сна. Я повторяю:
- Хотите выпить? У меня есть виски. Вам не повредило бы.
- Пожалуй,- тихо говорит он.- Но мне не хотелось бы вас беспокоить.
Как это ни парадоксально, и впрямь видно, что ему не хочется меня беспокоить. В нем чувствуется какая-то униженность, он стесняется самого себя. Он принадлежит к породе людей, которых жизнь сломила, уничтожила, и они будто просят прощения за то, что еще продолжают существовать.
- Я выпью с вами,- говорю ему и, наполняя стаканы, наблюдаю за незнакомцем. Он откинулся на спинку кресла и смотрит теперь в пространство. Мой взгляд останавливается на его стоптанных башмаках, на запачканных брюках, виднеющихся из-под плаща.
- Это невероятно! - вдруг произносит он задумчиво.- На набережной не было другого света. Горело только у вас. Тогда инстинктивно. . Понимаете, я начал задыхаться от этого тумана.
Нет, не понимаю. Я спрашиваю его, не думает ли он в самом деле, что ему стало плохо из-за тумана.
В первый раз вижу, как он улыбается. Слабая улыбка, преложившая морщины на его мертвенно бледном лице.
- Нет,- говорит он,- туман добавил. Уже спускаясь с парохода, я чувствовал себя неважно.
"Уже спускаясь с парохода..." Я ставлю стакан, который собирался ему протянуть, и на секунду прикрываю глаза, чтобы овладеть собой. Мое сердце бьется изо всех сил.
- Значит, вы только что с парохода? - спрашиваю я вполголоса.
- Да. Прошло четверть часа, минут двадцать, не знаю. Может, немного больше, потому что я заходил в кафе.
- Кафе?
- Одно какое-то еще было открыто на набережной.
- Почему же вы не передохнули там, в этом кафе?
- Да, конечно, я мог бы. Но я почти сразу вышел снова на улицу.
- Почему?
- Там было слишком много людей, много дыма. У меня закружилась голова. Выло полно моряков. Некоторые из них пьяные... Думаю, я испугался.
- Испугались?
Неожиданно он встает, охваченный волнением.
- Нет, в самом деле не то,- говорит он.- Это трудно объяснить. У меня...
Скажет он, наконец, черт возьми?! Он обхватывает голову руками, похоже, ему действительно очень худо. В конце концов, с трудом выдавливая из себя слова, отрывисто произносит:
- У меня было чувство, что не туда я должен идти. Когда же увидел ваш свет, наоборот...
- Не понимаю...- бормочу я, в свою очередь, запинаясь.
- Разумеется, - он снова садится в кресло, явно отказавшись от мысли что-либо объяснить.- Вы не можете понять.
Мне придется хлебнуть как следует. Эта история совсем не в моем духе! В мистику я никогда не ударялся. Для этого я слишком француз! И никогда не был восприимчив к сигналам медиума.
Только вот этот тип, который высаживается с корабля в тумане и идет на "мой огонь"... Я невольно делаю сопоставление с моим героем, лицейским учителем, застрявшим здесь, на моем письменном столе.
Решившись, я все же протягиваю ему стакан, снова внимательно его разглядывая.
- Держите, пейте. Я добавил немножечко воды.
Если честно, то он слишком похож на преподавателя из лицея. Хотя... они выглядят так же, как обыкновенные люди. А люди бывают всякие. Высокие, худые и маленькие, толстые, лысые и бородатые.
У незнакомца длинный, тонкий нос, впалые щеки, рот - словно рана. Особенно мое внимание привлекают его руки - громадные, длинные, с пальцами музыканта или, скорее, фокусника. Не знаю почему, но его руки мне не слишком нравятся.
- А что вы, собственно, чувствуете? - спрашиваю я его.
- У меня болит голова,- отвечает он.- Болит ужасно. Думаю, меня ударили.
- Ударили?
- Да. На пароходе.
- Вы подрались?
- Нет, не думаю.
Он мне кажется все более странным. Если он дрался, он должен все же это знать. Помнить своего противника, помнить, как все происходило. Он качает головой, избегая на меня смотреть.
Глядя на него, я спрашиваю себя, не смеется ли он надо мной. Удивление и раздражение, видимо, читаются на моем лице, потому что он внезапно наклоняется ко мне, с блестящими глазами, готовый во всем признаться.
- Вы мне не верите, не так ли? Однако это правда! Я все забыл!
- Вы хотите сказать, что удар, который вам нанесли, повлек за собой своего рода амнезию?
Он вздрагивает, как от удара, хватает меня за руку и с жаром произносит:
- Именно так, мосье! Теперь, поскольку вы сами произнесли слово, я должен вам сказать: я совершенно утратил память с того момента, как сошел на берег. По-настоящему помню лишь одно - смысл слов. Это важно, заметьте. Но я думаю, что у всех утративших память есть эта особенность.
Я едва слушаю, изо всех сил стараясь скрыть охватившее меня возбуждение.
Но должны же вы по крайней мере знать, кто вы?
- Нет, мосье, я не знаю, кто я,- с волнением произносит он сдавленным голосом.- Даже этого не знаю! Страшно, не правда ли? Словно я сошел с ума.
В его глазах тоска. Неописуемая тоска.
- Вы ничего не знаете о себе?
- Абсолютно ничего. Не знаю, откуда я. И совсем не представляю, зачем приехал в этот город.
Теперь сомнений нет, это "он". Он, мой персонаж! Я чувствую, что со мной происходит что-то необычайное. Я весь внутренне дрожу. Надо успокоиться во что бы то ни стало.
Это не бред. Я прекрасно знаю, что передо мной человек из плоти и крови. Тем не менее все происходит так, будто я в действительности имею дело с вымышленным персонажем. Им можно как угодно распоряжаться, и, словно в минуту высшего озарения, я вижу, какую выгоду можно из этого извлечь.
Прежде всего надо с этой марионеткой как следует разобраться. Я должен убедиться, все ли его связи с внешним миром обрублены. Для начала спрашиваю, есть ли у него документы. Было бы естественно иметь их при себе.
Он опускает голову, не отвечая. Я настаиваю, меня это безумно интересует.
- В конце концов, вы должны были проверить! Есть у вас с собой документы?
Тогда он медленно стыдливо произносит:
- Нет, мосье. Разумеется, я посмотрел в карманах, когда почувствовал...
- И что?
- Они были пусты.
- Пусты! И бумажника не было?
- Нет. Ничего. Поэтому, кстати, я и подумал, что на пароходе на меня напали. Возможно, хотели обокрасть. Это разумное объяснение, не правда ли?
- Очень разумное. И я предполагаю, что у вас в довершение всего нет денег?
- Ни гроша,- признается он удрученно.- Ну как же мне выйти из положения?..
Все это чудесно. Ужасно и чудесно. Я начинаю ходить вокруг его кресла так же, как кружу, преследуя кого-нибудь из своих персонажей. Но обычно в кресле никого нет.
Внезапно мне приходит в голову мысль о багаже. Если он плыл на пароходе в качестве пассажира, у него скорее всего был хоть один чемодан.
Я делюсь с ним своими соображениями.
- Насчет этого так же, как и насчет остального. Я не знаю, был ли у меня чемодан! - говорит он мне с отчаянием в голосе.- Все, что я могу сказать,- это то, что, придя в сознание... в общем... когда я снова осознал реальность, вернулся в реальную жизнь, я был среди пассажиров у выхода из морского вокзала. И в этот момент,- тут уж я твердо уверен - у меня не было никакого багажа. Но, заметьте, это ничего не значит. Я вполне мог иметь чемодан и оставить его на пароходе.
- Совершенно верно. Но я думаю о том, что вы сейчас сказали. Когда вы сошли на берег, вы были не в себе?
- Я знаю лишь одно, мосье, я стал снова воспринимать внешний мир, находясь среди пассажиров, на морском вокзале. Вдруг я стал видеть, слышать.
- А до этого момента?
- До этого - ночь, мосье, непроглядный мрак, смерть, если хотите.
Мне хочется броситься к столу, схватить ручку, склониться над бумагой.
- И вы покинули морской вокзал и бродили в тумане?
- Именно так, мосье.
- Невероятно! Абсолютно невероятно!
Эти слова вырвались у меня на сей раз помимо воли. И в голосе моем прозвучало нечто вроде радости, я в этом уверен, Глупо и неосторожно! Вот уже незнакомец смотрит на меня чудным взглядом.
- Что случилось, мосье? У вас взволнованный вид. Надеюсь, мои несчастья тут ни при чем?
Моментально беру себя в руки, быстро подхожу к столику и, выпив глоток виски, бросаю равнодушным тоном:
- Нет, просто я кое-что вспомнил, так... одно совпадение...
И снова набрасываюсь на него с вопросами о его прошлом, об этом прошлом, которого определённо не существует. Он даже не знает, как его зовут. Ни документов, ничего. Невероятная удача! Я едва сдерживаю смех.
А этот несчастный вдруг начинает скандалить. Кажется, сейчас он на грани истерики. В уголках его губ пузырится пена, и на это не слишком приятно смотреть.
